Три метра над небом. Я хочу тебя - Федерико Моччиа

— Да ты прямо помешался на скрытом смысле. Смысл только в том, что я согласилась, а ты все докапываешься. Извини, мы сейчас вместе — ты и я?

— Пока нет.

— В данном случае, поскольку мы спорим, ответ должен быть только «нет», а не «пока нет». Понятно?

Малышка начинает горячиться.

— Да уж.

— Ну, тогда мы не вместе.

— Нет.

— Отлично.

Я делаю паузу и добавляю:

— Пока.

Джин смотрит на меня сердито.

— Ты хочешь, чтобы последнее слово всегда было за тобой?

— Точно.

— Ну, ладно, тогда сделаем так. Мы пока не вместе, и, разумеется, так будет весь этот вечер. И если ты будешь продолжать в том же духе, я буду называть все более отдаленные даты нашего ммм… сближения, и не исключено, что счет пойдет на месяцы. Ясно?

— Куда яснее, — улыбаюсь я. — На собственном опыте я уже понял, что когда ты в чем-то уверен и всем об этом рассказываешь, это признак неуверенности. Пояснить?

— Да.

— Лучше было остановиться на «пока».

Я улыбаюсь. Джин качает головой.

— Хватит с меня твоих «пока», ты меня достал. И вообще, мы о чем спорим? Что ты и я — не вместе?

— Да, обычно все начинают спорить, когда они уже вместе. Значит, у нас все наоборот.

— Да мы еще ничего не начали.

Я медленно торможу и сворачиваю к обочине. Джин смотрит на меня взволнованно.

— А сейчас что ты делаешь? Ты хочешь…

— Пока нет. Встреча назначена здесь, но я никого не вижу, Наверное, они ушли, мы опоздали.

— Ты опоздал.

— Хорошо, я опоздал.

— Как это ты со мной так легко согласился?

— Если мы будем так спорить о каждой ерунде, мы расстанемся, прежде чем начнем.

На этот раз хохотать начинает Джин. Я тоже смеюсь. Мы смотрим друг на друга и покатываемся со смеху, прямо на том месте, где назначена несостоявшаяся встреча.

Громко звучит музыка. Старые и новые хиты.

— Класс! Вот эта — супер!

Это правда: радио выдает легендарное «Love me two times» легендарных «Doors».

— Love me two times, girl, one for tomorrow one just for today… Love me two times, I’m goin’away… Но это я тебе переводить не буду.

— Кажется, я все и так понял.

Вокруг тьма кромешная. Ну а «пока», наверное, он прав: надо идти.

— Куда ты меня привез?

— Пойдем поужинаем вдвоем. А с моими друзьями ты познакомишься позже.

— Когда это позже?

Смотрю на него, ожидая отпета. Я решила пойти на перемирие.

— Ну, если это когда-нибудь произойдет.

Довольная, я делаю звук громче и лихорадочно переключаю каналы в поисках других песен. И тайком в полутьме машины кидаю взгляд на Стэпа.

Поверить не могу… Я, Джин, в машине с ним. Если бы родители знали. Не понимаю, почему эта мысль первой приходит мне на ум. То есть, если бы родители узнали, что я сижу в машине с незнакомым парнем, то есть с парнем, которого они считают незнакомым, что бы они сказали? Представляю, что бы сказала мама: «Да ты что, с ума сошла? Джиневра, никогда никому нельзя верить. Я тебе тысячу раз говорила…». Так всегда: что бы мама ни говорила, она неизменно утверждает, что говорила мне это тысячу раз. Вот так. Но одно точно: такого она бы и представить себе не могла. И что бы я ей сказала? Знаешь, это я так хотела заправиться… Как бы можно было ей объяснить, как обстоят дела на самом деле? Нет, и думать об этом не хочу. Я и сама не могу в это поверить.

— А знаешь, кого ты мне сначала напомнил?

— Когда?

— Когда я меняла колесо и подъехали те трое?

— И кого я тебе напомнил?

— Ричарда Гира.

— Ричарда Гира?

— Да, в той сцене из «Офицера и джентльмена», когда он с другом идет с двумя девушками в бар. Там у дверей один тип начинает приставать к девушкам вместе со своими дружками, и Ричард Гир сначала не хочет ссориться, но, в конце концов, не выдерживает и дает тому типу в рожу.

— У Ричарда Гира тоже третий дан?

— Нет, дурачок. Это были удары full contact.

— Да ты и в этом разбираешься.

— Я ж тебе говорила: я занималась кик-боксингом и брала несколько уроков full contact. Не веришь? Когда-нибудь при случае я тебе это докажу.

— Не сомневаюсь… Но мне кажется, больше, чем «Офицер и джентльмен», здесь подходит другое. Из Иезекииля, глава двадцать пятая стих семнадцатый: «И совершу над ними великое мщение наказаниями яростными; и узнают, что Я Господь, когда совершу над ними мое мщение»[16].

— Ах ты скромник! Так тебе нравится «Криминальное чтиво»[17]?

— Да.

— И даже очень, судя по тому, что ты это помнишь наизусть!

Стэп улыбается и переводит взгляд на дорогу. Непонятно, что он хотел сказать этой историей: да уж, непонятно… Но лучше не докапываться. Смотрю на него, пока он занят дорогой. Правая рука напряжена, он держит руль уверенно, но в то же время — совершенно спокойно. Левый локоть упирается в край окошка, а пальцами он держится за подбородок. Правая рука сверху на руле, он крепко сжимает его и легко входит в повороты. На запястье, рядом с золотым браслетом, татуировка. Татуировка, кажется мне… Я незаметно придвигаюсь поближе, чтобы ее рассмотреть.

— Это чайка.

— Что?

— Чайка. У меня на запястье.

Он улыбается мне, на секунду отрываясь от дороги. Я чувствую, что краснею, но, к счастью, он этого не замечает.

— Смотри на дорогу.

— А ты смотри на свои татуировки.

— У меня нет татуировок.

— Тебе ни одной не разрешили сделать?

Стэп смотрит на меня с издевательской улыбкой.

— Родители тут не причем. Это мой выбор.

— А, ну конечно, понимаю, — он смотрит на меня с сочувствием и усмехается: наверное, думает, какая я дура. — Твой выбор?

— Да, мой.

Молчим. Потом я не выдерживаю.

— Вообще-то я наврала. У меня есть татуировка, и очень красивая, но что-то я сомневаюсь, что ты сможешь ее увидеть.

— Она так надежно спрятана?

— Это как посмотреть.

— То есть?

— Ой, ты прекрасно понял.

— Да, но я не знаю, насколько хорошо я понял, то есть, правильно ли я понял, где она.

— Это маленькая розочка внизу спины, ясно?

— Яснее некуда. Обожаю срывать цветы!

— Это уникальная татуировка — рельефная.

— Как это?

— На ней полно шипов.

— У тебя на все ответ готов! Да у меня на руках — одни мозоли.

Он тоже улыбается. Улыбка у него прекрасная. Это трудно отрицать. Но я не могу ему это сказать. На левой щеке у него странная вмятинка. Черт возьми, до чего же он мне нравится! И потом, он совершенно не такой, как Франческо. Это мой последний парень. То есть, он практически единственный, кто у меня был. И самый отвратительный, если честно.

20