Путин. Кадровая политика. Не стреляйте в пианиста: он предлагает вам лучшее из возможного - Владимир Кузнечевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Два этих примера приведены, чтобы показать, что, сколь бы ни была сложна для исполнения политическая партитура, если у народа есть обладающий политическим видением и политической волей общепризнанный национальный лидер, нация в состоянии преодолеть даже самый глубокий внутренний кризис.
Президент Путин пришел на высший государственный пост в стране в период, когда Россия едва не полностью в ходе пятилетней горбачевской перестройки и десятилетней ельцинской либерально-демократической революции утратила свою субъектную государственность. Соответственно утеряла наша страна и кадры, которыми располагала в догорбачевское время. Но утеря эта была неравномерная.
Во внешней политике России и после либеральной революции сохранились кадры, которые, вопреки кратковременному периоду политики так называемого «нового мышления» Э. Шеварднадзе и А. Козырева, удерживали в своей деятельности линию защиты государственных национальных интересов российского государства на внешней арене. Старые российские традиции оказались сильнее сиюминутной конъюнктуры. Сохранилась эта идеологическая составляющая, сохранились и кадры в МИДе. Поэтому Путину было на кого опираться в своей внешнеполитической деятельности. Оказалось к тому же, что и сам Путин ощущает себя сторонником традиционной российской государственной линии защиты национальных интересов России, что естественным образом проявилось в его Мюнхенской (2007 г.) речи.
А вот с кадрами во внутренней политике все оказалось много сложнее.
Либерально-демократическая революция 1990-х годов полностью смела все прежние кадры именно вследствие того, что кардинально изменился сам характер социально-экономической и политической системы страны. Канула в Лету не только национальная идеология прежнего Советского Союза (ориентиры, критерии, цели), но и сами методы управления обществом во всех сферах жизнедеятельности. Наверх поднялись кадры, которые сами до сих пор не знают, к чему они стремятся и чего хотят и от страны, и от себя. Чтобы управлять этими кадрами, нужно было сначала понять их внутренние движущие стимулы. А это оказалось делом очень сложным. У меня складывается впечатление, что Путин до сих пор до конца в этой новой для него материи еще не разобрался.
Характерным в этом плане является пример работы созванного в октябре 2015 года форума «Россия зовет», в работе которого принял участие и глава государства. В. Путин, как всегда, запоздал к моменту начала работы форума, и участники стали свидетелями очень интересной ситуации.
Форум был созван с целью активизации привлечения инвестиций в российскую экономику в условиях сохраняющихся западных санкций, введенных США, ЕС и другими субъектами в 2014 году. На этом форуме экономический блок российского правительства в лице министра экономического развития А. Улюкаева призвал крупнейших российских бизнесменов увеличить свой инвестиционный вклад в российскую экономику.
В ответ на этот призыв президент Объединенной компании «Русал», крупнейшего в мире производителя глинозема и алюминия, Олег Дерипаска меланхолично заметил, что власти зря надеются на чужие деньги, а потом уточнил свой упрек в адрес правительства: «Нам (российской экономике) не инвестиции нужны, а определенность в экономической политике: куда мы движемся? Сейчас никаких целей не просматривается. Ну ничего: кого-то 40 лет водили по пустыне, может, мы тоже когда-нибудь к чему-нибудь придем.» И далее довольно резко упрекнул правительство в ростовщических настроениях по отношению к крупным игрокам отечественного бизнеса.
А дальше последовал диалог между министром финансов А. Силуановым, который предложил существенно урезать государственную поддержку нефтяного бизнеса, самого, как он язвительно выразился, «обездоленного» из всех, и президентом «Роснефти» И. Сечиным, который, как, впрочем, и ожидалось, по отношению к Силуанову встал в довольно резкую фронду. Но Сечина поддержал, в свою очередь, А. Улюкаев, вступив в полемику со своим коллегой Антоном Силуановым.
За пределами этой дискуссии осталось самое главное – упрек Дерипаски к правительству об отсутствии целеполагания в деятельности экономического блока.
Лишь после этого в зале появился глава государства. Московская пресса не преминула это отметить в присущем ей стиле: «Владимир Путин этой дискуссии своих министров, к сожалению, не застал и был искренне уверен, что они презентовали участникам форума общую позицию. по основным параметрам российской экономики.
– Смысл моего здесь присутствия в том, чтобы сказать: я их поддерживаю, и мы будем проводить вот ту самую политику, про которую они вам сейчас рассказали, – довольно опрометчиво пообещал президент»[155].
Пожалуй, эта ситуация являет собой тот редкий пример, когда российская общественность может по достоинству оценить, со сколь сложной политической партитурой вынужден вот уже 15 лет работать В. Путин, приводя к единой линии все многоголосие взглядов на стратегию и тактику экономического развития России.
Но у этого разноголосия есть, впрочем, и еще одна ипостась: в описываемом диалоге не нашла отражения настоящая оппозиция путинской системе власти. А она есть. Очень немногочисленная, и в силу этого более радикальная (Г. Явлинский, Ю. Болдырев, другие представители так называемого «креативного класса»), про политическую позицию которых московский политолог Олег Солодухин, иронизируя, как-то произнес: что касается креативного класса, то его позицию можно вполне определенно свести всего «к трем основным пунктам: в России все плохо, надо все сделать как на Западе и. отдайте нам власть»[156].
Но есть и другая оппозиция, не такая крикливая, но гораздо более глубокая, опирающаяся на поддержку Запада. Как заметил осенью 2015 года известный российский политик Игорь Юргенс[157], в ее среде существуют и активно прорабатываются варианты восстановления отношений с Западом: «Надо возвращаться к тому, что называлось «партнерство ради модернизации» в ходе президентства Медведева. Память эта свежа, документы все написаны, люди, которые это осуществляли, все при должностях в экономическом блоке.
Хочется надеяться, что мы именно этим путем и пойдем. Более того, хочу сказать, что при Медведеве была сформулирована идея о новом договоре по безопасности в Европе». На вопрос журналистов, насколько такая картина может стать реальностью, И. Юргенс приоткрыл завесу: «Над ней работают серьезные люди. Это не просто я вам сказал, воздух сотряс. Постоянную работу ведет группа известных специалистов в количестве 17–18 человек, не занимающих официальные посты в своих структурах, но имеющих большой опыт и вес. Краем глаза я видел некоторые документы, могу сказать, что они идут именно в этом направлении.»
На вопрос журналиста, ведется ли такая работа по заказу лидеров ведущих стран, И. Юргенс ответил: «С их участием. Извините, персоналий не назову»[158].
Словом, из приведенной в тексте настоящей книги информации у читателя должно сложиться более или менее адекватное представление о том, в насколько непростой обстановке Владимир Путин вынужден в ежедневном режиме выстраивать то, что у нас и за рубежом называют «путинским режимом», включая в этот контент и кадровую политику главы российского государства. Политическая партитура, которую он ведет, сверхсложная. Но он и сам непрост. Стоит, с этой точки зрения, привести мнение о нем человека, который вот уже в течение 15 лет с расстояния всего 10–12 метров наблюдает за ним ежедневно, но так и не смог определить своего отношения к этому человеку. Один из лучших российских журналистов, член т. н. «кремлевского пула», корреспондент газеты «Коммерсантъ» Андрей Колесников, написавший три книги о Путине, замечает, что он наблюдал Путина в 2000 году, когда тот шел на свои первые президентские выборы, видел его во время трагедии с подлодкой «Курск», на еврейском празднике Ханука и татарском Сабантуе. И всякий раз это был другой человек. «Я мог заподозрить, – пишет А. Колесников, – что вижу двойников – настолько все эти люди отличались друг от друга. Понял ли я хоть что-нибудь с тех пор про Владимира Путина? Вооружен ли я каким-нибудь тайным, сокровенным знанием, которого нет больше ни у кого?
Что-то, безусловно, прояснилось. Но еще больше – запуталось. Мне кажется, что наблюдая практически в ежедневном режиме за Владимиром Путиным, я пустился в странную погоню за этим человеком. Догнать в этой ситуации означает – понять. И время от времени у меня появляется ощущение, что все – дело сделано! Накрыл! И тогда мне самому сразу становится скучно. Или наступает разочарование. Но потом выясняется, что я, кажется, в который раз промахнулся. А он, значит, ушел от погони. И погоня продолжается.
За это время изменился не только Владимир Путин. Менялся и я тоже, и мое отношение к нему… Предупреждаю: вы, как и я, будете иметь дело с непростым игроком. Будьте бдительны. Не верьте всему, что вам говорят о нем. Очень много подводных камней. Иногда Путин сам бьется о них. Это чувствуется. Он не любит прямых столкновений, но иногда идет на них.»[159].