Путеводитель по англичанам - Дэвид Бойл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
69
Индивидуализм
Первая перепись населения была проведена в Англии в эпоху Наполеоновских войн. Но Англия была не первой в мире страной, решившей пересчитать свое население, — эта честь принадлежит Швеции. В 1752 году парламент отклонил проект переписи как возмутительное вмешательство в частную жизнь граждан.
Томас Поттер, которому принадлежала идея провести в Англии перепись, сын архиепископа Кентерберийского и в прошлом секретарь принца Уэльского, член парламента и представитель округа Сейнт-Джерманс, был, по выражению журнала Gentleman’s Magazine, «человеком весьма средних способностей и несколько тщеславным в отношении своей особы». Его почти в одиночку разгромил представитель от Йорка Уильям Торнтон. Поначалу он был единственным членом парламента, проголосовавшим против переписи, но к тому времени как законопроект достиг палаты лордов, он так взбудоражил оппозицию, что предложение резко отвергли.
«Какой прок в том, что кто-то узнает, каково население жителей в Англии и каковы его доходы? Поможет ли это увеличить то и другое? — спрашивал Торнтон своих коллег в парламенте. — Чего ради нужно выяснять, какие области королевства населены более густо, а какие пустуют, — не ради того ли, чтобы перегонять нас с места на место, как пастухи перегоняют стада? Если таково ваше намерение, почему бы сразу не заклеймить нас как скот? Пока с нами обращаются как с быками и овцами, пусть не оскорбляют нас человеческими именами».
Можно не соглашаться с Торнтоном, но нельзя не восхититься его отвагой, его упрямым английским индивидуализмом и решимостью сопротивляться засилью технократов.
Англичане всегда считали себя несговорчивой нацией. Они с одинаковым подозрением относились и к наполеоновской тирании в Европе (возможно, из-за протестантсткого нервозного отношения к всевластию пап; кстати, в разные периоды истории в представлении англичан Брюссель и Рим играли одинаковую роль), и к рабской покорности американцев с их штрафами за переход улицы в неположенном месте и идеальными муниципальными газонами. Англичане могут жаловаться на беспорядок у себя в стране, но они все же предпочитают его порядку, насаждаемому насильно. Они могут жаловаться, что поезда опаздывают, но у них никогда (до сих пор) не было искушения променять эти неудобства на безусловную эффективность тоталитарного режима.
В результате должна была возникнуть некоторая неразбериха. Действительно, в Англии нет официальной конституции. Нет внятных законов. Нет даже внятного правительства. Английские законы представляют собой совокупность всех юридических прецедентов, когда-либо имевших место в истории. Но есть что-то удивительно симпатичное, хотя порой и довольно раздражающее, в беспорядочном устройстве английской администрации с ее непрофессиональными городскими чиновниками и невооруженной (обычно) полицией. Это продукт английского индивидуализма, и в этом нет ничего плохого.
В наше время простое выражение несогласия, простой отказ склонить голову перед традицией — уже поступок. Именно из-за того, что тирания общественного мнения превращает эксцентричность в порок, необходимо, чтобы люди были эксцентричными — так нам удастся преодолеть гнет этой тирании. Эксцентричность водится там, где процветает сила характера. Количество эксцентричности в обществе всегда пропорционально количеству гениев, живости ума и моральной отваги. То, что сегодня лишь немногие отваживаются быть эксцентричными, — главная опасность нашего времени.
Джон Стюарт Милл, «О свободе» (1859)70
Марш безработных из Джарроу и Благодатное паломничество
«Что особенного в северо-восточном регионе Англии?» — спросите вы. Да, он подарил нам Беду Достопочтенного и Линдисфарнское евангелие, ньюкаслский акцент и многое другое. Но кроме того, он всегда был родиной знаменитых английских возмутителей спокойствия, и это прямо или косвенно влияло на культуру упомянутой области.
Считается, что Благодатное паломничество было предпринято в октябре 1536 года, после того как Линкольнширское восстание потерпело неудачу. Поход возглавил лондонский адвокат из Ричмондшира Роберт Аск. Возмущенные (вполне справедливо) поведением Генриха VIII и переходом церковных владений в руки знати (к чему, в сущности, свелся процесс секуляризации монастырей), подогретые подозрениями о том, что народу хотят навязать другую религию, участники марша захватили Йоркский собор и выгнали с монастырских земель новых жильцов.
Почти 40 тысяч человек последовали за Аском в Селби для переговоров с герцогами. Люди собирались со всех концов севера; они несли с собой чудотворное знамя святого Катберта длиной пять ярдов (его доставили жители Дарема). Всем им было даровано королевское прощение и обещание, что следующая секуляризация произойдет не раньше, чем парламент соберется в Йорке. Поверив этим словам, Аск распустил своих сторонников. Его повесили в клетке в Лондоне, а другие зачинщики марша были повешены, обезглавлены или четвертованы.
Судьба участников марша безработных из Джарроу была далеко не столь мрачной. Они выступили ровно спустя четыре столетия после Аска, в октябре 1936 года. С собой они несли петицию за подписью 11 тысяч человек, возмущенных закрытием и расформированием местной кораблестроительной компании, возросшей до 72 % безработицей и закрытием двух местных продуктовых магазинов. Спустя месяц, пройдя почти 300 миль, протестующие достигли Лондона. На этот раз никому не рубили головы, но премьер-министр Стэнли Болдуин встретил их крайне холодно и распорядился выдать каждому по одному фунту стерлингов на обратную дорогу.
Участники марша безработных, который назвали Крестовым походом из Джарроу, как и их предшественники времен Благодатного паломничества, перед отправлением получили благословение епископа Джарроу. Когда они прошли полпути, то подверглись порицанию со стороны епископа Дарема, который осудил их как распространителей «революционной смуты». Предшественник даремского епископа в 1536 году был вынужден бежать из своего замка при виде толпы, которая собралась, чтобы просить его возглавить поход. В обоих случаях перспектива вступления демонстрантов в Лондон вызывала у властей серьезные опасения. В 1936 году Специальный отдел полиции провел брифинг с Кабинетом министров, на котором был поднят вопрос о «подборе и подготовке журналистов… которым будет поручено подготовить материалы, вскрывающие истоки, мотивы и общую бесполезность этого марша».
Красноречивая картина висит в Музее Джеффри в Лондоне. Она изображает нарядную юную пару, которая равнодушно смотрит из окна модно обставленной квартиры в центре Лондона на ночную улицу, заполненную демонстрантами с горящими факелами. На лицах молодых людей написан некоторый интерес, но не более того. Это весьма выразительный портрет английской классовой системы.
Сегодня всю дорогу начиная от Рипона было то же самое. Жители Рипли и Киллингхолла подбегали к дверям, чтобы посмотреть на проходящих участников марша. Автомобилисты махали, проезжая мимо. Один из них закричал: «Ну что, как идут дела?» Еще одна женщина крикнула: «Привет, йоркширцы!» Сами йоркширцы были в отличной форме, в любой момент можно было ожидать, что оркестр заиграет вместо «Энни Лори» и «Лебединой реки» марш «Бодрее, ребята, бодрее». По дороге общественная касса продолжала пополняться: фунт здесь, пенни там — этот пенни опустила в банку восторженная маленькая девочка, которая бросилась к нам через дорогу с такой радостью, словно нас вел за собой по меньшей мере Красавчик принц Чарли.
The Guardian (13 октября 1936)71
Последний променадный вечер
Променадные концерты (The Proms) были придуманы Робертом Ньюменом, импресарио и управляющим концертного зала Куинс-холл, который располагался напротив здания, где сейчас находится лондонский Дом радиовещания BBC. В августе 1895 года молодой дирижер Генри Вуд под руководством Ньюмена приступил к воплощению этого проекта.
Первоначально Ньюмен планировал заинтересовать променадными концертами обывателей и тем самым расширить их музыкальный опыт. Он знал, что эту идею уже пытались воплотить ранее в Ковент-Гардене, но относительный успех она имела только в исполнении романтического французского дирижера Луи-Антуана Жюльена. Здесь для решения вопроса была предложена кандидатура Генри Вуда, и Ньюмен пригласил его на ланч в ресторане Pagani’s рядом со старым Куинс-холлом. Средства, необходимые для запуска проекта, пожертвовал любитель музыки, хирург с Аппер-Уимпол-стрит доктор Джордж Кэткарт, который согласился спонсировать эксперимент при условии, что в программу включат произведения Вагнера.