Двадцатая рапсодия Листа - Даниэль Клугер

Как ни упрашивали нас Яков и Пиама, а от чая пришлось отказаться. Владимир категорически заявил, что времени на это у нас нет – во-первых, осталось еще одно неотложное дело в Лаишеве (об этом срочном деле я услышал впервые), а во-вторых, надо как можно быстрее возвращаться в Кокушкино. Мне пришлось согласиться с ним, хотя я полагал горячий чай отнюдь не лишним.

– Пиама Петровна, а есть ли в Лаишеве аптека? – уже на выходе спросил Владимир.

– Зачем вам аптека? – удивленно спросила москательщица. – Если что болит – вы скажите, у меня и травы есть, и корешки.

– Нет-нет, нам просто кое-что надо выяснить, – смеясь, ответил Владимир. – Так как же – есть?

– Почему не быть? – ответила Пиама. – Лаишев уездный город как-никак. И больница у нас есть, и богадельня. Аптека тут неподалеку. Немец Альтерман ее держит, Карл Христианович.

Действительно, аптека оказалась в двух шагах от Пиаминой лавки. Едва завернув за угол, мы увидели дверь и по обе стороны от нее – две витрины с большими стеклянными шарами, заполненными яркими цветными жидкостями – красной, синей и зеленой. По стеклу витрин шли надписи: слева от двери было написано по-русски «АПТЕКА», а справа – по-латыни «APOTHECA».

Карл Христианович Альтерман оказался дородным господином, самоуверенным и жизнерадостным, говорившим с жестковатым немецким акцентом. Он был в черном бархатном пиджаке, черной же атласной жилетке, белом гро-гро галстуке и серых панталонах; из жилетного кармана свисала золотая часовая цепочка. Хотя Лаишев и уездный город, и живут здесь люди разного достатка и достоинства, тем не менее было весьма необыкновенно встретить здесь фигуру такого европейского обличья, да еще в столь комильфотном костюме. Казалось, будто какая-то неведомая сила взяла и одночасьем перенесла в наши уездные пенаты стареющего франта из немецкого бурга. На все и всех, включая посетителей своего заведения, аптекарь смотрел со снисходительной жалостью и безусловным превосходством.

– Ну-с, господа, и чем же я могу вам служить? – спросил сей почтенный провизор, едва мы оказались внутри помещения с характерным камфарноанисовым запахом. – Зо. Не говорите, я и сам вижу! – Он ткнул в меня пальцем и сказал безапелляционным тоном: – Зо! У вас, любезнейший, натура апоплексическая, и нуждаетесь вы в препаратах, снижающих кровяное давление, а также в средстве от бессонницы. – Не дожидаясь моего ответа, аптекарь тут же повернулся к Владимиру. – А вы, молодой человек, не смейтесь, не смейтесь! У вас чересчур рано для вашего возраста расшатались нервы, и, кроме того, вы имеете склонность к запорам. Что же, господа, мои медикаменты – к вашим услугам. Смею заверить, они приготовлены не хуже, чем в Казани!

– Мы непременно воспользуемся вашими услугами, уважаемый господин Альтерман, – ответил Владимир, – но сейчас нам хотелось бы получить консультацию по иному поводу. Скажите, пожалуйста, часто ли к вам обращаются за сердечными каплями?

Провизор махнул рукой.

– Что вы, что вы! Сердечные болезни в нашем климате и среди наших горожан – редкость. Я своих сердечников наперечет знаю. Да их и всего-то – на одной руке пальцев хватит, чтобы пересчитать. – И Карл Христианович в самом деле немедленно начал перечислять, загибая короткие пальцы: – Викентий Саввич Сазонов, купец второй гильдии. Иван Славомирович Троеросов, станционный смотритель. Э-э…

– Стоп-стоп! – Владимир шутливо поднял руки. – Сдаюсь, господин Альтерман, сдаюсь! Лучше скажите – а вот, к примеру, кто-нибудь из приезжих… незнакомых вам… не обращался ли за такими препаратами? Примерно эдак месяца три назад?

Провизор замолчал и задумчиво посмотрел на моего спутника. Густые его брови сошлись на переносице.

– Зо. Обращался, – медленно произнес он. – Конечно, я помню его. Не так часто у нас появляются иноземцы. Моя скромная персона не в счет. Правду сказать, так и вовсе не появляются. А в чем дело? Что случилось? Надеюсь, лекарство помогло?

– Вспомните, пожалуйста, когда именно это произошло и как этот господин выглядел.

– А что тут вспоминать? Я всех покупателей вношу в журнал. Вот, извольте, – верный, хотя и бессловесный помощник! – Альтерман похлопал ладонью по большой толстой тетради с клеенчатой обложкой. – Вот тут и записываю. Значит, было это более двух месяцев назад. Нынче у нас январь, выходит, о ноябре речь… – Аптекарь, словно наугад, раскрыл свой журнал. – Вот вам и ноябрь. Вот число – двадцать первое. А вот и господин, вас интересующий. Зо… – Он ткнул пальцем против записи и прочитал: – Роберт Зайдлер. Этот поименованный господин Роберт Зайдлер купил у меня лауданум и, по моей настоятельной рекомендации, ландышевые капли.

Я в очередной раз отдал должное сметливости нашего студента. Как он и предсказывал, мы установили имя и фамилию второй жертвы. Правда, теперь следовало бы выяснить, кто он такой, этот Роберт Зайдлер, страдавший сердечной недостаточностью и нашедший смерть в замерзшей Ушне. И кем была та, за которой он бросился в ледяную воду темной осенней ночью?

– Мы с вами немного ошиблись, – шепнул мне Владимир. Глаза его блестели от восторга. – Этого господина следовало называть не «Рцы Слово», а «Рцы Земля».

Между тем аптекарь продолжил:

– Как он выглядел? Ну… обыкновенно выглядел. Хотя нет, не совсем обыкновенно. Одет был уж вовсе не по нашим местам. Бекеша тонкого сукна с рыбьим мехом, штиблеты – только по паркету скользить. Кроме того – очень он торопился. У нас тут, знаете ли, народ все больше степенный, торопег нету. – Я отметил, как немец Альтерман непринужденно и кстати вставил наше местное словцо «торопега». – Да и куда торопиться, скажите на милость? От кого бежать? К чему стремиться?

– Sprach er Russisch? [4] – спросил вдруг Владимир. Объясняясь по-немецки, он картавил сильнее обычного, и оттого речь его казалась говором прирожденного немца – в моем представлении во всяком случае.

– Nein, nein, wir haben Deutsch gesprochen! [5] – Аптекарь взмахнул пухлою рукою и рассмеялся. – И то сказать – удивительно было встретить тут, почти в шестидесяти верстах от Казани, человека, ни слова не понимающего по-русски. Ja, er konnte kein russisches Wort! Das waere ganz unmоeglich! [6] Совершенно невозможно! Говорят – язык до Киева доведет. Так ведь где Киев, а где мы! И без языка! Это надо сподобиться – чтобы безъязыкий на тысячи верст от границы в Россию углубился!

– А не говорил ли он вам, куда путь держит? – поинтересовался Владимир словно бы между прочим, рассеянным взглядом скользя по полкам с колбами и пузырьками.

Альтерман покачал головой.

– Нет, о том не говорил. Спросил гостиницу, я объяснил и даже написал записочку по-русски – что, мол, податель сего нуждается в нумере на одну ночь.

С тем мы и покинули славного аптекаря Карла Христиановича Альтермана.

Был у меня вопрос, который казался мне весьма важным, хотя я не вполне понимал, почему. С ним я и подступился к Владимиру, когда мы шли по лаишевской улице.

– Скажите, Володя, этот австриец… – начал я.

– Немец, – вдруг сказал Ульянов.

Я удивился.

– Позвольте, вы же сами и определили, что господин Рцы Земля, он же Роберт Зайдлер, подданный Австро-Венгрии.

– Это по происхождению он австриец, – улыбнулся Владимир. – А по немоте своей – немец. И по справедливости он – именно что Рцы Земля, а не Рцы Слово. На Руси когда-то всех иноземцев немцами звали – потому что «немыми» были, нашего языка не знали. Словяне, – он подчеркнул букву «о», – это те, которые словами владеют, а немцы – все остальные, поелику слова вымолвить не могут. Есть такая точка зрения среди лингвистов, не могу сказать, что я ее полностью принимаю…

– Ну хорошо, немец, австриец – я не о том хотел спросить. Как вы догадались, что сведения о нем надо искать здесь? То есть, на мысль об аптеке, я так понимаю, вас навела беседа с доктором Грибовым. Но вот почему вы его ищете в Лаишеве?

– А письмо вспомните, – ответил Владимир. – Письмо, с которым вы приходили ко мне, помните? Там упоминается Лаишев, только написание этого слова более чем странное. Ну, а когда мы установили имя жертвы – Луиза, – тут уж все стало понятно. Он ведь в том письме упоминал, что отыскал некую Луизу. Понятное дело, что речь шла об одной и той же особе.

– И как, по-вашему, чтo это вдруг Роберт Зайдлер, безъязыкий иностранец, в Лаишеве оказался? Какой птицей-тройкой его именно сюда занесло?

– А вот этот вопрос, Николай Афанасьевич, мне и самому покоя не дает, – почему-то понизив голос, ответил молодой Ульянов.

Глава девятая,

в которой я встречаюсь с главноуправляющим имениями графа Залесского и кое-что узнаю о семействе Вайсциммер

За разговорами с москательщицей Пиамой Петровной и славным аптекарем Карлом Христиановичем время подошло едва ли не к полудню. Мы же спервоначалу хотели возвращаться в Кокушкино с восходом солнца. Надо было спешить – паклинские лошади, конечно же, отдохнули, но и для сытых и резвых лошадей шестьдесят верст, пусть с остановками, – тяжелая работа, так что попасть домой мы теперь могли только в глубокие сумерки, если не совсем ночью. И при всем при этом пускаться в дорогу, не поев как следует, было бы верхом неблагоразумия.