Песня волка - Ирина Баздырева

— Он водит непрошеных гостей кругами и все до сих пор уверенны, что это место пустынно и что здесь обитают только дикие лисицы. Я попросила духов этого места быть милостивыми к нам и вывести нас к шаману.

— Духов этого места… — растерянно пробормотала Эшли.

— Это место силы, — коротко объяснила Джози и зашагала дальше.

Она скинула рюкзак и села на землю рядом с ним, больше не притрагиваясь к нему. Теперь настал черед Эшли заняться рюкзаком. Развязав его, она вынула и расстелила на траве газету и принялась выкладывать на нее нарезанную ветчину, уже остывший ежевичный пирог, яблоки и термос с кофе. Горячий и крепкий, он оказался как нельзя кстати, подбодрив утомленных путниц.

— Нам осталось только спуститься с холма, а там, по словам тетушки, до хижины шамана рукой подать. Спускаться — не подниматься, верно?

— Я спущусь и поднимусь и снова спущусь, только бы Ждущий у Дороги был жив-здоров и не завернул нас обратно, — Эшли откусив кусочек от ежевичного пирога, зажмурилась от удовольствия. — М-м, как вкусно…

— Да уж, что-что, а тетушка умеет готовить ежевичный пирог. Это ее коронное блюдо.

Эшли бросила на нее быстрый взгляд.

— Извини за бестактность, но можно личный вопрос?

Джози пожала плечами.

— Задавай. Ведь я могу ответить или не ответить. Спроси, раз хочешь.

— Почему ты одна?

— Я была замужем и ни к чему хорошему это не привело. У нас хватило ума разбежаться вовремя до того, как мы окончательно не испортили отношения.

— Но ты любила его?

Джози вздохнула и, прожевав ветчину, спросила:

— Что значит любовь? Отречение от себя. Некое безрассудство. Словом, ты любишь и не рассуждаешь. Но в том-то и дело, что испытывая сильное влечение к мужчине, я продолжаю оценивать его. Понимаешь? То время, что я была замужем, оказалось для меня потерянным. Из моего брака я вынесла раз и навсегда усвоенный урок — я не создана, чтобы жить одним замкнутым семейным мирком. Вместо того, чтобы тратить силы на слабого мужчину, поддерживая его в его эфемерных мечтаниях, которые быть может никогда не воплотятся в жизнь, я могу чего-то добиться сама, имея развязанные руки. И чтобы я могла поступиться собой, своей жизнью ради другого, должен встретиться сильный мужчина, намного сильнее меня, — немного, поколебавшись, она добавила. — Хотя… это тоже довольно спорное утверждение. Какое-то время я встречалась с Одиноким волком.

— С кем?

— Ты знаешь его как шерифа Элка.

— И?

— Кажется, ему тоже было все равно…

— Как это?

— Он тоже оценивал. Мы словно мерились силами. Я отступила. Ну а ты? Наверно, как все, мечтаешь выйти замуж?

— Мечтаю. Думаю, я не потеряю себя в браке. Просто изменюсь. Любовь творит тебя, а ты творишь семью, рожаешь детей, воспитываешь… Это творчество.

— А если поймешь, что ошиблась и впустую потратила свое творчество на никчемное ничтожество?

— Это не потерянное время. Что-то все равно меняется. Ты приобретаешь опыт. Осознает себя и свои силы он. Ничтожества и никчемность — это от слабости, тут ты права. Но любовь придает ничтожеству силу, а силе мягкость.

— Это навряд ли, — скептически хмыкнула Джози. — Тут потребуется терпение трех жизней, которых никто не имеет, а она у меня одна. Ладно… Пора идти.

Они спустились в небольшой распадок, где между холмами уместилась рощица и пошли по едва заметной тропе, петляющей среди деревьев. После безлюдной прерии с ее скудной сухой травой и свободно гуляющим по ее просторам ветром, Эшли не сразу привыкла к обступившим ее деревьям, закрывающим своей густой листвой небо. Недалеко, вдоль тропы бежал ручей, то расширяясь и подходя к тропе, то сужаясь, прячась в траве, его выдавал запах сырой земли, мелодичное журчание, да мечущиеся над водой стрекозы.

Эшли заметила, что Джози теперь шла осторожно, не торопясь и ногу ставила в след первой, и поняла, что они идут по чужой территории.

Прогалина открылась неожиданно, когда тропа резко повернула и деревья расступились. Тропинка пересекла ее и, вильнув, спряталась за валуном, мелькнув возле старого, развесистого дуба, росшего на краю прогалины. К нему, одной своей стороной прижалась приземистая хижина. Но внимание Эшли привлек валун, вросший в землю. Вся его поверхность была разрисована какими-то знаками и геометрическими фигурами. По другую сторону хижины у кустов орешника, окаймлявших прогалину, плотных и непроходимых, был устроен очаг, обложенный камнями. Над ним, на треноге, висел котел. На провисшей веревке, натянутой между двумя кольями, проветривалось разноцветное одеяло.

И тут Эшли заметила сидевшего на поваленном чурбаке, старика. Прикрыв глаза, он курил трубку с длинным деревянным мундштуком, прислонившись спиной к стене хижины.

Эшли удивилась: как это она сразу не заметила его? Она готова была поклясться, что старика не было, когда они вышли к хижине.

Джози решительно направилась к шаману. Эшли настороженно оглядываясь, — может она еще что-нибудь не заметила, — следовала за ней. Они остановились в трех шагах от старика, который, словно не слыша их приближения, прикрыв глаза, невозмутимо курил свою трубку.

Он был очень стар, намного старше Дженни Опавший Лист. Широколицее, скуластое лицо шамана казалось неподвижно от старости. Его бороздили глубокие морщины, прорезали широкий лоб, лежали меж густых бровей, а кожа впалых щек напоминала кору дуба. Узкие запавшие губы посасывали чубук трубки. От широких ноздрей массивного крючковатого носа к опущенным углам рта шли складки, придававшие его лицу, выражение торжественной надменности. Длинные седые волосы, расчесанные на пробор заплетены по обычаю индейцев в две тонкие косы.

Под выцветшей заношенной ковбойкой угадывалось высохшее старческое тело с жесткими уже негнущимися суставами, делавшими движения осторожными и угловатыми. Из-под обтрепанных джинсов выглядывали поношенные кожаные мокасины. Пальцами, чьи суставы распухли от артрита, он сжимал чашечку трубки. Однако же по нему нельзя было сказать, что он испытывает тяжкое бремя своих лет и отступил перед немощами. Он не производил впечатления беспомощного старика доживающего свой век в праздном бессилии и греющегося в последних лучах летнего солнца. Наоборот, лицо его выражало силу, собранность и внутреннюю готовность. Только к чему?

Просунув ладони в задние карманы джинсов, Джози ждала, когда он обратит на них внимание. Глядя на ее четкий профиль и решительно сжатые губы, Эшли ревниво подумалось, что вот у нее, служи она в полиции, не погибали друзья и она закрыла это дело, быстро разобравшись в таинственных смертях, докопавшись до их истинной причины, которые, наверняка оказались бы банально просты, а не полезла в дебри мистики. Старик, так и не подняв на них глаз, что-то проговорил. Эшли вопросительно посмотрела на Джози.