Песня волка - Ирина Баздырева

Иногда на отдаленных фермах жили странной жизнью: тем, кто был слаб, доставался тяжкий удел, а подлость творила беззаконие, оставаясь безнаказанной. Там, где правила грубая сила, всегда так было.

Тогда шли бои. Индейцы не хотели уступать генералу Кастеру. Они еще имели силу. Ночью в отдалении слышалась стрельба. Она длилась недолго и вскоре стихла, а утром, когда хозяйка фермы вошла в хлев, то обнаружила в нем индейца и испугалась. Это был сиу. Боевая раскраска смазанная кровью, придавала ему устрашающий вид. Он знаком попросил, чтобы женщина не шумела и потерял сознание. Оказалось, что индеец едва ли старше самой Катрин и рана его была страшной.

Ее муж, Гордон, не уставал повторять, что краснокожие это даже не дикари, а животные, потому что живут не по заповедям божьим, одеваются в звериные шкуры, а то и ходят голыми. Он говорил, что они жестоки от того, что Господь не дал им человеческого сознания и от того они не спосбны жить, как нормальные люди, и похожи на бродячих псов. Катрин считала их людоедами. Гордон подробно рассказывал, как краснокожие издеваются над белыми, как мучают и истязают женщин и детей, а все от того, что не знают Христа, живут не по божеским заповедям, хлеба не сеют и едят сырое мясо.

Но Катрин была христианкой и добрым человеком. То есть, она никогда не думала о ком-то плохо и человеку приходилось очень постараться, чтобы уронить себя в ее глазах. Может именно это и позволяло ей терпеть такого мужа, как Гордон. Поэтому она не увидела в беспомощном дикаре ни людоеда, ни жестокого насильника и убийцу, а лишь умирающего мальчишку. Она остановила его кровь, обмыла и перевязала рану и как могла лечила, пряча его в сене.

Индейцу повезло, что хозяин фермы не заглядывал в эти дни в амбар. Наступили горячие деньки, нужно было убирать урожай и семья от зари до зари работала в поле. Но поздними вечерами Катрин прокрадывалась в амбар, чтобы посмотреть на рану индейца. Она очень боялась раненого и своего мужа и мечтала, чтобы дикарь побыстрее окреп и покинул ферму.

За это время, они не сказали друг другу ни слова. Индеец съедал все, что она ему приносила. На ее синяки, покрывавшие руки, а иногда шею и лицо, он не обращал внимания, это было не его дело, женщина принадлежала не ему. Она же старалась побыстрее перевязать его, пугливо вздрагивая при каждом шорохе. Как-то вечером, пробравшись в амбар, Катрин не обнаружила индейца и вздохнула с облегчением, горячо возблагодарив за это бога. На этот раз она легко отделалась.

Катрин вышла из семьи нищего фермера, у которого детей было больше чем земли, да и та оказалась плохой. Искать другую не было ни сил, ни средств. А потому отец Катрин, не задумываясь продал свою среднюю дочь некоему фермеру, что возвращался из отдаленного форта, где выгодно сбыл излишки своего урожая. Здоровяк фермер хвастал, что в ближайшем городке ему бы столько нипочем столько не заплатили, зная его тягу надуть партнера.

Он возвращался навеселе с кошельком, тяжелым от денег. У него, правда, хватило здравого смысла остановиться на ночь в убогой ферме. Всю ночь он пил с хозяином, щедро угощая его виски. Сам хозяин, тщедушный рыжеволосый человек, поддакивал и подчинялся Гордону, выслушивая все его небылицы, потому что тот, просто, сорил деньгами. И всю ночь им подавала и прислуживала его послушная, кроткая дочь. А утром, громгласный гость выложил перед ним кучку серебряных монет. Так светловолосая девушка стала его собственностью.

В праздничные дни, когда Гордон с семьей отправлялся на мессу в городок, он производил впечатление добропорядочного фермера и главы семьи. Он наряжался в свой праздничный сюртук, расчесывал рыжую бороду, приглаживал волосы гребнем, разделяя их на прямой пробор, для верности смазав медвежьим жиром, чтобы они не торчали в разные стороны. В такой день родители могли себе позволить купить лакомства, орешки или леденцы для Джошуа. Праздник заканчивался, когда Гордон, оставив Катрин и сына, с довольной ухмылкой вваливался в кабак. Тогда Джошуа жался к Катрин, предчувствуя побои, которым будет подвергнут он и его мать по возвращению домой, и леденцы уже не радовали его. А Катрин покорно ждала у кабака, когда разбуянившегося мужа можно будет забрать домой.

В тот раз ему не хватило денег чтобы досидеть до конца в шумной попойке и его выставили раньше времени. Гордон обвинил в этом Катрин и сына, заорав, что это из-за них у него нет монет на выпивку, что они ему только помеха и лишний рот, и вот чем это все закончилось. Он вынужден из-за них возвращаться домой, не повеселившись как следует. Однако, Гордон взял свое. Он столкнул Катрин с повозки посреди степи, а расплакавшегося Джошуа, испугавшегося за мать, вытянул плетью.

Бедную женщину не беспокоило, что она идет ночью одна по прерии. Она боялась за сына и горячо молилась, чтобы муж в пьяном угаре, позабыл о нем, оставил бы его в покое и не причинил ему вреда побоями уже предчувствуя, что всю их тяжесть придется испытать на себе детскому тельцу Джошуа. Ее не пугали волки или индейцы, все они не шли ни в какое сравнение с жестокостью Гордона. Она брела в полной темноте, горячо молясь за Джошуа и умирая от страха за сына. Временами ей казалось, что позади нее словно ступают копыта лошади, но останавливаясь и настороженно прислушиваясь, не слышала ничего. Когда она перед рассветом подошла к своему дому, то уже не могла молиться, отупев от усталости и бессонницы.

Она нашла храпящего Гордона, развалившегося на кровати, а Джошуа, побитый и голодный спал в углу, свернувшись калачиком, как маленькая несчастная собачонка. Он сразу же проснулся, едва Катрин переступила порог горницы и, тихонько хныкая, потянулся к ней. Он не плакал, боясь разбудить отца. Прижав к себе сына, утешая и осыпая его поцелуями, Катрин забылась на несколько минут чутким сном. Всего на несколько жалких минут, потому что была разбужена протрезвевшим и злым мужем. Увидев еще спящую жену, в грязной юбке, растрепанную и бледную, он побил ее за нерадивость, так и не вспомнив, как поступил с ней, оставив в степи ночью одну.

В тот год зима выдалась особенно холодная. Охота не приносила Гордону ничего, а поскольку урожай был небольшой, продукты приходилось экономить, чтобы хоть как-то дотянуть до весны. Большая часть еды доставалась Гордону, потому что он охотился, но ему нечасто везло. Катрин отдавала свою еду Джошуа, но мальчик слабел и все время болел. Саму Катрин шатало от недоедания и недосыпания, хижина как следует не протапливалась, а уснуть в холоде было сложно. В середине декабря случилось страшное. Жестокая простуда свалила самого Гордона. Катрин варила из муки кашу-клейстер и кормила семью. Как-то, выйдя из хижины, она увидела лежащие посреди двора тушки глухарей. Она не особо задавалась вопросом откуда они, потому что это была еда, спасение для ее сына и мужа. Через три дня, она нашла двух лежащих посреди двора подстреленных зайцев, а потом и целый олений бок. Но сколько она ни оглядывалась вокруг, увидеть благодетеля так и не смогла, хотя отчасти догадывалась кто им был.