Дело №346 - Лариса Капицына

И ему всегда казалось, что все они туговаты на ухо. Поэтому он подошел к ней поближе и высказал свое предположение, чуть повысив голос, растягивая слова, просто, чтобы ей легче было понять.

Она немедленно оскорбилась, посмотрела на него злобно и сказала:

– Не кричите, молодой человек. Я не глухая. И не говорите со мной как с дурой.

Вадик смутился. А вахтерша устремила свои глаза на Мешкова и пояснила.

– Мне показалось, что ему кто-то отвечает.

– То есть вы слышали, что ему кто-то отвечает?

– Да, только очень тихо. И еще я слышала, как он крикнул: «Вон отсюда!.. или «Убирайся!», что-то в этом роде. – она задумалась, припоминая тот злополучный день. – А потом он сбежал со второго этажа и вылетел на улицу. Прямо в халате. Он был ужасно напуган.

– Почему вы так решили?

– Когда он сбежал по лестнице, на нем лица не было… Он даже что-то кричал. Но я не разобрала что именно. Я никогда не видела его таким.

– Что дальше?

– Я поднялась наверх и никого там не нашла. Потом спустилась вниз, закрыла входную дверь и ушла.

– Вообще-то, – она снова чуть понизила голос, – я должна в конце рабочего дня вымыть пол. Но так как в тот день не было ни одного посетителя, я не стала этого делать.

– Вы заглянули во все кабинеты?

– Только в кабинет Егора Ивановича. Но там никого не было. Двери остальных кабинетов были открыты и, когда я проходила мимо, то видела, что они пустые.

– У кого еще есть ключи?

– У Кристины, у Дмитрия Николаевича, конечно, у меня и у охраны.

– У остальных сотрудников нет?

– Нет.

– Как же так, он с кем-то ссорился, а наверху никого не оказалось? Как такое возможно?

– Я не знаю. – она виновато пожала плечами.

– Значит, здесь кто-то был. Просто вы не увидели.

– Наверное. Я не осматривала каждый кабинет. Кроме того, здесь много помещений, в которых можно спрятаться: кабинет Дмитрия Николаевича, комната отдыха, душевая. Туда я, конечно, не заглядывала. Я не придала этому значения. Подумала об этом, когда мне сказали, что Егор Иванович погиб. Тогда я решила, что мне просто показалось.

– Точно. Показалось. – пробормотал Вадик, не глядя на нее. Она услышала, плотнее сжала губы.

Она обратила глаза на Мешкова, стараясь не смотреть в сторону Юрченко. Этот сопляк, очевидно, тоже считает ее пустым местом.

– Попытайтесь все-таки вспомнить, о чем он говорил? Может быть, обрывки фраз, какое-нибудь слово?

– Нет. – она снова улыбнулась. – Если бы я могла, то непременно сказала бы. Мне его очень жаль.

Он был хорошим. Только очень несчастным. Об этом я и хотела заявить. Они все его терпеть не могли и унижали при каждой возможности. Я слышала, как они шушукались в среду вечером про поездку на дачу, не хотели, чтобы он знал. И всегда поступали с ним так. А ведь он не делал ничего плохого. Он только указывал им на их недостатки, и был прав. А они пользовались любым его промахом, бегали жаловаться на него Дмитрию Николаевичу, добивались его увольнения. Даже когда этот хлыщ Федотов ударил его, Дмитрий Николаевич не вступился, не уволил Федотова, а просто развел их по разным углам.

Друг детства называется! Я была в не себя, просто негодовала. Но что я могла сделать? – она бессильно развела руками. – Я здесь никто, обычная уборщица, мне даже не разрешают подниматься на второй этаж, только когда в клинике никого нет, и надо вымыть полы. Но я и со своего места многое видела. – она сурово поджала губы и бросила на Вадика осуждающий взгляд.

– Кто это – Федотов?

– Есть тут такой… Дамский угодник и альфонс. Жиголо. – вахтерша строго посмотрела на Вадика. – Продаст себя не раздумывая за хорошие часы. Порядочные женщины обходят таких за километр. Удивляюсь, как ему доверяют лечить людей. – Если я вас правильно понял, Федотов и Тучков подрались?

– Совершенно верно.

– Когда это было?

– Три недели назад.

– Расскажите подробнее.

– Мы уже закрывались. Егор Иванович спускался вниз, Федотов догнал его на лестнице и схватил вот так, – ватерша зажала в кулаках отвороты своей блузки. – И замахнулся.

– Но не ударил? – уточнил Мешков.

– Не помню. Кажется, нет. – в ее голосе звучало сожаление. Некоторое время она колебалась между желанием эффектно закончить рассказ и быть правдивой. – Но все-равно, мне было ужасно жалко Егора Ивановича, он весь так съежился, бедняжка! Я закричала, прибежал Дмитрий Николаевич и растащил их.

– Что было потом?

– Ничего. Дмитрий Николаевич и Федотов поднялись наверх, а Егор Иванович ушел домой. Я очень удивилась, потому что мне показалось, что Дмитрий Николаевич на стороне этого красавчика. А ведь все знают, что они с Тучковым дружили в молодости.

– Как вы думаете, почему возникла эта драка?

– Они что-то говорили о деньгах. Кажется, Федотов был должен ему, потому что Егор Иванович, спускаясь приговаривал: «Отдашь все до копеечки! Попробуй не отдай!» После этого Федотов догнал его и схватил за рубашку.

– Скажите, Тучков часто приходил на работу пьяный?

– Бывало, – неохотно подтвердила она. Эта подробность портила общее благоприятное впечатление, а ведь именно за этим она пришла сюда сегодня. Чтобы восстановить справедливость и обелить имя несчастного Тучкова, когда все вокруг будут говорить о нем гадости. Поэтому, подумав самую малость, она тут же нашла ему оправдание. – Как же он мог не пить, если его здесь все ненавидели? Думаю, он шел на работу как на каторгу. Он был такой ранимый, такой чувствительный. Не то, что эти… – вахтерша с презрением кивнула в сторону двери, имея в виду сотрудников. – Люди без сердца, без жалости. На уме только деньги. Вы видели здешние цены? Это же грабеж средь бела дня! Чтобы полечить один зуб, мне надо отдать половину своей пенсии. Разве такое могло быть в Союзе?

– Вы не знаете, почему Бурцев не вышел сегодня на работу?

– Говорят, он заболел. Но это ерунда, конечно. К такому никакая болячка не пристанет. Здоров, как конь.

– Что можете сказать о нем?

– Замкнутый, скрытный, раздражительный. Он тоже не любил Егора Ивановича. Мне кажется, даже больше чем другие.

Уже в дверях, она обернулась и произнесла, почему-то с вызовом посмотрев на Юрченко.

– Знаете, кое-что не дает мне покоя…

– Да?

– По-моему, кто-то пел колыбельную.

– Когда?

– В пятницу, когда Егор Иванович с кем-то разговаривал наверху.

– Колыбельную? Как поют маленьким детям?

– Да, колыбельную. Мне так кажется. Не знаю… Кто-то напевал колыбельную песню.

– Тучкову?

– Не знаю, не думаю.

– Голос был женский?

– Вроде. – она поджала губы, видя что теперь и Мешков смотрит на нее с явным недоверием. – Я вообще не уверена. Мне так показалось… Колыбельную, да.