Ищите кота (сборник) - Наталья Нестерова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кажется, вам смешно? — обиделась я.
— Это смех сквозь слезы, — заверила Настя. — Где Андрей был-то?
— По его версии, — вредно вставила Катя.
— У друга Димки. Заехал на минутку передать какую-то деталь к радиоприемнику. Они выпили по рюмке, потом жена Димки накрыла ужин, и покатилось.
— Телефон у Димки, конечно, не работал, — заметила Элька.
— Работал, — возразила я. — Но ведь Андрею все время казалось, что он сейчас уйдет.
— Ага, — сказала Ира, — еще по одной, и разбежались. До боли знакомая ситуация.
— Толик однажды пропал на двое суток, — заговорила Катя (Толиком звали ее тогдашнего мужа, журналиста). — Он поехал провожать коллегу на вокзал и за каким-то чертом сел в поезд. Звонит — через два дня! — и сообщает, что находится в Смоленске, тут такой материал! Сенсация, бомба! Я не могла одна мучиться, подключила его маму и сестер. Нас уже по голосу узнавали во всех московских моргах и больницах. Ой, вспомнила! Толик рассказывал, на соседнем крейсере был аналогичный случай. В другой редакции, в журнале «Советская милиция», там все журналисты со званиями, как обычные милиционеры, то есть считается, что несут службу и их могут поднять по тревоге. Умер Брежнев — тревога, всем быть на рабочих местах, главный редактор должен отчитаться о боевой готовности коллектива. А одного корреспондента нет. Звонят ему домой, жена говорит: он ведь в командировке. Ни в какую командировку его не отправляли, закатился к любовнице. Во время утех, понятное дело, телевизор не включали, а когда утомились и включили — там мертвый Брежнев. Корреспондент пулей помчался в редакцию. Главный редактор молнии и громы мечет: «Ты где был?» А парень в струнку вытянулся и рапортует: «Скорбел!»
Мы отсмеялись, и Настя призналась:
— Олег тоже как-то «скорбел» почти сутки.
— С любовницей? — ахнула Катя.
— С пиломатериалами. Что тебя постоянно на адюльтерные версии тянет? Мы хотели заняться торговлей лесом. Олег трое суток гнал груженый «КамАЗ» из Коми. Приехал на склад и, пока разгружали, отошел в сторонку, присел на доски и отключился.
— Это простительная «скорбь», — вступилась я за Олега. — Он же не квасил с дружками, а непосильно работал.
Я чувствовала, что тугая пружина обиды на мужа отпускает. Андрея не оправдывает то, что не одинок в своем мерзком поведении. Но все-таки типичный мерзавец — это легче, чем уникальный.
— Как же! — хмыкнула Настя. — Прежде чем богатырски уснуть, он принял на грудь с хозяином склада и компаньоном Лешкой. Потом Лешка решил, что Олег, не прощаясь, отбыл домой, и склад закрыл.
— А телефона там не было? — спросила Элька.
— Спящему телефон без надобности, — ответила я за Настю. — Бедный Олег, как ему жестко было, наверное, на досках.
— Это я бедная! — не согласилась Настя. — Я звонила по долам и весям в ГАИ, спрашивала, не перевернулся ли «КамАЗ» с лесом на их участке. Мы взяли большую сумму в долг у полубандитов, если бы лес пропал, я бы в жизни не расплатилась, и как меня заставили бы платить, страшно было подумать.
— Меркантильная, — осуждающе покачала я головой, — ты печалилась о деньгах, а не о муже. Олег у тебя золотой парень.
— Пробы ставить негде, — хмыкнула Настя. — За полночь я догадалась позвонить Лешке и выяснила, что Олег в Москву прибыл. И тут, к твоему сведению, Алена, я перестала терзаться долгами и деньгами, а просто по-бабски сходила с ума.
— А телефон там был? — снова спросила Элька.
— Был, — ответила Настя. — И Олег, когда очнулся, по надобности ему захотелось, кругом темнотища, как здесь очутился, не помнит, чиркая зажигалкой, добрел до подсобки. И кому он первому позвонил? Не мне! А Лешке, спросить, где туалет.
— И те полчаса, которые Олег справлял нужду, прежде чем успокоить тебя, позвонить, ты ему простить не можешь, — сказала я.
Я питаю слабость к Олегу, мягкому, спокойному, покладистому. Если бы взять частичку Олежкиной благодушности, способности долго раскачиваться и перенести в моего мужа, который легко вспыхивает и заводится с пол-оборота, я жила бы с идеальным мужчиной.
— Мне он не позвонил! — заявила Настя и выдержала многозначительную паузу.
Обвела нас по очереди строгим взглядом, как следователь, который предупреждает свидетелей о даче ложных показаний.
— Олег снова завалился спать! — продолжила Настя. — А позвонил мне Лешка и спрашивает: «Олег тебя предупредил?» Я блею: «О чем?» Лешку зевота раздирает, и говорит он невнятно, сумбурно. Сказал бы просто: «Олег заперт на складе, не волнуйся». А Лешка бормочет, что Олег недавно выходил на связь, туалет искал, а освещение отключено. Какой туалет? Какое освещение? Дурдом, «муж профессор» в худшем варианте. Когда мы с Лешкой приехали на склад, включили свет и нашли Олега, он преспокойненько спал на досках, свернувшись калачиком. Час назад я молилась: только бы жив! А теперь мне хотелось дернуть за верхнюю доску, чтобы весь штабель его накрыл. У Олега, видите ли, кончился газ в зажигалке, дорогу в подсобку он не нашел и спокойно завалился дрыхнуть дальше.
— И все-таки у него есть смягчающие оправдания, — стояла я на своем.
— У них всегда есть оправдания, и всегда смягчающие, — сказала Катя. — А нам седые волосы закрашивать.
— Девочки, — заговорила Эля, — я читала, что в будущем появятся портативные беспроводные радиотелефоны, которые можно носить с собой и каждую минуту в любом месте легко выходить на связь.
— Фантастика, — скептически отреагировала Катя. — Видела я радиотелефоны, они есть у военных. У меня был один полковник. Здоровые штуки, я про телефон, а не про то, что вы подумали. Этот аппаратик в дамскую сумочку не положишь и в карман мужских брюк не засунешь. Никто не согласится их таскать.
— А стоить будут как крыло самолета, — поддакнула Настя. — Чтобы не вгонять жену в панику, радиотелефон не требуется, хватает городских и домашних, Москва давно телефонизирована. Дело не в телефоне, а в принципе.
С последним замечанием мы единодушно согласились.
Уже покончили с компотом, официантка убрала со стола, но расходиться не хотелось. В наших учреждениях к опозданию с обеда относились гораздо лояльнее, чем к опозданию к началу рабочего дня. Мы заказали кофе.
— Мне не повезло больше вас всех, — настала Ирина очередь поведать свою печаль. — У меня есть черный день в году — семнадцатое октября. Если семнадцатое попадает на субботу, то черной становится пятница, если на воскресенье, то понедельник, а то и вовсе нет системы, однажды это случилось двадцать четвертого октября в среду.
Мы переглянулись: эта дата ничего нам не говорила.