Дом неистовых клятв - Оливия Вильденштейн

и выдает признание, которое заставляет главную мышцу в моей груди сжаться.

— Да.

— Значит, наши цели совпадают. И тогда вопрос состоит в том, кому ты желаешь смерти больше, ему или мне?

Антони сглатывает, пытаясь совладать с воздействием сыворотки правды.

— Ему.

Данте отклоняется на стуле и потирает губы.

— Что думаешь Юстус? Мы могли бы его использовать?

— Мы могли бы оценить его ценность для нас, отправив наверх с обсидиановым мечом.

— НЕТ!

Что за на хрен, Юстус?

— Так он только выдаст наше местоположение, а его самого убьют.

Данте зажимает мне рот ладонью.

— Разве я разрешал тебе вклиниваться?

Мгновение спустя, он опускает ладонь и взмахивает рукой.

— Уведите его. Пока я с ним закончил.

Като подходит к стулу Антони и выдвигает его.

— Нужно ли нам увести также Фэллон?

— Нет. С ней я ещё не закончил.

Когда пальцы Данте снова прижимаются к моей ляжке и начинают задирать ткань, я напрягаюсь.

Юстус, должно быть, почувствовал, что я в миге от того, чтобы схватить деревянную коробку и размозжить череп Данте, потому что хлопает в ладоши и говорит:

— Все за дверь.

Я начинаю дрожать, но не от стресса, как, наверное, предполагает Данте, а от адреналина.

Вот он.

Момент истины, когда я покончу с этим жестоким правителем.

— Если ты её обесчестишь, Регио… — Антони вырывает свою руку у Като.

— Ты меня убьешь? Ты это уже говорил. Я буду иметь это в виду.

Данте задирает моё платье ещё выше.

Я думаю о Лоре, о том, как он будет разгневан, и мысли об этом помогают мне собраться.

— Позволь мне кое-что прояснить, Антони. Если ты и выйдешь из этой войны живым, Фэллон никогда не будет твоей.

Всё тело Антони сотрясается.

— Ты думаешь, что она станет твоей, если ты её изнасилуешь?

— Мне не пришлось прибегать к изнасилованию в первый раз, когда она раздвинула для меня ноги.

Данте наклоняет голову набок, и его длинные косички рассыпаются по плечу.

Мои мышцы так напряжены, что отвращение, которое я испытываю при мысли о том, как я потеряла девственность, даже не заставляет меня содрогнуться.

Я чувствую, как Антони взглядом просит меня взглянуть на него, но я не поднимаю глаз. Я смотрю только на руку, которая ласкает моё бедро без моего, мать его, согласия.

Антони становится очень тихим. Он, должно быть, решил, что я лягу на кровать и позволю Данте совершить со мной любое непотребство. Вероятно, он думает, что я всё ещё испытываю симпатию к Королю фейри.

— Фэллон? — произносит Антони так хрипло, словно лианы врезались в его кадык.

Данте приподнимает шёлковую ткань ещё на дюйм.

— Чёрт бы вас побрал, уведите его отсюда.

Я всё еще не реагирую. Я не буду никак реагировать, пока не доберусь до его кровати.

Я распрямляю плечи и уже собираюсь предложить ему направиться в её сторону, когда Данте говорит:

— Юстус, останься. И запри дверь.

Я так резко поднимаю на него взгляд, что мои позвонки щёлкают.

Юстус закрывает дверь, но не смотрит в мои глаза, полные паники. Он само воплощение спокойствия, тогда как мой пульс перестал биться ровно. Я говорю себе, что пока рано делать какие-то выводы. Может быть, Данте просто хочет посоветоваться со своим генералом наедине?

— У вас что-то на уме, Ваше Величество?

— Много чего, Росси.

— Может быть, мне выйти, чтобы вы могли поговорить наедине?

Я ненавижу то, каким писклявым сделался мой голос.

— Нет.

Он проводит рукой по моим волосам, и я напрягаюсь от этого прикосновения, но решаю попридержать свою злобу и превратить отвращение в оружие, которое окажет мне куда большую услугу, чем импульсивное поведение.

— Накорми меня солью, Фэл.

Пульс начинает стучать у меня в ушах.

— Ты же невосприимчив к соли.

— Должен быть невосприимчив, но каким-то чудесным образом, я излечился.

Он протягивает руку, но не для того, чтобы провести ей по моим волосам. Растопырив пальцы, он говорит:

— Соль.

Я беру щепотку из коробки и подношу к его рту, а затем морщу лицо, когда он слизывает хлопья с моих пальцев.

— Спроси меня о чем-нибудь личном, Росси.

Юстус переступает с ноги на ногу, что заставляет его потускневшие кожаные сапоги скрипнуть.

— Вы испытываете какие-нибудь чувства к Фэллон, или желаете её только из-за её крови?

— Мне очень дорога твоя внучка и я верю всем сердцем, что со временем я снова стану ей дорог.

Ого. В его мозгу совсем не осталось нейронов…

Пальцы Короля фейри снова начинают двигаться по моей ноге.

— Вообще-то, мне кажется, что она уже начала вспоминать, как нам было хорошо вместе.

Я сжимаю зубы, чтобы не дать вырваться ответу, прожигающему мой язык. Нам с Данте никогда не было хорошо. Мы были друзьями. А затем он использовал и выбросил меня, оставив мне лишь неуверенность в себе и порванную девственную плеву.

Он проводит указательным пальцем по всей длине моей шеи.

— Ты сегодня такая мягкая.

Наверное, он говорит о том, какая я послушная, а не о моей коже. Не то, чтобы моя кожа была сухой или шершавой, но она такая же, как всегда.

— Мои попытки противостоять тебе мало чем мне помогли.

— Ты поэтому такая послушная?

Он накручивает мои волосы себе на палец. А когда его губы приземляются на мою скулу, я отворачиваю голову и пытаюсь слезть с его колен, но он только ещё сильнее сжимает мою ногу. Так сильно, что там должен остаться синяк.

— Тише. Всё это время ты так хорошо себя вела, мойя.

Боги, я ненавижу этого мужчину. Мой взгляд невольно перемещается на изголовье кровати.

Данте отстраняется от меня, но не ослабляет тиски своей хватки.

— Задай мне ещё какой-нибудь вопрос, генерали. Вопрос, на который я точно не захочу отвечать.

— Вы мне доверяете? — спрашивает Юстус.

Ради Святого Котла, зачем он задал этот вопрос? Неужели он хочет, чтобы его поймали?

— Нет. Я тебе не доверяю. Но я верю, что ты хочешь видеть свою внучку на троне и сделаешь всё возможное, чтобы она не лишилась моей милости.

Его милости? Моё желание фыркнуть настолько сильно, что мои ноздри начинают дрожать.

Данте хватает меня за талию, приподнимает и ставит на ноги.

— Иди на кровать, мойя.

Юстус сжимает ручку двери.

— Я удаляюсь.

— Почему ты так торопишься уйти, Росси?

— Потому что есть такие вещи, которые деду не стоит видеть.

Улыбка приподнимает губы Данте, когда он поднимается со стула. Но вместо того, чтобы подойти ко мне, он хватает коробку с солью и направляется к Юстусу.

— Ты ведь сам её одел,