Лягушки королевы. Что делала МИ-6 у крейсера «Орджоникидзе» - Геннадий Евгеньевич Соколов

Булганина приветствовал Первый лорд Адмиралтейства сэр Джеймс Томас.

— Это исторический момент, — сказал ему советский руководитель.

— Так точно, сэр, — согласился глава Адмиралтейства.

Оркестр нестройно заиграл гимн Советского Союза. Затем, уже увереннее, прозвучало более знакомое для музыкантов «Боже, храни королеву!». Ударил салют береговой артиллерии. Вдогонку раздался неимоверный грохот. Это рванули единым залпом все 19 стволов стоявшего на рейде Портсмутской гавани британского авианосца «Булварк». Город, казалось, зашатался от этой канонады.

Булганин в сопровождении контр-адмирала обошел строй почетного караула. На бескозырках матросов красовались ленты легендарной «Виктории». На этом флагманском корабле адмирал Нельсон выиграл историческое морское сражение между английскими и франко-испанскими морскими силами 21 октября 1805 года у мыса Трафальгар на Атлантическом побережье Испании около города Кадис.

В той знаменитой морской битве, как известно, Франция и Испания потеряли двадцать два корабля, а Великобритания — ни одного. Во время сражения погиб командующий английским флотом адмирал Горацио Нельсон. С этого времени его имя стало символом военно-морской мощи Великобритании.

Та историческая победа подтвердила морское превосходство Великобритании, установленное в XVIII веке. После поражения при Трафальгаре Наполеон оставил свой план нападения на южную часть Англии и начал войну против двух других главных сил тогдашней Европы: России и Австрии.

После положенных по протоколу церемоний члены делегации отправилась на городской железнодорожный вокзал, где их ждал поезд до Лондона. Недолгий путь к британской столице морские путешественники — Хрущев и Булганин — коротали за беседой с Громыко и Маликом, интересуясь планами на предстоящий день и рассказывая о собственных впечатлениях от похода в Портсмут на крейсере «Орджоникидзе».

Сергей Никитович, сын Хрущева, был в восторге от торжественности и парадности начавшегося визита. Ему понравились удивительная слаженность и военная стать встречавших советскую эскадру на берегу духовых оркестров королевских военно-морских сил, весь ладный строй замысловатой официальной церемонии прибытия.

Для Сергея, которому еще не исполнилось двадцати пяти лет, поездка в Англию была особенным событием. Две его сестры Рада и Елена и мать Нина Петровна, по морской заповеди о недопустимости пребывания женщин на военном корабле, были оставлены Никитой Сергеевичем дома, хотя, судя по всему, с огромным удовольствием составили бы ему компанию. Повезло лишь Сергею. Для сына это была первая зарубежная поездка. Да и у отца она была лишь шестая: за три года после смерти Сталина «Первому» удалось съездить лишь в Индию, Китай, Югославию и Афганистан, а также в Швейцарию на женевскую встречу лидеров четырех великих держав, бывших союзников по антигитлеровской коалиции. Для руководителя крупной страны это было не так уж много. Сказывалась инерция прошлого. Сталин практически не выезжал за рубеж, да и по стране ездить не любил, боялся. Хрущев был устроен иначе. Он обожал путешествовать или, как говаривал сам Никита Сергеевич, странствовать по свету, дабы «других посмотреть и себя показать».

Торжественный прием в порту ему пришелся по душе. Его помпезность наполняла гордостью. А лестные протокольные почести ласкали плохо скрываемое советским лидером тщеславие.

Торжественная ветрена

Никита Сергеевич с нетерпением ждал новых впечатлений. Вот и сейчас всё вокруг радовало его глаз: и уютный салон поезда, и ненавязчивое, но обходительное обслуживание. Даже скромные домики из красного кирпича, мелькавшие за вагонным окном, трогали его душу. Их вид напомнил Хрущеву шахтерскую Юзовку, в которой прошли его молодые годы, где хозяин шахт уэльский промышленник Джон Хьюз строил для работавших на него горняков точно такие же кирпичные дома.

Булганин, в отличие от пребывавшего в добром настроении Хрущева, был бледен и молчалив. Он плохо перенес морскую качку во время двухдневного плавания. И теперь в поезде постепенно, но очень медленно приходил в себя, глотая какие-то пилюли и временами захаживая освежиться в туалет.

В поезде гостям подали ленч. Помимо разнообразных закусок на столиках было расставлено вино — элитные французские сорта. Хрущев с Булганиным с аппетитом откушали предложенное угощение, но к спиртному не прикоснулись. Никита Сергеевич из-за камней в почках пил редко, чтобы не спровоцировать почечный приступ, а Николай Александрович после морских перипетий предпочитал не беспокоить свой желудок алкоголем.

В итоге на гостевом столике осталась нетронутой бутылка «Шато Лафит-Ротшильд» урожая 1950 года. Чтобы добро не пропадало, Никита Сергеевич, выходя из-за стола, вежливо спросил у официанта:

— Я могу взять эту бутылку с собой?

Хрущев надеялся угостить этим вином кого-нибудь из состава делегации, кто не был обременен заботами о собственном здоровье. Но ответ оказался неожиданным:

— Прошу прощения, сэр, — заявил официант, — я не могу вам этого позволить. Таковы правила.

Хрущева услышанное оскорбило. Он мысленно сделал себе заметку на будущее, но обиженного вида не подал. В принятые на Руси представления о гостеприимстве правила, установленные англичанами, никак не вписывались.

В остальном же визит начался без неприятных неожиданностей и сюрпризов.

Генерал Серов сразу после швартовки корабля у Саус-Вест-Джетти приказал контр-адмиралу Котову обеспечить надежное охранение крейсера. На причале тут же приступили к работе специальные патрули, а вдоль шпангоутов крейсера появилась дежурная вахта. Десятки биноклей с трех кораблей советской эскадры стали «сканировать» водную гладь вокруг замерших у причала Портсмутской гавани крейсера и двух эскадренных миноносцев.

Линзы многочисленных биноклей на английских наблюдательных постах, в свою очередь, взяли в фокус советские военные корабли.

В Лондон Серов поехал отдельно от основной делегации, чтобы избежать любопытствующих глаз вездесущих репортеров.

18 апреля, среда.

Лондон,

вокзал «Виктория» — гостиница «Клериджиз» — Кенотаф — Букингемский дворец

Лондонское утро оказалось теплее, чем в Портсмуте. И Булганин, вполне благоразумно, сменил ратиновое пальто на легкий плащ. Поезд, сбавляя скорость, входил под высокие своды вокзала «Виктория». Наряду с вокзалом Ватерлоо это был крупнейший лондонский железнодорожный узел, хотя и сравнительно молодой.

Он был назван в честь королевы Виктории. А построен — в связи с всемирной выставкой в Лондоне, проведенной при непосредственным участии принца Альберта, супруга королевы Виктории, в 1851 году.

В первую мировую войну отсюда уходили военные эшелоны с солдатами, отправлявшимися на железнодорожных паромах через Ла-Манш воевать на континент — во Францию и Бельгию. В годы второй мировой с этого вокзала шли бесчисленные поезда с беженцами, покидавшими Лондон из-за бесконечных бомбежек люфтваффе.

Булганин вышел к двери вагона. На тучных фигурах премьер-министра и Хрущева красовались новенькие, абсолютно одинаковые габардиновые плащи, явно не из коллекции московской фабрики «Большевичка». Это Яков Александрович Малик заблаговременно подготовил обнову для приезжающих гостей. Накануне приезда делегации посол вызвал к себе в кабинет помощника, молодого и энергичного дипломата Владимира Михайловича Семенова, и заговорщицким тоном сказал:

— Есть у меня к тебе