Адольф Гитлер — основатель Израиля - Хеннеке Кардель
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Kämpfer» by Rudolf Lipus, 1943
В начале 1944 г. из Ленинграда, который никогда не был полностью окружен, пошел в наступление миллион советских солдат. Этому предшествовала артподготовка, какой не видали и солдаты первой мировой войны под Верденом. За 80 минут снаряды сравняли с землей окопы и бункеры первой линии. Остатки немецких дивизий продолжали обороняться на границе Эстонии. Группа армий «Центр» отступила к северному краю Припятских болот, а на юге русские войска вскоре достигли границ Румынии и Чехословакии.
В 2 часа ночи 6 июня 1944 г. парашютисты союзников начали высадку к востоку от французского города Орн. В море бросили якоря английские и американские военные и транспортные суда. На утренней заре после сильной бомбежки и огня с кораблей 18000 солдат высадились на берег и создали предмостные укрепления. Гитлер в своем Берхтесгадене спал без задних ног и проснулся лишь в полдень. Вторжение, которого Сталин требовал целых три года, началось. Второй фронт против Гитлера создали те, кого он считал германскими братьями, обманутыми «старым гангстером» Рузвельтом и «сумасшедшим пьяницей» Черчиллем.
Вскоре англо-американцы высадились и на средиземноморском побережье Франции.
Всем военным, начиная с полковника и выше, стало ясно, что война проиграна. 20 июля 1944 г. полковник фон Штрауфенберг подложил бомбу в штаб-квартире Гитлера в Восточной Пруссии. При взрыве были убиты и ранены многие. Пистолета, из которого наверняка можно было бы убить Гитлера, тогда уже безумного, у Штрауфенберга в портфеле не было. Гитлер с презрением сказал по этому поводу своему камердинеру Линге:
«В этих заговорщиках нет ничего от революционеров. Это не мятежники. Если бы Штрауфенберг вынул пистолет и застрелил бы меня, он поступил бы как мужчина. А то, что он сделал, — трусость».
На развалинах на месте взрыва у Гитлера снова со всей силой прорвалось убеждение, что он избран Провидением, когда он, сидя на ящике, рассуждал:
«Когда я представляю себе все это еще раз, то мое чудесное спасение означает, что со мной ничего не случится. После моего сегодняшнего спасения от смертельной опасности я более чем когда-либо убежден в том, что мне суждено довести великое дело до счастливого конца».
Война продолжалась и потребовала в последние девять месяцев столько же жертв, сколько в предыдущие пятьдесят девять.
Группа армий «Центр» была разбита, и русские считали, что для немцев это еще более тяжелое поражение, чем Сталинград. Вермахт за один раз потерял 25 дивизий, и десятки немецких генералов попали в плен. Вскоре о них снова услышали, когда они в Национальном комитете «Свободная Германия» под руководством немецких коммунистов превратились в борцов сопротивления.
В августе 1944 г. Красная Армия стояла у границы Восточной Пруссии. Немного погодя западные союзники достигли Рейна. Теперь даже до таких людей, как Геббельс, Шпеер и Гиммлер, дошло, что война проиграна.
В Геббельсе проснулся старый социалист:
«Хватит. Мы должны теперь посмотреть, как нам разумным способом выпутаться из этой истории. Я все больше склоняюсь к мнению, что мы должны прежде всего достичь соглашения с Россией. Черчилль, как показала его последняя речь, изобилующая самыми низкими и циничными оскорблениями в наш адрес, еще раз доказал, что питает слепую ненависть к нам. Сталин, наоборот, — трезвый реальный политик».
Геббельс, которому было поручено руководство объявленной в берлинском Спортпаласте «тотальной войной», увидел, что лишь один солдат из десяти может сражаться. Фронтовые солдаты, которых становилось все меньше, все чаще говорили о тыловиках, что они только носят форму. Геббельс жаловался:
«Нам не хватает основной линии, простоты и единообразия нашего законодательства и действий наших исполнительных органов. Вместо Конституции у нас есть бесчисленное количество предписаний, приказов и распоряжений фюрера, которые часто противоречат друг другу или даже отменяют друг друга и умение разбираться в которых — особая наука».[92]
Министр вооружений Шпеер, которому удавалось на развалинах с помощью голодных, старых немецких рабочих и иностранных наемников выпускать все больше истребителей и танков, не решился осуществить свое намерение пустить ядовитый газ в бункер Гитлера.
И Генрих Гиммлер, выходец из консервативной семьи и руководитель всего полицейского аппарата, попытался заключить сепаратное соглашение с западными державами. Но он не поддался уговорам генерала СС Шелленберга, начальника зарубежной разведки, который давно вел переговоры с евреями в Швейцарии и постоянно подталкивал Гиммлера к действиям. К чему могло привести отстранение от власти или убийство военного руководителя во время войны? К превращению войны в гражданскую. Такова была дилемма оппозиционеров: их было много, но они колебались и медлили.
Бывшие союзники, румыны, финны, болгары и венгры, капитулировали перед Красной армией, а новые правительства этих стран объявили войну Германии. Наиболее трагичная ситуация сложилась на Балканах, тогда как финские солдаты только провожали печальными взглядами немецких солдат, отбывающих на родину.
«Kampfpause» by Rudolf Werner, 1942
Два неправильных решения западных союзников были причиной того, что война продолжалась, что немецкие солдаты, рабочие и женщины, которые давно устали от войны, снова начали верить в фюрера и в обещанную конечную победу с помощью чудесного оружия. Первым был тайный приказ английского генерала авиации Харриса, которому английская королева, когда война кончилась, не хотела подавать руки:
«Главная цель ваших атак — мораль вражеского гражданского населения».
Этот приказ и ковровые бомбежки рабочих кварталов достигли противоположного: гражданское население и солдаты вновь обрели волю к сопротивлению. Вторым было требование безоговорочной капитуляции, которое Рузвельт выдвинул на конференции в Касабланке в 1943 г. После этого требования каждый немец понял, что врагом объявлена Германия, а не национал-социализм.
Последнее контрнаступление было в декабре 1944 г., когда в Арденнах три немецкие армии прорвали американский фронт и 10000 американских солдат подняли руки вверх. Штабы в Брюсселе и Париже уже начали паковать чемоданы. Наступление остановилось из-за недостатка топлива. Немецкие танки встали и истребители не могли больше взлетать. Лиддел Гарт, воспевающий военные подвиги, пишет об этих декабрьских боях:
«Идея, решение и стратегический план являлись целиком духовной собственность Гитлера. Это была блестящая концепция, и она могла бы привести к блестящему успеху, если бы еще было достаточно сил и резервов».
Черчилля тоже одолевали сомнения, и он в январе 1945 г. телеграфировал Сталину:
«На Западе идут тяжелые бои, и любой момент может потребовать от верховного командования принятия важных решений. Я был бы Вам благодарен, если бы Вы сообщили мне, можем ли мы рассчитывать в январе на большое русское наступление на Висле или где-либо еще. Я считаю это дело настоятельно необходимым».
Сталин ждал с наступлением не три года, как до того Черчилль, а всего одну неделю. 12 января 1945 г. Красная Армия начала свое последнее большое наступление на фронте от Балтийского моря до Венгрии, которое через четверть года закончилось в Берлине. Это не была война в прежнем смысле слова. Немецкая молодежь была выбита, полегла в лесах и степях России. Против Красной армии сражались плохо обученные солдаты, в том числе подростки 15-16 лет и старики из геббельсовского фольксштурма лет под шестьдесят и больше. Два миллиона стариков, женщин и детей бежали из Восточной Германии, гибли под гусеницами советских танков, под бомбами на дорогах, тонули, когда проламывался лед на Балтийском море. Ужасы в Восточной Пруссии вдохновили еврейского почитателя Сталина Илью Эренбурга на написание стихотворения, от авторства которого он после войны из осторожности отказывался и в котором он призывал красноармейцев убивать немецких детей в утробе матери. Автор данного исследования, который в феврале 1945 г. был ранен в Восточной Пруссии и попал в русский плен, спросил советского генерала, азиата тридцати с лишним лет, который пригласил его на ужин:
«Как это могло быть возможным?» — «Видите ли, — ответил тот, — в каждой армии есть определенный процент преступников. И лишь те, которым в каждой новой деревне обещано все, продолжают воевать. Остальные держатся сзади, они хотят насладиться миром живыми. Скоро мы будем в Берлине».
Маршал Соколовский извинял своих преступников:
«Наши солдаты испытывали определенное удовлетворение от того, что могут делать это с женщинами этого народа господ. Впрочем, в большинстве своем это не были девственницы».[93]
