Гномы к нам на помощь не придут - Сара Шило

— На меня, — говорит, — в конторе давят.

— Не волнуйся, — отвечаю. — Просто у папы сейчас много работы. Как только он освободится, сразу заплатит. Примерно через месяц. Ну, самое большее — через два.

Я не боюсь, что за это время мою квартиру продадут кому-нибудь другому. Яфит сказала, что ее продадут в самую последнюю очередь. Это ведь квартира-образец.

Постояв в дверях комнаты, где лежит Яфит, я вхожу, она встает, чмокает меня в щеку, и мы идем на кухню. Она поит меня кофе и расспрашивает, как у меня дела на работе.

Я всегда ей что-нибудь привожу — цветы, например, или какие-нибудь красивые фрукты, — и она всегда этому радуется. Вываливает старые фрукты из тарелки на столе и кладет вместо них мои, а цветы ставит в вазу.

Перед тем как мы с ней уходим, я иду в ванную комнату и смотрю на себя в зеркало — проверяю, какое у меня выражение лица. По правде говоря, пока что мне хвастаться нечем. Не то выражение, не то. Не соответствует оно пока еще моей клятве.

Когда мы выходим из квартиры, Яфит позволяет мне ее запереть, и, когда она дает мне ключ, я испытываю просто какое-то неземное блаженство. Как-то раз, во время своих прогулок по городу, я купил красивый брелок. Очень долго его искал, пока нашел. Вообще-то он пластмассовый, но такое впечатление, что сделан из стекла. А внутри у него — маленький букетик сухих цветов.

Я знаю, что должен вернуть Яфит ключ, но с каждым разом сделать это мне становится все труднее и труднее. Я стою и чувствую, что не в силах его отдать. Как будто этот ключ с брелком — мой ребенок, которого я едва-едва успел подержать за руку, и вот теперь должен оставить на целый месяц одного.

— Ну давай уже, Коби, скорее! — сказала мне Яфит в прошлый раз. — Я тороплюсь. Мне сюда в четыре часа снова надо будет возвращаться.

Но когда она увидела, как мне тяжело, то решила меня немножко подбодрить.

— Слушай, — говорит, — Коби, а может, ты поговоришь с соседями, чтобы они в подъезде не мусорили, а? Давай ты вместо меня на заседание домкома сходишь? А то после того, что случилось в субботу, у меня больше нет никакого желания видеть этого Марковича с третьего этажа.

Я пообещал ей поговорить с соседями, отдал ключ, и она ушла, но после ее ухода я еще минут пятнадцать стоял, как истукан, и не мог сдвинуться с места. Мне страшно хотелось ее спросить, что такое домком, что это за заседания такие они там устраивают и о чем именно они на этих заседаниях говорят. Это же ведь не завод, а простой дом, правда? Так зачем же в обыкновенном доме заседания проводить? Но я ее так ни о чем и не спросил. Потому что в Ришон-ле-Ционе я вообще никому никаких вопросов никогда не задаю. Только смотрю, слушаю и на ус мотаю. А то еще догадаются по моим вопросам, что я нездешний. Если же буду молчать, не догадаются. Потому что я одеваюсь, как они. Как будто я местный.

Кроме того, мне даже и спрашивать-то особенно не надо, потому что из разговоров с Яфит я и так узнаю все, что мне нужно. Научился у нее даже покупателям квартиру показывать.

Яфит часто ходит развлекаться по вечерам, возвращается поздно и иногда приходит невыспавшаяся. В таких случаях я говорю ей, чтобы она пошла в спальню и немного полежала, а сам в это время дежурю вместо нее. И вот однажды она пошла полежать, и тут вдруг приходит пожилая пара. Я постучал Яфит в дверь — мол, давай уже, приводи себя в порядок и выходи, — а сам тем временем стал ходить с ними по квартире. И вот когда Яфит из комнаты вышла, она просто глазам своим не поверила. Какой вопрос они мне ни задавали, у меня на все был ответ.

В общем, практически все, что умеет делать она, я тоже теперь умею. Даже знаю, что надо делать, когда муж и жена начинают спорить.

— Если один из супругов, — сказала мне как-то Яфит, — квартиру купить хочет, а второй — нет, я им в жизни ничего такого не скажу, чтобы они еще больше во мнениях разошлись. Наоборот, возьму иголку с ниткой и начну образовавшуюся между ними дырку штопать. В смысле, постараюсь помочь им к согласию прийти. Ты видел когда-нибудь, как в носке дырку штопают? Втыкают иголку с одной стороны дырки и протягивают нитку до противоположного края. И так зашивают дырку вдоль и поперек, пока она не исчезает. Для этого надо очень много терпения. Причем втыкать иголку нужно только там, где ткань еще крепкая. Иначе штопка быстро порвется.

— Точно! — говорю. — У меня мама именно так и штопает.

— «У меня мама именно так и штопает», — передразнила меня Яфит. — Сосунок ты еще, Коби, младенец совсем. Еще скажи, что ты со своей мамочкой каждый вечер дома сидишь.

Я обиделся, но проглотил обиду и смолчал.

Когда клиенты уходят, ничего не купив, Яфит тоже обижается, но тоже проглатывает обиду молча. Делает вид, что ей все равно. И только через какое-то время говорит:

— Ну и пусть уходят, и не надо. Я перевидала здесь уже столько людей, что сразу знаю, кто из клиентов — серьезный, а кто пришел просто так, чтобы мне мозги поканифолить. Я их уже насквозь вижу. Все им тут, видите ли, не так. И что? Я с ними спорить не собираюсь. Не нравится, пусть сделают ремонт. По сравнению со стоимостью самой квартиры, он обойдется им в сущие копейки.

Особенно мне понравилось, когда Яфит сказала:

— Одному тебе мне эту квартиру показывать не пришлось. Пришел и говоришь: «Покупаю!» Как это может быть? Не понимаю. Ты же ведь до этого даже не был ни в одной комнате. Как же ты мог в эту квартиру так втюриться? Ты что, через стены видишь, что ли? Или, может быть, тебе так сильно дверь понравилась? Или окна?

Когда я поехал с Морди в Ришон-ле-Цион во второй раз и сказал ему, что хочу снова сходить в квартиру-образец, он подумал, что это из-за девушки, которая там сидит. Когда мы высадили людей, я, как бы невзначай, ему говорю:

— Слушай, а ты не мог бы отвезти меня в район новых домов?

Я думал, что он не придаст этому никакого значения, но он вдруг взял да и раскипятился. Остановил машину и давай мне нотации читать.

— Если, — говорит, — это все из-за той девушки, — как ее там зовут? Яфит, что ли? — так вот если это из-за Яфит, я тебя туда не повезу, понял? Ты мне друг, и я не позволю тебе мои ошибки повторять. Пойми, я ведь тогда еще совсем ребенком был и думал, что это только игра. Ну, Фанни там и все такое, понимашь? Я же не знал, что с жизнью своей играю. Ну а теперь уже поздно руками махать. Натворил делов — расплачивайся. Вот я и расплачиваюсь. И буду расплачиваться по гроб жизни. Нет, я, конечно, ничего плохого про Фанни сказать не могу: она женщина хорошая. Только вот жизнь моя, Коби… Как бы это тебе получше сказать? Безмозглая она какая-то, понимаешь? Видишь вон тот магазин? — Он дал задний ход, проехал несколько метров и остановился напротив магазина, на который показал. — Теперь представь себе. Входит туда пятнадцатилетний парнишка. И у него с собой деньги. Первый раз в жизни он пришел в магазин с деньгами. Ну вот. Входит он в этот магазин и берет с полки первое, что попадается ему на глаза. А оно вдруг раз — и выскальзывает у него из рук. И разбивается. Он еще даже и по магазину-то толком походить не успел, по сторонам не огляделся. А оно уже разбилось. Ну? И что же ему остается делать? Только одно. Заплатить и уйти. И взять с собой то, что разбил. Чего ты так на меня смотришь? Думаешь, если Морди все время шутит, значит, ему хорошо? Нет, браток, не значит. У Морди, чтобы ты знал, душа болит не переставая. И больше всего на свете ему хочется снова зайти в тот магазин.

Я сидел и не знал, что сказать. В самом деле. Скажу, что дело не в Яфит, — придется рассказать ему про квартиру. Но ведь про квартиру я ему рассказать не могу, правда? Про нее знает только Джамиль. Но Морди мое молчание не смутило. Наоборот. Когда ты молчишь, ему еще больше говорить хочется.

— Ты ведь уже не ребенок, Коби, — сказал он наставительно. — Поздно тебе уже в игры играть. Тебе пора за ум браться и жену себе подыскивать. Только не такую, а заграничного производства. Как у Элико. Посмотри вон, как он теперь живет. А ведь за него любая бы пошла. Стоило бы ему у нас в поселке только свистнуть — сразу бы целая толпа набежала. Но он легких путей искать не хотел. Решил, как говорится, горячку не пороть. Сначала в армии отслужил. Потом годик в Тель-Авиве покрутился. А как понял, что ему в Тель-Авиве ничего не светит и что он там себе стоящую бабу не найдет, взял да и в Норвегию рванул. А в Норвегии, брат, там тебе не то что тут. Там тебя, когда ты с самолета сойдешь, никто спрашивать не будет, откуда ты родом, кто твой папа и не марокканец ли ты часом. Нет, Коби, в Норвегии языками зря не треплют. Там на человека смотрят, а не на его происхождение. На тело его, на силу, на красоту. А красота, брат, она и в Африке красота: любая девчонка в мире ее оценит. Короче. Выучился Элико по-ихнему и стал рыбой торговать. И всего за полгода кучу денег заработал. Ну а потом поискал-поискал — и нашел в точности, что хотел. Красивую и богатую. Но заметь: не шибко красивую и не шибко богатую. Чтоб не очень-то нос задирала.