Пепел Снежной Королевы - Эля Хакимова

Невзирая на осмелившегося возразить форейтора, он взял карету, приготовленную для леди Фрэнсис, и помчался к Северным воротам. Судя по уже начавшемуся движению украшенных экипажей в сторону Вестминстера, Лондон был готов приступить к самому большому празднеству после назначения лорд-мэра – столь редкому при нынешнем дворе, роскошнейшему за последние годы балу.

Но Корки направился в противоположную сторону. В район, улицы которого редко посещала карета с гербом. Оставив ее на перекрестке Сент-Джордж-стрит с каким-то грязным переулком, Корки растворился в полутьме.

Путь его лежал в «Три Кубка», гостиницу для путешественников с севера, готовых на не самые большие траты и соответствующий комфорт. Вывеска с грубо намалеванными бокалами не оставляла сомнений в том, что это именно та самая гостиница, о которой говорилось в записке, присланной Корки.

Он миновал общий обеденный зал на первом этаже, где уже начали собираться уставшие путники, из тех, кто не хотел или не мог платить за отдельную трапезу в своем номере. В дымном воздухе темной комнаты витали тяжелые ароматы жирного жаркого и кислого пива.

Вовсю шумели извозчики почтовых карет ее величества, счастливые от того, что живыми и здоровыми вернулись в город, дороги к которому так и кишели разбойниками и ворами, не гнушавшимися грабить корону и ее подданных.

Корки поднялся по темной лестнице вслед за мальчишкой, который, видимо, поджидал именно его, и прошел по коридору второго этажа в номер гостиницы. Получив монетки за услуги, мальчик ушел, унеся свечу.

Он оставил гостя в комнате, освещенной только огнем камина. Углы и стены тонули в кромешном мраке – окна были темны. На первый взгляд, в помещении никого не было.

– Рад, что вы отложили бал. Приятно быть важнее, чем сама королева, – из кресла у камина раздался тихий, спокойный голос.

– Вы льстите себе. Или северным баронам, как пожелаете, – усмехнулся Корки, пройдя к камину и протянув руки к огню. Затем, развернувшись спиной к свету, он взглянул в упор на Крысолова.

– Лорд Энгус сообщил мне о вашем намерении предать этот славный союз. Я надеюсь, что смогу переубедить вас. – Долговязая фигура, расслабленно вытянувшаяся на кресле, отнюдь не внушала доверия. Обманчиво спокойная поза была удобна как для защиты в случае необходимости, так и для нападения. Корки, откинув фалды кафтана, тоже положил руку на эфес шпаги.

– Ну-ну, сэр, – насмешливым тоном подчеркнув обращение, произнес Юбер. – Я мирный гонец. «Не убий вестника». Вы ведь понимаете, что я всего лишь жалкая пешка в вашей большой игре. Чужестранец, занесенный бурей на ваш островок…

– Как я имел удовольствие лично известить лорда Энгуса, в «игре» я уже не участвую, – не поддавшись доверительному тону беседы, резко бросил Корки.

– Он сказал мне об этом прискорбном факте. Я заметил, как граф огорчен вашим непостоянством. Впрочем, ветреность – это так модно нынче в среде молодых людей… Однако далеко не всех, надо признать. Никого честнее и вернее юной Хэтти мне встречать не доводилось. – Крысолов бросил испытующий взгляд в сторону молодого человека.

– Надеюсь, вы не имеете в виду достопочтенную леди Хэтти Доусон? Совсем недавно ее родители вынуждены были в срочном порядке отбыть в колонии, прихватив чадо во избежание скандала. Презабавная история, – томно усмехнулся Корки.

– О, нет! Разумеется, во дворцах я не рискнул бы обрести образец добродетели. Только там, среди цветов, вересковых пустошей и свежего ветра может расцвести такое чудо. Я имею в виду бедняжку Хэтти, воспитанницу Энгуса. Мне казалось, вы с ней знакомы?

– Садовницы знакомыми не бывают, – цинично пояснил Корки.

– Странно… а впрочем, оставим. Я только уполномочен передать, что союз северных баронов и сам лорд Энгус рассчитывают на вас, – со значением сказал Крысолов.

Корки скучающе зевнул и, оглянувшись вокруг, довольно натурально удивился, что он, собственно, здесь делает. Крысолов был вынужден пуститься в объяснения:

– Теперь, когда лорд Энгус при смерти, кто-то должен занять его место во главе заговора. Северные бароны ничего не могут сделать сами! Без должной организации это скорее стадо баранов, несмотря на то что каждый из них в отдельности готов драться как лев за свои привилегии и свою истинную веру – католическую. Их предводителем должен стать именно ты, Корки. Ты умен, хитер, настоящий политик и дипломат – если бы не обстоятельства, я готов был бы поклясться, что передо мной истинный француз! Милорд так не похож на этих увальней и драчунов.

– Спешу осведомить вас, что поскольку имя моего отца неизвестно, то все может быть. Вполне возможно, что он даже и француз. Однако для меня лично это ничего не значит. На Францию мне плевать, как и на Англию. Единственное, что меня волнует, – это моя, Корки, персона и все, что ее касается. Мне нужны деньги, имя и поместье. Откуда придет все это, значения не имеет.

– Есть вещи куда более желанные для любого смертного. Спасение души, например.

– Уж не о моей ли душе вы так беспокоитесь? – осклабился Корки.

– Граф Энгус также поручил мне еще одно дело, – не обращая внимания на тон Корки, продолжил Крысолов. – Я уполномочен предать правосудию убийцу нескольких несчастных девушек. Больше дюжины, если быть точным.

– Не уверен, что совсем правильно понимаю вас. Потрудитесь изъясняться более определенно, – насторожился Корки.

– Молоденькие девушки, подданные нашего дорогого друга, расстались с жизнью.

– Весьма опечален, но не имею понятия, как это может быть связано со мной.

– Вы можете получить прощение и отпущение всех грехов от святой католической церкви…

– Да вы в уме повредились, любезнейший папа! – Корки решительно шагнул в сторону двери.

– Мистер, как вас там… Я уполномочен сделать предложение. В вашей воле принять его или отказаться. Но за оскорбление церкви вам придется отвечать лично передо мной. Мне известно, какого рода литературой вы увлекаетесь! Да и ваш пособник, некто Олаф Лимерик, признался во всем. «Клуб Серебряной Лилии» – так, кажется, называется…

– Он мог признаться лишь в одном. Я проводил исследования с целью узнать особенности кроветворения и кровотока в человеческом теле. К сожалению, это доподлинно можно выяснить, только изучая самого человека. Я никогда не убивал невинных, все попадали ко мне уже безнадежно мертвыми.

– Но Гитхель и авторы, подобные ему, тоже в некотором роде человеком интересовались, – возразил Крысолов – Полно, сударь! Ваши мелкие увлечения и страсть к чернокнижникам…

– Я лично не увлекаюсь литературой, далекой от науки, – равнодушно пожал плечом Корки. – И другим не советую.

– Хм… Ну тогда леди Фрэнсис… – начал было после непродолжительного молчания Крысолов.

– А вот этого имени я не рекомендовал бы касаться никому, кто желает продолжить свой скорбный путь в земной юдоли. – Корки решительно направился к двери. – Не думаю, что вы можете заинтересовать меня и далее. Засим прощайте, даже королева интереснее, чем бред сумасшедшего.

Дверь оглушительно стукнула, захлопнувшись за Корки. Крысолов, в задумчивости следивший за огнем, никак не откликнулся на то, что его собеседник так резко и невежливо прервал беседу.

– Старый лгун, прохвост. – Три свистящих удара стека рассекли воздух, пока слова вырывались сквозь сомкнутые зубы Корки.

Одно определенно. О Хэтти он лгал. Ничего ему о ней не известно. Скорее прав Ролли, и каким-то невероятным путем она оказалась на ярмарке в Саутворке. Как и почему Хэтти перенеслась из горящего замка в туманной Шотландии в балаган под Лондоном?

История странная и темная, но к ней вряд ли имеет отношение союз северных баронов и эта французская собака. Крысолов еще пожалеет, что вознамерился шантажировать Корки.

Тут из-за темного поворота коридора на него с сухим свистом упала чья-то шпага. Фехтовальщик оказался на удивление силен. По крайней мере молодому человеку понадобилось лишних минуты три, чтобы успокоить неизвестного и переубедить его в твердом намерении прекратить жизнь Корки, весьма своевременно закончив свою.

Корки заметил, что манера фехтования его противника была довольно необычной в этих местах. Мастер клинка великий д’Анджело, который любил Корки как родного и учил его больше из желания передать свое мастерство достойному бойцу, чем ввиду немалых гонораров леди Фрэнсис, называл эту манеру тайным искусством. В нем кинжал играл не меньшую роль, чем шпага. И обучались ему тайные агенты Ватикана.

Не особенно надеясь узнать знакомого в убитом, Корки повернул того лицом вверх. Чужое лицо, тонкие черты, суровая складка у губ и оливковая кожа, редкая в этих северных широтах.

«Хэтти жива. Я знал, я чувствовал это!» – Забравшись в карету, Корки, дыхание которого даже не сбилось за кратковременную, но жестокую схватку в узком коридоре, стал размышлять над тем, отчего он чувствует себя таким счастливым.