Записки рецидивиста - Виктор Пономарев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Утром пошел на трассу, тормознул «ЗИЛ-130». Шофер, парень лет двадцати семи, согласился подбросить картошку до Ялты. Заехали во двор, покидали мешки в кузов.
— Сейчас заедем в карьер, кинем пару ковшей песка, прикроем картошку, а то на перевале милиция может сунуться в кузов: «Что везешь? Куда везешь?» — сказал шофер.
В карьере работал «железный фраер» (экскаватор). Дал экскаваторщику на бутылку, тот кинул два ковша в «ЗИЛ». Глянул — картошки не видать.
Не доезжая перевала, на трассе увидели девушку лет двадцати, стояла голосовала.
— Давай возьмем, — предложил шоферу.
— Втроем нельзя в кабине, ты-то у меня за грузчика едешь, а она, что про нее на перевале скажем? — ответил шофер.
— Да она пригнется, если что. Может, проскочим, а пока я ее на коленях подержу.
Мы остановились.
— Тебе, малышка, куда? — спросил я.
— В Ялту.
— Одно место есть на коленях у меня. Поедешь? — спросил я.
— Поеду, — сказала девушка и полезла мне на колени.
Мы тронулись, я стал обнимать девушку, она как будто этого только и хотела. Я понял, что это «девочка девяносто шестой пробы», только «трассовская», разъезжает с шоферами. Спросил у нее:
— Откуда двигаешь?
— Из аэропорта, из Симферополя.
Шофер искоса поглядывал на нас, потом из-под сиденья вытащил бутылку вина.
— Выпейте. Мне-то нельзя за рулем.
Я выпил половину, дал «биксе», она засосала до конца.
Подъезжая к перевалу, я ей сказал:
— Нагнись пониже, чтобы не было видно.
Она нагнулась, затарилась за ручки передач. Мы остановились, подошел милиционер, встал на подножку, заглянул в кузов, спросил путевку. После этих формальностей мы поехали.
Шофер, видя, что у меня с «лялькой» страсти накаляются, сказал:
— На алуштинской бензозаправке есть буфет. Возьмем поесть да перекусим где-нибудь по пути.
Пока он заправлял машину, я побежал в буфет, взял хлеба, колбасы, сыру, три бутылки бухалова. И поехали. Дорога шла на Алушту, на развилке мы свернули на Ялту, заехали в лес. Шофер расстелил одеяло, сели поесть. Пить шофер не стал, пили мы вдвоем. Потом стали по очереди «жарить» «ляльку». Ей, видимо, это было не впервой, да и в сексуальном мастерстве девица оказалась весьма одаренной. Ее дар перехлестывал нормы человеческих взаимоотношений, переходя в натуральный разврат. Даже неприятно стало. Казалось бы, мне-то что, уголовнику, которому удача послала миг свободы, хватай, тащи под себя все, что прыгает и ползает. Ан нет. «Не хватало еще, чтобы „сифилиночкой“ оказалась», — подумал я.
В Ялту приехали к вечеру. Рынок уже был закрыт. Достучался до старика сторожа, попросил ручную тачку, и мы с шофером быстро разгрузили картошку. Я расплатился с шофером, попрощался и стал уходить. Наша попутчица, все это время сидевшая в кабине, сказала:
— Возьми меня с собой.
— Куда я ее возьму? — обратился я к шоферу. — Самому придется «тальяну ломать».
— Мне она тоже не нужна, мне тоже девать ее некуда.
— Отвези ее на трассу, там подберут, — подвел я резюме.
А сам пошел на «бан». «Живу на бане, кормлюсь углами», — вспомнил я воровскую поговорку. Зашел в буфет, заказал три порции пельменей, попросил в одну миску, два стакана чая. Когда буфетчица подала пельмени и чай, то, взглянув на него, я спросил:
— Красавица, а это что за «байкал»? — Так в зоне называют слабо заваренный чай.
— Как что? Чай, — с возмущением ответила вислозадая красавица с наглыми глазами и опухшей мордой, на которой даже сквозь слой штукатурки проступали следы неумеренного возлияния горячительных напитков. — Не хочешь, не пей, я тебя не насилую.
— Ну, этого еще не хватало. Я сам кого хочешь изнасилую, — шутя ответил я. — Дай лучше пачку чая и банку кипятка, я сам заварю, как мне надо.
Народу в буфете было мало, буфетчица не стала возбухать, принесла кипяток и пачку чая. Я заварил «купеческий» и стал есть.
Выбрав момент, когда у стойки не стало покупателей, я подвалил к буфетчице:
— Слушай, красавица, твоей мамке зять не нужен? — обратился я к ней.
— Чаво, чаво? — не поняла буфетчица.
— Ночевать негде, не поможешь с этим делом? — спросил я, особо не надеясь на успех затеи. Но и перспектива ночевать на вокзале особенно меня не привлекала, в моем-то положении. Вот я и сделал закидон на всякий случай.
— Негде или не с кем? — улыбнулась фиксатым ртом буфетчица.
— Честно говоря, и то, и другое.
— Ну, раз честно, — сказала королева буфетной стойки, оценивающе осматривая меня с ног до головы, словно индюка на базарном прилавке, — тогда посмотрим на твое поведение. Могу предложить на веранде, если устроит.
— Какой разговор.
— Только тебе долго ждать меня, в одиннадцать меняюсь. Так что успеешь еще в кино сходить тут рядом. Как звать-то?
— Дима. А тебя?
— Шура.
— Сашенька! Годится вариант. И чего я раньше тебя не знал? В общем, к одиннадцати подрулю.
— Ладно уж, племянничек, сделай милость.
— Кстати, возьми поужинать чего и выпить, — сказал я и протянул Шуре «рваную» (пятидесятирублевую купюру).
Прошел в зал ожидания, осмотрелся. «Впал в распятие», не веря еще такой легкой удаче. Шура уже не казалась мне такой непривлекательной, как с первого взгляда. А может, у женщины просто хорошее настроение, как после затяжной менопаузы, которая наконец-то кончилась. Да, этих женщин сам черт не поймет. Может, я ей приглянулся, и «прикид» на мне отменный был: шляпа, лучший костюм моего покойного друга Вафо Самаркандского. Может, женщина по-своему несчастна была. Море бухалова и жеванины под рукой еще не есть критерий радости и счастья…
Вокруг сновала вокзальная публика, одни приезжали, другие уезжали. Рядом на скамейке какая-то женщина утихомиривала двух пацанов. Подошел прилично одетый мужчина лет сорока с чемоданом, спросил: «Свободно?» — я кивнул. Он поставил чемодан и сел справа от меня, вытащил газету, стал читать. Я сидел, никуда не хотелось идти, ничего не хотелось делать. По залу прокатился гомон, публика оживилась.
— Кассу, наверное, открыли. Пойду за билетом. А вы тут будете сидеть? — спросил у меня мужчина, я кивнул. — Посмотрите, пожалуйста, за моим чемоданом.
Мужчина ушел, а я чуть не рассмеялся. Что это? На ловца и зверь бежит. Очередной подарок мне за сегодняшний день. Мне даже крикнуть захотелось: «Эй, мужик, адрес еще оставь и ключи от квартиры, где деньги лежат». Увести «угол» не стоило труда. Но я подумал: «Не стоит лезть на рога. Не пробил час, рано еще из берлоги выходить. Еще неизвестно, что в чемодане. Может, барахло там разное, а мне — прощай ночлег у Шуры, да и картошку кто завтра продавать будет. Нет, не стоит рисковать». В памяти всплыл Хабаровский «бан», чемодан, из-за которого я «спалился» и мотал последний срок, да так и не домотал. На «кичмане» постоянно к сроку пайку «отламывали», пришлось самому «объявить себе амнистию».
Подошел мужчина с зажатым в руке билетом.
— Слава Богу, достал билет. Ну что, землячок, пойдем отметим это дело, время есть еще до отправления поезда.
Мы поднялись в буфет, людей толпилось много.
— Повезет в одном, не повезет в другом. По сто пятьдесят и то не выпьешь, — с досадой произнес мужчина, глядя на длинную очередь.
— Сейчас сделаем по-быстрому. Буфетчица знакомая. Что взять? — спросил я.
— Бутылку коньяку, лимонаду да закусить чего-нибудь, — сказал мужчина и протянул мне деньги.
Я подошел сбоку стойки, Шура заметила меня, улыбнулась.
— Шурочка, радость моя, дай-ка бутылочку со звездочками, лимонад и пару котлет. С товарищем выпьем немного, и время быстрей проскочит до счастливого момента, — сказал я.
Бросив возмутившуюся очередь и отвесив ей пару «ласковых» слов, Шура обслужила нас. Мы стали за стойку, выпили по его, познакомились, разговорились. Мужчину звали Алексей, сам он из Таганрога, отдыхал в санатории по путевке. Объявили прибытие поезда.
— Вот и мой прибыл, — сказал Алексей. — Ладно, Дима, ты тут сам управляйся, я побежал, а то поезд стоит всего десять минут.
Остался я и бутылка «с погонами». Глянул на часы, было около десяти. Потихоньку я пил коньяк, наблюдал за снующей публикой и думал за жизнь. Из задумчивости меня вывел хрипловатый голос Шуры:
— Все, граждане, заканчивайте, пересмена у нас на полчаса.
Потом с Шурой мы шли по ночному городу. Живет она недалеко от вокзала в небольшом домике. Сейчас одна, дочка с мужем уехала на Север. От своего мужа у Шуры осталось одно воспоминание еще лет пятнадцать тому назад. Жила она скромно, никакой особой роскоши в хате я не заметил. Мы долго с ней пили, чередуя выпивку с еще более приятным занятием. Шура оказалась на удивление податливой и страстной женщиной. Уснули под утро. Поспал я часа два, вскочил, оделся, разбудил Шуру: