История России XVIII-XIX веков - Леонид Милов

Весьма существенную роль играла и внешнеполитическая ориентация Б. X. Миыиха. Почти одновременно с Анной Ивановной скончался другой европейский скипетродержатель — австрийский император Карл VI. Назрела война Австрии и Пруссии, которая решила захватить у Австрии Силезию. Фельдмаршал Миних настоял на нейтральной позиции России в предстоящей войне за «Австрийское наследство». Больше того, фельдмаршал добился заключения с Пруссией союза в декабре 1740 г. Это вызвало неудовольствие в придворных кругах, включая и Брауншвейгскую чету, которая держала сторону Австрии. В итоге правительница издала указ, где полномочия Миниха были резко сокращены. Б. X. Миних остался недоволен, заговорил об отставке, будучи уверенным, что ее не примут. Но отставку все-таки приняли, и фельдмаршал оказался не у дел. Теперь старый А. И. Остерман стал первым. Но тотчас началась новая борьба. Обозначился и основной соперник Ос-термана — вице-канцлер граф М. Г. Головкин. К тому же Анна Леопольдовна также установила с Остерманом прохладные отношения. Один лишь принц Антон-Ульрих все еще подчинялся его влиянию.

Дворцовый переворот Елизаветы. Тем временем полным ходом развивалась придворная дипломатическая интрига, главным вдохновителем которой был французский посланник маркиз Ж. де ла Шетарди. Он прибыл в Россию с заданием любыми средствами содействовать войне России и Швеции. Кроме того, французская дипломатия пыталась втянуть Турцию в войну с Россией. Франция в войне за «Австрийское наследство» была союзницей Пруссии и стремилась укрепить прусский тыл, подогревая реваншистские устремления шведских правителей. Однако подробнее об этом будет речь в другой главе. Сейчас нам важно отметить, что в феврале 1741 г. Шетарди получил задание подготовить «дворцовый переворот» в пользу Елизаветы Петровны.

Интрига с Елизаветой началась с помощью ее придворного лекаря Г. Лестока, который связал ее с Шетарди. Вскоре присоединился и другой партнер, шведский посланник Э. М. Ноль-кен. Оба дипломата усиленно делали вид, что из-за Елизаветы готовы объявить войну Швеции с Россией, где (подумать только!) Швеция выступит защитницей наследия Петра I.Из донесений Шетарди явственно выступает весьма сдержанная линия поведения Елизаветы, которая то и дело «охладевала» к замыслам переворота. Летом 1741 г., когда переговоры подошли к решительной стадии, а Швеция уже объявила войну России, Елизавета стала требовать обещанного ей шведского манифеста, где было бы объявлено, что война идет за освобождение русского престола от иностранцев. Елизавете нужны были и деньги — 15 тыс. червонцев. Шетарди всячески избегал денежного вопроса, туманно обещав лишь две тысячи. Манифест от имени главнокомандующего действующей армией Левенгаупта все же был издан, однако практического распространения он не получил.

Оба дипломата вытягивали из будущей императрицы письменное обещание льгот для Швеции, имея в виду главное — территориальные уступки. Надо сказать, что такового обязательства Елизавета упорно не давала, и переговоры уже шли на убыль. Этому способствовал и проницательный А. И. Остер-ман. В октябре 1741 г. он, чувствуя недоброе, уже требовал, чтобы Шетарди был отозван французским правительством. Наконец, в конце ноября 1741 г. сама правительница Анна Леопольдовна имела «крупный» разговор с Елизаветой, где было обращено внимание на частые посещения Шетарди дома Елизаветы и дан совет прекратить эти встречи. Это был тревожный сигнал. Но это было не самое опасное, ибо переговоры с дипломатами и так были бесплодными. Дело в том, что Елизавета с помощью Лестока постепенно приводила в порядок традиционный механизм дворцовых переворотов — придворную гвардию.

С молодых лет отличавшаяся весьма вольным поведением, принцесса Елизавета была в тесном контакте с гвардейцами, дружа с красавцами-гренадерами. Великолепно сложенная, живая, веселая и, как говорили, ослепительно красивая, она пользовалась большой симпатией среди гвардейцев. В годы мрачной бироновщины и засилья иностранцев связи Елизаветы с гвардией крепли. Дворянская гвардия видела в ней наследницу Петра I, символ раскрепощения от господства иностранцев. Число сторонников Елизаветы среди дворян-гвардейцев росло.

И вот наступила главная опасность для предстоящего переворота. 24 ноября был отдан приказ всем гвардейским полкам (около 5 тыс человек) быть готовыми к выступлению против шведов, чтобы отразить их наступление на Выборг. Ближайшее окружение Елизаветы — М. И. Воронцов, А. Г. Разумовский, П. И. и А. И. Шуваловы и Г. Лесток настаивали на немедленном перевороте.

Момент был критический, и Елизавета решилась. В первом часу ночи легкие сани понесли ее к гвардейским казармам Преображенского полка. Войдя туда в сопровождении преданных ей гвардейцев, Елизавета обратилась к ним с речью, содержание которой нетрудно угадать. Около 200 присутствовавших там гвардейцев присягнули Елизавете. Двадцать всадников поскакали с этой вестью в остальные казармы, и полки в течение часа были собраны на дворцовой площади. Тем временем с большой группой гвардейцев Елизавета направилась к Зимнему дворцу. Отдельные отряды были посланы для ареста А. И. Ос-термана, Б. X. Миниха, М. Г. Головкина, барона X. В. Мини-ха, генерал-майора И. Альбрехта, обер-гофмаршала К.-Г. Левенвольде и генерал-комиссара С. В. Лопухина, шуринов Остер-мана братьев Стрешневых и др. Главный отряд стремительно направился в кордегардию Зимнего дворца, неся будущую императрицу на руках. Охрана дворца, за исключением четырех офицеров, перешла на сторону Елизаветы. Легко и быстро произошел арест Брауншвейгской четы — сонные люди не оказали сопротивления. Главным арестантом стал несчастный младенец, которому было 1 год 3 месяца.

Переворот совершился. Ночной дворец осветился огнями и стал наполняться толпами знати, спешившими поздравить новую императрицу. Был собран совет, где приняли участие канцлер князь А. М. Черкасский, тайный советник К. Бреверн, фельдмаршал И. Ю. Трубецкой, адмирал Н. Ф. Головин, генерал-прокурор Сената Н. Ю. Трубецкой, вернувшийся из ссылки А. П. Бестужев, обер-шталмейстер А. Б. Куракин.

Как видно из списка, здесь были и бывшие подручные Бирона и люди, не стоявшие близко к новой императрице. Подлинные сотрудники Елизаветы были еще в тени. Совет принял текст присяги. Иа другой день под грохот пушек царица вступила во дворец, и началось приведение гвардейских полков к присяге. А фельдмаршал Б. X. Миних, барон К. Л. Менгден, граф А. И. Остерман и граф М. Г. Головкин были заключены в Шлиссельбург.

Брауншвейгское семейство вместе с фрейлиной Юлией Менгден поначалу было отправили за границу (они уже добрались до Риги). Потом решение было внезапно изменено. Около года семейство прожило в Динамюнде (под Ригой), а затем, в январе 1744 г., было отправлено в Раненбург, откуда летом того же года переведено в Холмогоры (под Архангельском). Несмотря на опалу и лишения, Анна Леопольдовна почти ежегодно увеличивала свое семейство. В Холмогорах у них было уже, не считая первенца, четверо детей (Екатерина, Елизавета, Петр и Алексей). После родов четвертого ребенка Анна Леопольдовна скончалась 28 лет. Здесь, в Холмогорах, осиротевшее семейство прожило на полутюремном режиме до 1780 г., когда по приказу Екатерины II детей (принц Антон уже умер к тому времени) вывезли в Данию.

Судьба Ивана Антоновича. Что же касается низвергнутого младенца-императора, то в Холмогорах его изолировали от остального семейства, и он пробыл там в полном одиночестве под надзором некоего майора Миллера до 1756 г. Затем внезапно Иван Антонович был тайно переведен в Шлиссельбург — скую крепость.

Долгие годы мальчик-узник рос в невыносимых условиях. По инструкции надзирателю гвардейскому капитану и его сменщику прапорщику предписывалось постоянно быть в «казарме» с арестантом. «А кроме ж вас и прапорщика, — говорилось в инструкции, — в эту казарму никому ни для чего не входить… когда ж для убирания в казарме всякой нечистоты кто впущен будет, тогда арестанту быть за ширмами, чтоб его видеть не могли». Нетрудно понять, что в этих условиях юноша вырос физически и морально надломленным, человеком с расшатанной, болезненной психикой.

Офицерская охрана еще к тому же постоянно издевалась над ним. Это проглядывает в донесениях некоего охранника Овцына о том, что «хотя в нем болезни никакой не видно, только в уме несколько помешался». Мальчик что-то еще смутно помнил о прошлом и в припадке гнева называл себя великим человеком, принцем. «Дня три как в лице кажется несколько почернел, — пишет перепуганный Овцын об одном из таких припадков, — и чтоб от него не робеть… воздержаться не могу; один с ним остаться не могу; когда станет шалеть и сделает страшную рожу, отчего я в лице изменюсь, он, то видя, более шалит». Так продолжалось долгие годы, вплоть до 1764 г.