У ворот Ленинграда. История солдата группы армий «Север». 1941—1945 - Вильгельм Люббеке

выполнять этот приказ, но мы ему подчинились. С течением времени война ожесточает сердца и принуждает вас к жестоким поступкам; представить себе в мирной жизни, что вы способны на это, было бы вообще невозможно.

В начале 1942 г. журналист эстонской газеты, выходившей в Ревеле (Таллине) на немецком языке, приехал на фронт брать интервью. Когда он спросил, можно ли ему сфотографировать меня, я охотно согласился. Неожиданно было увидеть мое фото на первой полосе «Ревелер цайтунг» от 2 апреля 1942 г., под которой была подпись: «Немецкий солдат; таким мы встретили его на фронте в окопах – молодым, ловким и верящим в победу». Непривычно было читать о себе в подобных героических тонах, но эти слова точно отражали наш боевой дух.

В начале марта по группе армий «Север» появился приказ о передислокации нашей дивизии. Подготовка продолжалась двое суток, и мы оставили наши окопы. Нам на смену прибыла полицейская дивизия СС, офицеры которой пошли добровольцами в дивизию СС; многие ее бойцы были из северных нордических стран – Швеции, Норвегии и Дании[30].

Многие из этих скандинавов были высокого роста, их головы торчали из-за снежных стен, протянувшихся перед окопами, что делало их легкой целью для советских снайперов. До того, как мы покинули Урицк, нам стало известно, что в первый же их день на фронте выбыло из строя больше десять человек. Получив столь жестокий урок, они стали больше уважать русских снайперов.

Ко времени нашего отъезда из Урицка вера в быструю победу испарилась. Всем стало понятно, что война в России будет долгой. Тем не менее я оставался абсолютно уверенным в окончательном разгроме Советского Союза.

За линией фронта

Урицк был фронтовым городом, который покинули большинство жителей. Но в городе еще оставались около ста человек гражданского населения, в основном женщины и дети. Эти люди не общались с нами, но внешне не проявляли к нам враждебности. Желая составить личное представление о русских людях, я решил навестить одну из местных семей.

Я зашел к ним в дом, меня провели в небольшую опрятную комнату, и мы попытались завязать разговор с хозяевами, чтобы хотя бы немного узнать друг о друге, общаясь с помощью жестов. В результате краткого знакомства мое представление о русских несколько изменилось. Это были обычные люди, но их подлинные чувства, отношение ко мне и присутствию немцев в их стране было скрыто под маской невозмутимости.

На ротной кухне, находившейся в тылу за две мили от линии фронта, работали двое военнопленных и одна русская девушка. Неудивительно, что между девушкой и подсобным рабочим на кухне, немцем, завязались близкие отношения. Военный устав запрещал общаться с женщинами оккупированной страны. В частности, из-за опасения, что они могут заниматься шпионажем.

Несмотря на то что это была настоящая романтическая связь, непосредственным свидетелем которой я был, немецкие солдаты в моем полку часто использовали тяжелейшее положение с нехваткой продовольствия среди русских, требуя от женщин в обмен на хлеб сексуального удовлетворения. Сунув буханку под мышку, солдаты отправлялись туда, где можно было встретить голодных русских женщин и девушек, готовых добровольно отдаться за еду.

Рассказывали об одном бессердечном солдате, который, получив требуемое, в ответ на просьбу женщины «заплатить» отрезал от буханки несколько кусков, оставив почти весь хлеб себе. Большинство немецких офицеров и солдат не одобряли такого поведения, но я не знал ни одного случая, когда за подобные поступки кому-нибудь поставили на вид или наказали.

Еще труднее было объяснить широко распространенное среди молодых мужчин отсутствие потребности к интимным отношениям с женщиной, что является ненормальным для этого возраста. Естественно, фабрика слухов тут же давала ответ: повара получили тайное указание подмешивать в еду особый химический реагент, который подавляет половое влечение. Возможно, для Верховного командования имело смысл решиться на такой радикальный шаг, принимая во внимание почти полное отсутствие женщин на фронте, но истинная причина нашего низкого либидо оставалась загадкой.

Вообще, наши части не испытывали нехватки продовольствия в России на протяжении всей войны, когда миновала кризисная ситуация первой военной зимы. Во время тяжелых боев или на марше наш интендант снабжал нас только консервами. Это могли быть тунец, сардины, селедка или ветчина, а также сухое печенье и хлеб, которые мы держали в особой сумке сбоку на ремне.

В условиях позиционной войны обозные части ночью подвозили продовольствие и почту вплоть до бункеров. Обычно они везли также в особых контейнерах горячий суп с ротной полевой кухни, в котором плавали куски говядины или свинины вместе с картошкой. Иногда на обед были сосиски.

Нам также полагался небольшой круглой формы хлеб из пшеничной и ржаной муки, выпеченный в дивизионной пекарне, и масло или иногда сыр, оставляемый на утро. Часто нам давали шоколад. Поскольку настоящий кофе был очень редким напитком, мы часто пили жидкий суррогат кофе из обжаренного зерна.

Солдаты не голодали, но наша пища была однообразной. В некоторых случаях нам давали дополнительные продукты, что делало нашу армейскую пищу более разнообразной. Зимой мы регулярно получали две небольшие бутылки шнапса, чтобы согреться. На Рождество и Пасху нас одаривали бутылкой коньяка, которой хватало на три-четыре дня. Раненые или заболевшие солдаты в тыловом госпитале ели на обед ростбиф или жареную свинину, цыплят и вареную колбасу.

Если мне с моими товарищами для пополнения нашего рациона иногда удавалось раздобыть картошку или мясо, у нас не было возможности их приготовить. В этом случае мы передавали все подобное продовольствие, доставшееся случайным образом, ротным поварам, чтобы они его нам сготовили.

Изредка нам удавалось достать те продукты, что не требовали приготовления. В подвале одного сгоревшего дотла дома однажды мы обнаружили бочонок маринованных томатов. Это было редкое угощение, которого нам хватило на несколько дней.

Поскольку война стала позиционной, вопросы санитарии приобретали все большее значение. Первостепенным делом стало возведение отхожих мест. Эти, как мы их называли, «громовые бревна» представляли собой несколько толстых досок с отверстием, положенных над выгребными ямами.

В некотором отношении наши позиции в пригородах имели определенные преимущества – солдаты могли найти себе более сносное пристанище. В некоторых трехэтажных деревянных домах Урицка были даже туалеты; это было хотя и небольшое, но все же приобщение к цивилизованной жизни в наших примитивных условиях. Однако из-за того, что водопроводные трубы, проходившие в стене, были узкими и деревянными, шум от смываемой воды был слышен во всем доме каждый раз, когда кто-то пользовался туалетом на верхнем этаже.

Подумав, что комнатный туалет был бы приятной альтернативой нашим уборным, я воспользовался им, когда мне пришлось посетить