Борьба за жизнь - Луи Буссенар

Не говоря ни слова, надзиратель спрятал револьвер, решив в подробностях рассказать о происшествии управителю. Теперь ему многое, не поддававшееся объяснению, стало понятно.

Тем же вечером 881-го и 883-го перевели в другой отряд. Они забрали вещи и гамаки и переехали. Им даже выпало некоторое послабление — вместо копания канав их поставили на расчистку кустарника, заполонившего площадку, где прокладывали траншеи.

К несчастью, за этим мизерным облегчением последовала ужасная катастрофа.

Расчистка девственного леса начинается с пилки и валки деревьев-гигантов, которые составляют основу сельвы[118]. Но вот они повалены, увезены, сучья сожжены. Обнажившуюся площадку немедленно занимает новая поросль. Происходит это с немыслимой быстротой. Новая растительность совершенно не похожа на предшествовавшую, произрастают в основном гигантские травянистые растения типа бамбука. Они поднимаются очень быстро и через несколько недель не оставляют ни одного голого клочка земли. Там обитают чувствующие себя в безопасности полчища скорпионов[119], стоножек, больших и малых муравьев. Задача в том, чтобы освободить землю от растений-паразитов, размягчить и облагородить ее. Используются специальные инструменты, нечто среднее между косой и серпом — длинное изогнутое стальное лезвие с двумя рукоятками. Управляться с этой штуковиной довольно просто, однако работа требует осторожности из-за обитающих в чащобе гадов. Их прикосновение не только опасно, но зачастую смертельно. Надзиратели не устают напоминать об этом.

Опытный Майпури советовал Полю, как лучше взяться за дело, и подавал пример. Однако мало-помалу привычка взяла верх, и 883-й, которому мешали башмаки, снял их и закатал брюки. Когда Поль, в свою очередь, напомнил об опасности, тот пожал плечами.

— Оставь, не страшно, я уже превратился и в негра, и в индейца.

Это значило, что он уже адаптировался к дикой жизни наподобие черных и краснокожих.

Так продолжалось три недели. В один прекрасный день Майпури, работавший босиком, почувствовал острую боль в лодыжке. Одним прыжком он выскочил из зарослей и издал крик, заставивший Поля прибежать сломя голову. Вокруг щиколотки гиганта обвилась маленькая змейка не толще пишущей ручки. Она была ярко-красного цвета с золотыми и черными кольцами. Извиваясь, змея впилась в кожу человека. Несмотря на испытанную храбрость и пренебрежение к той жизни, которую он обречен был тянуть здесь до конца своих дней, Майпури побледнел. Его лоб покрылся холодным потом.

— Я погиб, — пробормотал он, устремив на Поля взгляд, полный любви и сожаления. — Мой бедный малыш, кто тебя защитит?

— Но ведь есть лекарства… Ты не можешь просто так умереть!

— Через четверть часа меня не станет. Укус этой змеи смертелен, малыш. Это коралловая змея!

ГЛАВА 24

ПРЕДАННОСТЬ

— Лекарство! Лекарство! — Поль кричал таким голосом, что сбежались и каторжники и надзиратели.

— Говорю же, его не существует! — стучал от страха зубами Майпури.

— А я найду!

Поль бросился к надзирателю:

— Шеф, у вас есть нож?

— Да.

— Дайте! Быстрее, умоляю…

Надзиратель протянул небольшой складной ножик. Поль раскрыл его и вернулся к другу.

Змея, завершив свое черное дело, ослабила хватку, разжала челюсти и с быстротой молнии скользнула в траву. На месте укуса были видны две капельки крови. Поль вытер их рукавом и твердой рукой сделал на коже крестообразный разрез. Затем наклонился к ране, из которой сочилась кровь и какая-то желтоватая жидкость. Майпури понял героическое намерение друга.

— О нет, только не это! — вскричал он, отодвигая ногу, которая распухала на глазах. — Ты рискуешь жизнью, а такая старая калоша, как я, этого не стоит.

— Шеф, — Поль обеими руками схватил укушенную ногу, — прикажите ему стоять спокойно.

— Ты славный малый. — Надзиратель по имени Жаннé тоже был взволнован. Энергичный и добрый, он своей справедливостью и ровным характером снискал уважение каторжников. — Но должен предупредить, что у тебя девяносто процентов из ста умереть, не принеся никакой пользы товарищу.

— Все же попробую. Жозеф, лежи спокойно и слушайся. И так уже потеряли много времени.

Не медля ни секунды, Поль приложил губы к ране, втянул в себя кровь с ядом, выплюнул смертельную смесь и снова продолжил свою опасную работу.

Пока Поль занимался раной, надзиратель разорвал на полоски полотняную рубашку и перевязал ногу пострадавшего под коленом, чтобы остановить распространение яда. Затем снял свою форменную куртку и, свернув вчетверо, положил под голову распростертого на земле гиганта. Поль между тем продолжал высасывать яд. В заскорузлых душах окружавших каторжников возникло смутное чувство восхищения и жалости.

Кровь постепенно становилась жиже и краснее.

Надзиратель отвинтил пробку фляжки и протянул ее Полю:

— На, прополощи рот.

Поль сердечно поблагодарил и повиновался.

Майпури стал терять сознание. Поль попытался привести его в чувство, влив ему в рот чуть ли не полфляги. Но часть ужасного яда успела проникнуть в кровь, и пострадавшему на глазах становилось хуже.

С момента укуса прошло уже четверть часа, хотя Поль со своим спасительным маневром не потерял и двух минут. Было очевидно, что продолжать нет смысла, оставалось надеяться лишь на крепость организма и помощь врачей.

Быстро соорудили носилки, положили на них Майпури, и печальный кортеж[120] тронулся в путь, в госпиталь.

Поль очень хотел остаться у изголовья больного, и доктор Шарле, наслышанный о его преданности старому каторжнику, добился разрешения.

После осмотра прогноз врача был удручающим.

— Его не вытащить, — тихо сказал Шарле сестре-монашке. — Все же попытаюсь. Если бы ты не применил этот опасный способ, дитя мое, — доктор восхищенно взглянул на Поля, — он бы умер по дороге.

— Вы спасете его, не правда ли, месье Шарле? — Голос Поля был нетверд. — Как он был добр ко мне и как помог, когда мне было плохо!

— Ты щедро расплатился, друг мой. Если он выживет, то только благодаря тебе.

Чтобы вывести больного из беспамятства, доктор ввел тонизирующее средство. Слабый, как ребенок, гигант едва дышал и чуть ощутимо сжимал руку Поля, не выпуская ее из своей. Лиловая вздувшаяся нога грозила лопнуть. Больной не чувствовал боли, но с каждым мгновением жизнь покидала его.

Появился местный священник и спросил, не хочет ли умирающий исповедаться.

— Спасибо, господин аббат, да… от всего сердца… Вы всегда были так добры… Проводите меня в дальний путь… мне будет легче…