Руны судьбы - Дмитрий Скирюк

-Что?

— Не надо комнаты, — спокойно повторила та и встала. — Я передумала. Пойду. Спасибо.

— Но скоро же стемнеет, — попытался удержать её Михель, который от её слов слегка опешил. — Куда же ты?

— Я... Здесь дядя мой живёт, неподалёку. Всё равно надо зайти проведать. Лучше я пойду. Спасибо за грог. А это, — она положила на стол два новеньких патара, — за еду.

— Но...

— Я пойду, — настойчиво сказала та и торопливо вышла вон. Дверь за ней закрылась. Герхард сплюнул на пол между ног и потянул к себе кувшин с остатками вина. Мартин со вздохом встал, прошёлся до стола в углу, принёс доску и принялся расставлять на ней обшарпанные шашки.

— Гляди, — сказал вдруг Герхард, нарушая тишину, — забыла свой платок. Куда ж она теперь чихать-то будет?

Михелькин помедлил, скомкал тряпочку в кулак и встал из-за стола.

— Я догоню, — сказал он, оглядев по очереди всех троих.

Отговаривать его никто не стал.

Уйти, конечно, Ялка не ушла — всё медлила неподалёку от корчмы, решая про себя, куда теперь податься. Кривая вывеска с серпом и молотом скрипела на ветру. Похолодало, а быть может, это только ей казалось после тёплого трактира. Она подумала ещё немного и двинулась вперёд, стараясь не ступать разбитым башмаком в простуженные лужи. Дождь вновь посыпал мелкой моросящей пеленой, как будто через сито, высоко на небе проступил размытый диск луны, какой-то непривычно белый, словно сметана.

Сзади хлопнула дверь.

— Эй, погоди!

Девушка обернулась. Михель в несколько шагов нагнал её и протянул платок.

— Вот. Ты забыла там.

Ялка лишь кивнула и плотнее запахнула шаль. Взяла платок.

— Ты самом деле хочешь уйти? — спросил Михель.

— Да. Эти комнаты мне не по карману.

— Про дядьку тоже наврала?

— С чего ты взял?

— Так... — он пожал плечами. — Что-то верится с трудом.

— Не верится — не верь.

Они умолкли. Сыпал дождь. Глядеть на Михеля ей не хотелось, от этого вдруг почему-то начинало сбоить сердце. А может, это просто грог туманил голову. «Не надо было столько пить, — рассеянно подумала она. — Что я здесь делаю?».

— Пошли ко мне, — сказал вдруг Михель. — У нас тепло и место есть.

— Какое место? — та не поняла.

— Ну, место же. Кровать. Уляжешься с моей сестрой.

— Ещё чего! А вдруг она не согласится?

— Ха! Ей тринадцать лет, пускай только попробует вякнуть. Ну что, пошли?

Идти к нему ей не хотелось.

Оставаться под дождём — тем паче.

Ялка молча двинулась вперёд, к окраине села. Некоторое время они шли рядом.

— У тебя красивые глаза, — сказал он вдруг.

— Спасибо.

— За что? Как будто я неправду говорю. Пойдём со мной. Ещё не поздно передумать. Посмотри — темнеет уже. Вон мой дом.

Ялка против воли покосилась на одноэтажный ладный домик с подворьем, и замедлила шаги. Михелькин истолковал её колебания в свою пользу, развернул полукафтан, который нёс до этого в руках, и набросил его девушке на плечи. Та повела плечами, словно собираясь его сбросить, но Михелькин мягко и уверенно обхватил её и придержал.

— Не надо, — отстранилась та.

— Пойдём, — он развернул её лицом к себе и заглянул в глаза. — Пойдём, а?

Он что-то говорил, потом шептал ей жарко на ухо, подталкивая к покосившейся калитке. Сопротивляться почему-то не было сил. Ялку бросало то в жар, то в холод, она шла, не чуя ног под собой. Сырости в промокшем башмаке она уже не ощущала. «Наверное, вот так оно и бывает, — вдруг подумала она с каким-то серым безразличием. — Когда и хочешь, и не хочешь, но идёшь... Почему? Зачем? Куда?»

Она не понимала, что с ней происходит, чувствовала, что поступает плохо и неправильно, но шла, как будто заколдованная, или как во сне. И лишь за несколько шагов до двери то ли в хлев, то ли в сарай, она почувствовала, как что-то непонятное, сосуще-липкое вдруг заворочалось в груди и снова попыталась отстраниться.

— Михель... Михелькин... Не надо.

— Всё хорошо, — уверенные руки парня уже сдвигали деревянную щеколду. Дверь распахнулась с тихим скрипом, как зевающий рот. — Всё будет хорошо. Не бойся...

— Нет. Я не хочу.

— Не бойся...

— Михелькин...

Внутри оказалось тепло. Три коровы, одна из них — с телёнком, с любопытством наблюдали за обоими людьми. За дальней загородкой копошились свиньи — Ялка слышала их хрюканье. В окошки лился серый свет, по крыше нашёптывал дождь. Михель сбросил свой полукафтан на сено, усадил девушку на него и примостился рядом, сноровисто выпутывая её из плена кожушка. Ялка непослушно опустилась, высвободила одну руку, другую, словно в бреду повторяя: «Нет... Нет...», потом почувствовала его пальцы на своём лице и дёрнулась назад. Чувство холода в груди вдруг сделалось невыносимым, сердце понеслось вприпрыжку, Ялка стала задыхаться. Михелькин опять всё понял по-своему, руки его опустились ниже, нащупали шнуровку на её корсете и потянули за узел. Ялка судорожно уцепилась за его запястья. Некоторое время в полумраке хлева шла бесшумная борьба, закончившаяся победой Михелькина. Слов его девушка уже не понимала, голова её кружилась. Не прекращая что-то тихо говорить, Михелькин провёл ладонью по её лицу, скользнул назад, зашарил у девчонки под рубашкой. Холодные пальцы коснулись грудей, Ялка тихо ахнула, закрыла лицо руками и попыталась повернуться набок, но Михель ловко развернул её обратно, подхватил и приподнял. Зашуршала ткань, бёдрам стало холодно, и Ялка поняла, что юбка на ней задрана самым бесстыдным образом, а Михелькин уже наваливается сверху, торопливо дёргая завязки на штанах.

— Нет... Нет... — вновь затвердила она.

— Сейчас... Не бойся... Ну, не бойся... Будь же умницей... Какая ты красивая...

— Нет!

Ялка закричала и забилась, ударила его мешком, замолотила пятками. Михелькин охнул, сдал назад и навалился сверху, в темноте пытаясь ухватить её то за руки, то за ноги.

— Постой... Да погоди же ты... Ах, чёрт...

— Нет, — словно заведённая твердила Ялка и мотала головой, — нет, нет... нет...

— Да успокойся же, ты!..

Нога девчонки в деревянном башмаке что было силы засветила Михелю под рёбра, а затем ещё куда-то (Ялке показалось — в лоб). Михель рассвирепел.

— Ах, сука!!!

Она едва увидела замах и вслед за тем — летящий ей в лицо кулак. Мир перед глазами озарился яркой вспышкой, в голове за глазами что-то лопнуло и наступила темнота. Какое-то время девушка лежала оглушённая и совершенно без движения, а когда смогла соображать, почувствовала, как что-то тёплое, чужое и упругое рвануло болью снизу так, что Ялка не сдержала стона, проникло вглубь и стало двигаться там у неё внутри. На бёдрах стало мокро. Михель размеренно заахал, то наваливаясь сверху, то скользя назад. От отвращения Ялку передёрнуло, сосущий холод опустился из груди в живот и там собрался в одну точку, как свинцовый шар. Лежать было ужасно неудобно, ноги подогнулись, шею нещадно кололи сухие травинки. Она невольно опустила руки и в следующий миг нащупала что-то шершавое и деревянное за отворотом правого чулка.