Путеводитель по англичанам - Дэвид Бойл

Уже столетие он с нами. Среди великих болот, на равнинах Йорка, в горных деревнях северо-востока и на пограничных фермах люди многие годы сверяют по нему часы.

65

Гилберт и Салливан

Ни один английский композитор не может сравниться с Артуром Салливаном в умении создать мелодию, которую так и хочется напевать себе под нос. Английские интеллектуалы смотрят на оперетты Гилберта и Салливана свысока, словно упрекая в том, что они не дотягивают до уровня Глайднборнского фестиваля или Королевской оперы, часто именуемой Ковент-Гарденом. Там оперетты почти никогда не ставят («Что, никогда? — Ну почти никогда!»).

Великая эпоха песен закончилась в 1960-е, но началась она в 1860-х, и Салливан, сын капельмейстера, уже в восемь лет умевший играть на всех оркестровых инструментах, стал одним из ее первых вестников. Он был автором не только популярных мелодий («Бедные скитальцы» и «Солнце, чьи лучи»), но и подлинной викторианской классики («Потерянный аккорд» и гимны). Он написал музыку для одного из самых красивых и мелодичных гимнов — «Это случилось в ясную полночь».

И хотя Салливана раздражали смехотворные сюжеты оперетт и то, сколько времени они у него отнимали — тогда как он мечтал писать величественные оперы, — именно его музыка помогла сочинениям Гилберта оставаться на сцене более ста лет.

Уильяма Швенка Гилберта никак нельзя назвать младшим партнером в этом творческом союзе. Он был современным и передовым театральным драматургом, четко представлял, какими должны быть его произведения, и добивался выполнения поставленной задачи с мрачной целеустремленностью.

Тексты и чувство юмора Гилберта, несомненно, выдержали испытание временем: комические речитативы «Есть список у меня» и «Современный генерал-майор» находят отклик у зрителей и в наши дни. Его блестящая сатира на английское правительство продолжает жить в оперетте «Микадо» (хотя английское правительство, верное себе, в 1907 году запретило представлять «Микадо» во время государственного визита японского принца, чтобы избежать дипломатического скандала).

Гилберт был тираном со взрывным характером и внезапными приступами великодушия. Затяжной спор о покупке ковра чуть не положил конец его партнерству с Салливаном и Оперным театром Д’Ойли-Карта. Но то, чего не сделал ковер, завершил ряд провальных постановок в 1890-х годах. В конце концов публика выросла из Гилберта и Салливана, декорации трупп Д’Ойли-Карта за время многочисленных турне пришли в негодность, и только блистательная новая постановка «Микадо» в Английской национальной опере в 1987 году, а также великолепная работа режиссера Майка Ли в фильме «Кутерьма» (Topsy-Turvy) в 1999 году сумели вернуть моду на Гилберта и Салливана.

Ричард Д’Ойли-Карт и его жена Хелен были ключевым элементом в партнерстве Гилберта и Салливана. Они заключили общее соглашение после того, как предыдущие деловые партнеры Д’Ойли-Карта, совсем потеряв голову, подослали людей, чтобы разобрать и похитить театральные декорации прямо во время представления оперетты «Ее Величества корабль “Фартук”» (HMS Pinafore).

Музыка Салливана позволила блестящей, но недолговечной в силу своей злободневности сатире пережить свое время и стать весомым вкладом в английскую культуру: не каждый композитор смог бы так изящно обыграть противостояние фей и палаты лордов в «Иоланте» или женитьбу главного судьи на главной свидетельнице в «Суде присяжных». Кроме того, свою роль сыграла убежденность Салливана в том, что для сочинения музыки ему нужны эмоции, что заставляло Гилберта (насколько Гилберта вообще можно было заставить) придумывать сюжеты, имеющие шанс остаться в веках.

Их сотрудничество началось в 1871 году с оперы «Феспид», либретто и музыка которой теперь утрачены, и закончилось катастрофическим «Великим герцогом» в 1896 году.

Салливан не был женат, но был замешан в нескольких любовных интригах, в том числе с американской светской львицей Фанни Рональдс. До этого он поддерживал тайную связь одновременно с двумя сестрами, дочерями инженера Джона Скотта Рассела. Как многие английские джентльмены, он любил бывать в Париже, увлекался азартными играми, имел склонность к одним английским видам спорта и совершенно не терпел другие. «Я видел в жизни немало плохих игроков в теннис, — сказал как-то его ведущий актер Джордж Гроссмит, — но таких, как Артур Салливан, — никогда».

Салливан страдал от постоянных проблем со здоровьем: болезнь почек вынуждала его дирижировать не стоя, а сидя за пультом. Он умер в возрасте пятидесяти восьми лет, оставив на рабочем столе неоконченную партитуру оперы «Изумрудный остров». Гилберт прожил до 1911 года и скончался после того, как бросился в собственный садовый пруд, чтобы спасти девочек, которые, как ему показалось, тонут (на самом деле они просто дурачились) — резкое погружение в холодную воду вызвало у него сердечный приступ. В каком-то смысле это был весьма гилбертианский конец.

Влияние Гилберта и Салливана чувствуется в стихах П. Г. Вудхауза того периода, когда он писал сценарии для Голливуда, и в сатире Тома Лерера. Песни Салливана послужили примером и источником вдохновения для целой плеяды популярных композиторов-песенников: Джорджа Гершвина, Ричарда Роджерса и, вероятно, даже для Эндрю Ллойда Уэббера. Оперетты Гилберта и Салливана дали старт блестящей комической карьере Гроссмита, автора «Дневника незначительного лица». Гилбертианская традиция в английской сатире прокалывает дутый пузырь помпезности и пустозвонства и до сих пор остается одной из незыблемых основ английской жизни.

Когда неприятель впередиВ походе или сраженье,Герцог шагает в последних рядах(Разумная осторожность!),Но стоит броситься в бегство полку —И вот он уже впереди,О знаменитый,Родовитый,Даровитый,Грозный муж —Герцог Плаза-Торо!

У. Ш. Гилберт, «Гондольеры» (1889)

66

Гай Фокс

Англичане крепко держатся за свою историю, и не только за ее славные страницы. Они охотно и с размахом отмечают даты кровавых поражений и капитуляций (см. главу 33). Традиция каждый год сжигать на костре чучело человека и запускать фейерверки, чтобы отпраздновать его кончину, — одна из самых знаменитых, если не сказать постыдных, национальных привычек.

Гай Фокс родился в Йорке в 1570 году и под влиянием отчима стал католиком. Как многие религиозные фанатики, в какой-то момент он отправился за рубеж, чтобы биться за правое дело: в Нидерландах он сражался с фламандскими протестантами на стороне испанских католиков, потом съездил в Испанию, чтобы заручиться поддержкой для организации английской католической революции. Это ему не удалось, но он познакомился со своим будущим товарищем по Пороховому заговору Томасом Винтуром, который в свою очередь представил его Роберту Кейтсби. Так, звено за звеном, сформировался заговор, целью которого было убийство Якова I.

Фокс был рослым человеком с густой рыжей бородой и усами. По словам одного из друзей-иезуитов, он был «благожелателен в обхождении, обладал приятными манерами, не имел склонности к дрязгам и раздорам… был верен своим друзьям».

Впервые заговорщики встретились в мае 1604 года в Лондоне, в пабе «Утка и селезень» на Стрэнде. Они планировали взорвать парламент в тот момент, когда король прибудет туда для официального открытия парламентской сессии, и возвести на трон его дочь Елизавету. Одновременно должно было подняться восстание в Центральных графствах. Заложить порох под здание парламента оказалось совсем несложно: заговорщики просто арендовали один из подвалов под палатой лордов.

Но, как и многие цивилизованные люди, по тем или иным причинам ступившие на путь терроризма, заговорщики до последнего момента колебались, и именно это их выдало. Накануне намеченного дня католик лорд Монтигл получил анонимное письмо, убеждающее его держаться подальше от парламента. Он показал письмо королю, подвалы обыскали и обнаружили там Фокса, а вместе с ним тридцать шесть бочек с порохом, которые должны были, согласно замыслу заговорщиков, «забросить вас, шотландские попрошайки, обратно в ваши родные горы».

Фокса пытали, пока он не выдал имена других участников заговора. Палата лордов под тайным наблюдением короля и его семьи признала всех виновными. Фокс был казнен последним на Олд-Пэлас-Ярд — его приговорили к повешению, четвертованию и потрошению, но он успел броситься с эшафота и сломать себе шею до того, как за него взялся палач.