Семь троп Питера Куинса - Макс Брэнд

— Я много наслышан о Питере Куинсе… до нас тоже дошло, как он проехал через пять штатов, оставив в дураках шерифов и их прихлебателей-добровольцев… как унес свою голову, за которую давали сто тысяч и даже больше долларов… и все из-за преступления, которого он не совершал! — Понизив голос, Монтерей серьезно добавил: — Но разве не помогал тебе сам Господь, Питер? Одной ловкости и хитрости мало.

— Пускай, как вы говорите, вам известны все мои приключения, — отмахиваясь от последнего замечания, продолжал настаивать Питер, — зачем я нужен вам?

— Значит, вам требуется ответ?

— За этим и тащился сорок миль.

— Если бы в этом сомневались, то не поехали бы в такую даль?

— Не поехал бы.

— Значит, не доверились бы мне.

— Ошибаетесь, сеньор Монтерей. Я знал, что если приеду, то придется иметь дело непосредственно с вами.

— А теперь, когда вы здесь? — с еле заметной улыбкой невозмутимо спросил сеньор.

— Вы утверждаете, что знаете меня, — сдержанно заметил Питер. — Но видимо, не поняли одного: для меня все зависит от исхода нашей беседы. Если буду удовлетворен — прекрасно. Если возникнут подозрения — я выхожу из дома позади вас, приставив револьвер к вашей спине.

— Вы самоуверенны, мой друг, — процедил сквозь зубы сеньор.

— Да, я в себе уверен, — подтвердил Питер.

— Но не проще разве взять вас обманом, а потом прибрать к рукам?

— Я игрок по натуре, сеньор Монтерей. Если сумеете меня обмануть, будете в дальнейшем пользоваться своим преимуществом. Но предупреждаю, что в данный момент я настороже каждую минуту.

— Знаю, — усмехнулся Монтерей. — И понимаю, что действительно привело вас сюда, — стремление докопаться до сути всего происходящего. Не так ли?

— Отчасти так. А отчасти любопытство в отношении вас и любопытство в отношении девушки, о которой недавно рассказывал мне Мартин Эвери.

Питер заметил, как вспыхнуло до того невозмутимое лицо Монтерея, но тот тут же скрыл свое замешательство за улыбкой.

— Мы или очень хорошо поладим, — констатировал Монтерей, — или вдребезги рассоримся.

— Отлично! — кивнул Питер. — А теперь все же скажите, зачем меня к вам привезли.

Сеньор Монтерей встал со стула и прошел в дальний конец комнаты. Отодвинул панель, и перед ними предстало зловещее лицо Тигра. Изображение было таким живым, что Питеру на мгновение показалось, что перед ним реальный человек. Потом понял, что это всего лишь картина. Облегченно вздохнув, он откинулся на стуле.

— Испугался, а? — поддразнил его Монтерей.

— Еще как!

Оба рассмеялись.

— Хвалю за откровенность, — сказал богач. — В таком случае постараюсь тоже говорить напрямик. Я привез тебя сюда и готов купить твои услуги. В первую очередь мне нужна голова этого человека, Тигра. Понятно?

— А-а, — отозвался Питер Куинс, — вот, значит, где собака зарыта!

Сложив руки, Питер заставил себя посмотреть на портрет. Он боялся признаться себе, но чем больше смотрел на портрет, тем больше убеждался в одном: несмотря на то что Тигр отказался принять вызов, Питер Куинс испытывал перед ним смертельный страх. Впервые за свою сознательную жизнь!

Глава 23

РАЗГОВОР С ГЛАЗУ НА ГЛАЗ

Но вслух всего лишь спросил:

— Что я имею?

— Если условия — это единственное, что вас удерживает, мы скоро договоримся. Говорите, что требуете. Самый лучший способ начать дело.

Монтерей улыбался в предвкушении, что Питер уже у него в руках.

— Мне нужны факты, — заявил Питер.

— Не деньги?

— Плевал я на них.

Монтерей удивленно уставился на парня.

— Я хочу знать, почему Тигр должен умереть, — продолжал Питер.

— А его преступления, разве этого мало? — отрезал богач.

Он зажег сигару и выкурил ее в несколько быстрых затяжек. Пожалуй, единственная заметная реакция на настойчивое любопытство.

— Преступления, — с нагловатой ухмылкой заметил Питер, — вызывают у меня лишь симпатии.

— На его счету сотни убийств.

— На моем около двух десятков, — возразил Питер, — но я всегда стрелял, обороняясь.

— Его преступления подтверждают тысячи свидетелей, — продолжал Монтерей.

— Мои тоже, — добавил Питер. — Всегда найдется тысяча лжецов, готовых броситься на лежачего! Однако у него есть сторонники, даже в этом городке.

— Его боятся, мистер Куинс.

— Может, и так, но одним страхом нельзя удержать в спокойствии целый город. Между прочим, не думаете ли вы, что все здешние обитатели исполняют ваши желания из одной любви к вам?

— Это предмет моей гордости.

— Ошибаетесь.

— Кто-нибудь сказал, что боится меня?

— Я видел страх в глазах по меньшей мере двух десятков людей. Улыбаетесь, сеньор? Вижу, вам это льстит!

— Вы весьма наблюдательны, — заметил Монтерей, — но все же заблуждаетесь.

— Возможно.

— Но вернемся к Тигру. Я вижу, что вам надо. Вы не удовлетворены объяснением, что этот человек — сущее бедствие для всех, и хотите понять, почему именно я считаю его своим врагом?

— Точно.

— Вам станет легче, если я скажу вам, что у меня есть личные основания его ненавидеть?

— Повторяю, сеньор Монтерей, я не стану гнаться за ним ни мили, если у меня не появится веских оснований преследовать его как жалкого койота. Я никогда не охотился на человека, и мне не нравится сама эта идея!

— Хорошо, я дам вам основания ненавидеть его. Итак, у меня есть племянница, которая мне как дочь. И причина моей ненависти связана с ней.

Он замолк, хмуро глядя в пол, будто собирался с силами, чтобы начать трудный разговор.

— Моя сестра овдовела через три месяца после того, как вышла замуж, — начал он. — Она вернулась в мой дом, и в должный срок я отвез ее в Мехико. Родила девочку… Господи, уже прошло восемнадцать лет! Девочку назвали Мэри, так хотел при жизни покойный муж сестры. Мать с ребенком вернулись в Каса-Монтерей. После рождения дочери сестра окончательно потеряла здоровье. Когда Мэри исполнилось пять лет, ее украли.

— Похитили ради выкупа? — воскликнул Питер.

— Именно так. Рассказывали, что ее схватил всадник, когда она играла в саду у подножия скалы. Известие убило мою сестру! Для меня, бездетного холостяка, это явилось… — Играя желваками, он замолчал, потом нашел силы взять себя в руки. — Вспоминать этот день — все равно что смотреть в дуло револьвера… Хотя потом случались и счастливые дни.

— Итак, всадник…

— Тем всадником, разумеется, был Тигр.

— Почему — разумеется?

— Отчасти потому, что его видели и узнали по его росту, его коню и манере ездить; отчасти потому, что во всей стране не нашелся бы другой человек, который, откровенно говоря, осмелился бы совершить такое в отношении ребенка, живущего в Каса-Монтерей. Тигра знал каждый. Он американец и появился в Мексике за пять лет до того печального происшествия.