Пылающий символ. Том 1 - Галина Виноградова

вдруг показались знакомые ворота с колотушкой. И вот наконец каррука въехала во двор, Констанций и Елена выбрались наружу и ступили на свежий снег. Их тут же окружили домочадцы с фонарями.

Опираясь на палку, из дома вышел отец и крепко обнял Констанция. Он сдал за два года, что они не виделись, но по-прежнему был могуч и широк в плечах.

За ним прибежала мать, и Констанций склонился, чтобы ее поцеловать.

– Кто с тобой, сынок? – спросила она.

– Елена, моя жена.

– Неси ее в дом, как положено! Девочка почти босиком стоит на снегу!

Уже через минуту они вошли из тьмы и холода в теплое помещение, освещенное пламенем очага. Констанций поставил жену на ноги посреди большой комнаты.

Первым Елену обнял его отец.

– Сальве, дочка! Зови меня Евтропий.

Мать Констанция заключила ее в объятья и сразу же закутала в теплую паллу:

– А я – Клавдия. Не простыть бы тебе, малышка!

Пока рабы накрывали на стол, Констанций рассказал родителям о последних событиях собственной жизни:

– Елену я встретил в Дрепане, там же мы заключили брак. Моя жена останется с вами. Я буду служить в Дакии, завтра на рассвете отбываю. По возможности буду наведываться. Теперь рассказывайте, как вы живете.

Клавдия с почтением взглянула на мужа, уступая первенство в разговоре. Евтропий с благодарностью накрыл ее руку своей. Было видно, что они ладили друг с другом.

– Цены на шерсть выросли, – начал он. – Отары отогнали на зимние пастбища, где есть запас сена. По весне будем стричь. А вот ягнят решили не продавать.

– Твоя сестра по весне родила двойню, мальчики, слава богам, здоровы, – добавила мать и показала шарф. – Смотри, отец приготовил тебе подарок. Сам вязал[108], настоящий офицерский шарф под доспехи, хоть и тонкий, но нить прочная, шею натирать не будет.

Констанций снял свой шарф, накинул на шею новый и расправил концы.

– Угодил, отец! Знаешь, что нужно солдату!

На столе между тем появились рыба, окорок, овощи и чаши с подогретым винным напитком, щедро сдобренным медом и специями. В плетенке горкой лежали красные ароматные яблоки.

Елена с удивлением рассматривала непривычное для нее помещение. Потолок низкий: на толстые деревянные балки положены доски. В углу – лестница на верхний этаж. Много места занимал очаг – это и понятно, такие холода!

Lawrence Alma – Tadema The Way to the Temple

После ужина их с Констанцием отвели в баню. Бассейн с теплой водой был очень маленьким, но и это после долгого перехода казалось роскошью.

Молодоженам отвели комнату на втором этаже – в ней было холодно, однако на кровати лежало белое меховое покрывало, а на пол брошена огромная медвежья шкура.

Эта ночь была последней перед расставанием, никто из них не знал, когда увидятся снова. Они прощались долго и страстно, уснули, согревая друг друга.

Под утро Елена пробудилась от поцелуя. В предрассветной темноте она едва узнала Констанция: он был одет словно варвар: в штаны, сапоги и пенулу с меховой оторочкой.

– Прощай, любимая. Пришлю тебе весточку, как только определюсь.

– Я провожу! – Елена вскочила с постели, но тут же влезла под покрывало. – Как же тут холодно!

– Не провожай! – остановил ее Констанций и вышел из комнаты.

Пригревшись под покрывалом, Елена вскоре заснула, и, когда уже рассвело, ее разбудил негромкий стук в дверь.

– Войди! – крикнула она.

В комнату вошла свекровь, разложила на кровати ворох одежды и открыла ставень маленького застекленного окошка. В комнату хлынули солнечные лучи, и стало как будто теплее.

Елена поняла, что смотрин ей не избежать, и встала с постели. Ее ступни погрузились в медвежий мех. Она вскинула подбородок и развернула плечи.

Клавдия улыбнулась и, даже не взглянув на нее, направилась к выходу:

– Одевайся, дочка, простудишься! Я верю, что мой сын сделал достойный выбор.

Елена натянула на себя субукулу[109], связанную из шелковистой шерсти, а сверху накинула просторную тунику с длинными рукавами. Потом долго рассматривала бежевые чулки с завязками, пока не поняла, что их можно привязать к субукуле. В завершение надела светло-желтую пушистую столу и затянула ее на талии искусно сплетенным шерстяным пояском. И как же тепло ей было в новой одежде!

Спустившись вниз, Елена увидела женщин, прявших у горящего очага. Клавдия следила за тем, как рабыни накрывали на стол и между делом тоже тянула нить из мешочка с шерстью, прикрепленного к ее поясу. Елена сообразила, что женщины в этом краю пряли без перерыва, для них это было так же естественно, как дышать.

Заметив Елену, Клавдия предложила:

– Дать веретено?

– Я не умею прясть, – призналась Елена.

– А разве тебя не учила мать?

– Она умерла, когда мне было пять лет.

– Ах ты бедняжка!

– Меня воспитывал отец, владелец большого мансио. Я с детства помогала ему.

– Какая же помощь от малолетней девочки?

– Я хорошо считаю.

Свекровь покачала головой:

– Такое умение необходимо только мужчинам.

Елена с интересом спросила:

– А вы разводите тонкорунных овец?

– Конечно, – ответила Клавдия. – Сейчас они пасутся в горах. Зима в этом году холодная. Но чем холоднее зима, тем лучше шерсть.

– Мне нравится цвет моей столы.

– Рецепт покойной матушки. Твою столу красили ромашкой, а чулки – красными листьями клена.

– Ты записываешь рецепты красок?

– Зачем? Я и так их прекрасно помню.

– Могу помочь записать, – предложила Елена.

– Да я и сама училась грамоте, когда была молодой. Но поняла, зачем это мне нужно, лишь тогда, когда Констанций ушел служить и я смогла прочитать его письма. Муж выучился читать, когда поступил в легионеры. – Довольная Клавдия старательно закивала головой. – Да-да, мой Евтропий сделал хорошую карьеру, дослужился до центуриона![110]

– А как вы с ним познакомились?

– Евтропий получил здесь, в Наиссе, ветеранскую[111] землю. Мы жили по соседству и, когда я впервые его увидела, сердце обмерло: какой красавец военный! Он тоже меня заприметил, быстро договорился с родителями, с тех пор живем душа в душу.

– Констанций очень похож на отца.

– И тоже с детства мечтал стать военным. Муж всегда ему говорил: «Учись, сынок, станешь префектом претория». Ну, а когда в провинциях стали набирать в преторианцы, Констанций прибавил себе два года – он рослый был, – и его взяли на службу. Пять лет в преторианцах, начинал в самом Риме, при императоре! – Произнося свою речь, Клавдия раскраснелась, и было видно, как сильно она гордится сыном. – А теперь идем-ка за стол. После завтрака поедем на рынок и купим тебе кальцеи[112]. Зимой в наших краях без них нельзя.

Сотню миль от Наисса до Дробеты Констанций преодолел за два дня. Последний пятимильный участок, ведущий к мосту через Данубий, был прямым и позволил издали увидеть ворота и бронзовую статую императора Траяна, предварявшую въезд на мост.

У ворот стоял каменный форт, Констанций спешился и предъявил свой мандат часовому.

– Преторианец с визитом – жди высоких гостей! – сказал часовой, возвращая пергамент.

– У нас говорят по-другому: «Увидел преторианца – помалкивай!» – Констанций спрятал мандат и взял коня в повод.

Дойдя до середины моста, он перегнулся через перила. Далеко внизу катил свои воды Данубий, под каждой опорой был небольшой рукотворный остров, арочные перекрытия сделаны из мощных дубовых балок, поверх которых настланы доски.

Пока шел по мосту, Констанций насчитал семьсот пятьдесят шагов. Его ширина позволяла выстроить в ряд два контуберния и при необходимости за час переправить три легиона.

Pod Drobeta, 19th century

На другом берегу Данубия была Дакия, большой римский каструм и город Дробета – место назначения Констанция. Сейчас, в мирное время, в каструме располагалась когорта ауксилариев[113], набранная из местных жителей, но могли бы разместиться еще шесть когорт, то есть целый легион.

Пожилой центурион, сгорая от любопытства, передал Констанцию свиток под личной печатью императора Аврелиана. В его глазах молодой военный был важной птицей.

Констанций прочитал текст задания, в котором Аврелиан приказывал проверить фактические расходы каструма и сопоставить их с официальными отчетами, которые отправлялись в Рим. Императора