Магические узы - Марина Ефиминюк

Смерть на улице Вязовой

Ночь в деревенском царстве закончилась быстро, и сонные окрестности сотряс пронзительный клич ободранного петуха, поднимавший мирно похрапывавших сонь похлестче любого будильника, и тогда весь дом возжелал сварить из пернатого крикуна наваристый бульон.

Лежа на узкой кровати, я разглядывала остроконечную призму для светового шара на идеально побеленном потолке, ожидая, когда на первом этаже уляжется утренняя суета, и вслед тарахтению отъезжающих автокаров наступит тишина. В душе не было спокойствия, а лишь настойчивая потребность объясниться с Ратмиром, ведь мне не хотелось думать, что он может поверить вчерашней заметке. Потому, прежде чем появиться перед ним, я долго и со вкусом беседовала с зеркальным отражением в маленькой ванной комнате, репетируя проникновенную речь.

С замиранием сердца спускаясь по скрипучей лестнице, я обнаружила качественный морок электронных часов, гоняемый под потолком прихожей сквозняком из настежь распахнутой входной двери. Зеленоватые цифры, словно воздушные шары, вместе с потоком воздуха бились об углы и пульсировали.

Дом действительно опустел. На кухонном столе после завтрака осталась киснуть грязная посуда, из медной раковины торчала ручка сковороды, а ветер трепал занавеску на открытом окне.

– Эй! – позвала я, заглянув в гостиную. На газетном столике подмигивал лэптоп, и рассыпались многочисленные бумаги Ратмира, с которыми он работал, кажется, до середины ночи. По крайней мере, когда до меня донеслись его шаги в коридоре, за окном стояла настоящая темень, а в окне отчетливо виднелся полный диск оранжевой луны.

Пропавший Стриж, оказывается, стоял на крылечке, и я поежилась от свежести, выходя на улицу. За ночь сильный ветер разогнал низкие серые облака, выказывая солнышко, но не допускал тепла, способного согреть землю. Коряжистый старый дуб возмущенно шумел густой кроной, маятником раскачивая качели.

В опустевший двор, где лишь дремала голубая отцовская «Чайка», похожий на неповоротливую черепаху тихо-тихо въехал рассыпавшийся от древности автокар с прилично проржавелым днищем и заметными вмятинами на кузове. Вцепившись в руль мертвой хваткой, в нем таращил глаза Док, до смерти напуганный самостоятельной поездкой. Куры степенно и в высшей степени оскорблено разошлись по двору, нимало не пугаясь. Пес, завидевший гостя, только устало тявкнул и потрусил в огород на заднем дворе, чтобы доспать положенные часы. В общем, никакой сознательности звериное королевство не проявило.

– Даже ты за рулем выглядела гармоничнее, – протянул Стриж, когда я остановилась рядом с ним, кутаясь в мужской свитер.

– И тебе доброе утро.

Без улыбки следить за профессорскими потугами, когда он старательно втискивал колымагу между «Чайкой» и разлапистым дубом, было невозможно. Наш неуклюжий эскулап, бестолково тыркаясь, бешено вращал баранку. Неожиданно старая посудина, чудом добежавшая до далекой фермы, продемонстрировала лихой выпад, будто кинувшаяся на жертву кобра. Заставив испуганно зажмуриться, автокар замер всего в вершке от голубеющего бока отцовского раритета.

– Надо же, – уважительно кивнул Стриж, – Док делает успехи, даже никого не задел!

– Как ему разрешение-то в Ратуше дали? – пробормотала я, не отставая от приятеля, спустившегося с крылечка, чтобы честь по чести поприветствовать гостя.

– А ему и не дали, – хохотнул тот, оглянувшись через плечо, – я подделал разрешение для нашего гения. Вышло, как настоящее.

– Напомни мне, чтобы я никогда не садилась в его автокар, – сдержанно попросила я.

С седмицу небритый Док в мятом костюме тем временем выбрался во двор, щедро громыхнув дверцей о ствол дуба, и оставил очередную вмятину на жестяной поверхности.

– Ведушка! – профессор стеснительно приобнял меня, неловко похлопав по спине.

– Привет, Док, – отозвалась я, действительно обрадованная появлением знакомого лица в тихом укромном уголке. Как будто старинный друг внезапно возник на необитаемом острове, принеся с собой волнительное понимание того, что за сотнями верст бескрайних водных просторов по-прежнему течет позабытая жизнь.

– Стриж? – поправив съехавшие очки, Док пожал протянутую ладонь парня. – Наш ждет захватывающий процесс! Настоящая магия!

Он забормотал себе под нос нечто неразборчивое, и полез в багажник. Все движения профессора отличались суетливостью и неповоротливостью, как будто за пределами своей скромной лаборатории он терял точку опоры, а потому мгновенно выронил вытащенный лекарский чемоданчик. Внутри что-то отчаянно звякнуло, разбиваясь.

– Ох, ты! – пробормотала профессор и, мучительно скривившись, обтер днище ладонью. К расстройству он обнаружил, что одним легким взмахом прикончил нечто, судя по перекошенной гримасе, несомненно, важное.

– Что это? – Док принюхался к перепачканным пальцам, пытаясь опытным путем определить, чего именно лишился, и протянул ладонь Стрижу: – Понюхай, а то не могу понять.

Стриж отпрянул от профессора, как от прокаженного, скорчившись в отвращении.

– Веда, а ты? – клянчил профессор, пытаясь ткнуть мне под нос вымазанную руку.

– У меня насморк, – пробормотала я, затаив дыхание, и поспешно отошла на пару шагов.

От обнюхивания профессорской длани нас спасла Свечка, вкатившая во двор на огромном вездеходном автокаре. Тут уж птичье царство не подвело и забилось в истерике от ее яростно рычащего чудовища на колесах. Высокий уродец, вздрогнув, остановился практически у крыльца, перекрыв дорожку.

Худенькая Свечка, грациозно спрыгнувшая с высокой подножки автокара, вызвала лишь глухое раздражение. От недосыпа у меня трещала голова, глаза налились кровью, и, как любую другую женщину, меня крайне злил цветущий вид себе подобной особы.

– Изыди, – пробормотал едва слышно Стриж, когда Свеча растянула ярко-карминовые губы в приветственной улыбке.

– Как вижу, шайка в сборе? – бодро произнесла женщина и обратилась ко мне: – Леда?

– Веда, – терпеливо поправила я.

– Никого еще не убила? – с милой улыбкой удостоверилась та.

– А ты? – любезно уточнила я, чуть склонив голову набок. Серые глаза Свечи недобро блеснули и, резко развернувшись, она направилась к дому. В гробовом молчании мы проследили, как она гибко протиснулась у крыла автокара и прогрохотала по деревянным ступенькам каблуками.

– Надо потом в углы освещенной водичкой попрыскать, – задумчиво пробормотал Стриж, – чтобы плохой глаз снять.

– Не поможет, – отозвался Док, прижимая к груди чемоданчик.

– Говорят, если в притолоку воткнуть иголку, – неожиданно припоминала я наставления бабушки, сильно верившей в деревенскую магию, – то ведьмы забудут дорогу в дом.

– Чтобы эта забыла дорогу в наш дом, – с сожалением признал Стриж, – придется ей хорошенько по голове шарахнуть.

Вечные сообщники, мы задумчиво примолкли, разглядывая обшитый деревянными рейками и выкрашенный в серый цвет фасад дома, и прикидывали в уме соблазнительность идеи.

– А где Ратмир? – вдруг рассеянно уточнил Док, вытирая перепачканную руку о замызганный платок. Складывалось ощущение, что профессор пытается тщательно просчитать время, за которое мы можем обтяпать дельце по устранению Свечи.

– Любаву в лицей повез, – вздохнул Стриж, и ровно вслед его словам в только-только утихомирившийся двор вкатил изящный автокар Ратмира. Его брат со вздохом пробубнил под нос: – Только помянешь всуе, как он появляется.

Сердце бухнуло в пятки, когда Ветров старший в знакомой шапочке, натянутой до черный бровей, выбрался из салона и покосился на нашу дружную троицу. Мужчина, хмурый и грозный, приближался, а с моим пульсом происходили поистине необычайные вещи. Кровь оглушительно стучала в ушах. Уверенность, что мне стоит поднимать разговор про заметку, таяла с каждым шагом приближавшим мужчину к нам.

Не вымолив ни слова, Ратмир кивнул Доку вместо приветствия и уже хотел направиться к дому, как я схватила его за рукав, останавливая:

– Подожди.

Острый недоуменный взор заставил смущенно залиться краской и отступить, брови вопросительно изогнулись.

– Я поговорить хотела.

– Прямо сейчас? – расставил руки Ратмир.

– Потом может времени не быть, – смутившись, отозвалась я и умоляюще покосилась на его брата.

– Ну, вы тут недолго, – засуетился Стриж и невежливо подтолкнул заинтригованного Дока к крылечку. Эскулап, словно бы очнувшись ото сна, энергично закивал и засеменил по траве с такой проворностью, как будто ему тыкали самострелом в затылок.

Вдвоем с Ветровым старшим мы остались во дворе. Вокруг расцветало тихое утро, ветер шумел листвой и путался в траве. В пронзительно-синем небе поднималось солнце, заливая двор лимонно-желтым соком лучей, впитавшихся в многочисленные глазки веселых одуванчиков.