Никогда не предавай мечту - Ева Ночь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он видит, как Альда закусывает губу. Глаза её темнеют, скулы становятся острее.
– Ты пытаешься взять нахрапом, Макс. Это… похвально, но за один раз ничего не получится, понимаешь? Ты можешь порвать жилы, но так ничего и не добьёшься. Это всё равно что кричать в пустой комнате и звать на помощь. Рвать голосовые связки и погибнуть, потому что никто не придёт. А достаточно лишь распахнуть окно. Щёлкнуть защёлкой. Тогда и голос надрывать не придётся.
– Умная, да? – кипятится Макс. Он встаёт рывком – одним движением, не опираясь на протезированную ногу. У него получается красиво. Животная грация, игра мышц. Весь из себя мачо тестостероновый. Мечта визжащих девиц, что готовы кончать только лишь от демонстрации бицепсов и кубиков пресса. – Ты увиливаешь, ясно? Ты не умеешь любить, холодная ледышка. Ты не Альда и не Эсмеральда. Мера Льда – вот кто ты, Щепкина. Бревно в своём глазу.
– Это неправда! – Альда встаёт неторопливо, но в каждом её жесте – уверенная сила и нежное течение, что способно нести на своих волнах корабли.
– Докажи! – горячится Макс. – Я хочу увидеть!
И тогда Альда вскидывает голову. Гордый жест непокорённой женщины. Она шагает размашисто, но острый взгляд Грэга улавливает припадание, лёгкую заминку, когда бёдра не колышутся равномерно, а перекашиваются при ходьбе. Он знает, каким трудом даётся ей эта лёгкость. И злится, досадует на Макса, что оказался таким нечутким и твердолобым.
Она включает музыку. Из динамиков льётся песня с тягучим началом. В таких случаях танец начинается не с движений, а со взгляда, мимики лица и плавных жестов: поворот головы, изгиб шеи, напряжённые ключицы, дыхание в такт сердцу. Альда идеальна. Совершенна. И Грэгу хочется аплодировать – так у него перехватывает дыхание.
Темп музыки и накал страсти нарастает – и вот она движется, добавляет в танец руки: кисти, пальцы, локти рисуют картину. Снежная Королева набрасывает на зеркальные отражения морозные узоры – совершенные и неповторяющиеся.
В ней живёт и дышит всё, каждый сустав, каждая мышца поёт вместе с голосом певицы, что кричит и шепчет, плачет и страдает от любви.
Альда не знает полумер. Она не жалеет себя. Не жалеет искалеченную ногу, на которую упирается, прогибаясь в талии. Это не классический танец балерины, а холст авангардиста, что бросает резкие линии и закладывает виражи в упрямых прямоугольниках, искорёженных ромбах, смелых завитках.
Она дышит музыкой. Живёт в движении. Подчиняет себе ритм и верховодит. Не Альда идёт за мелодией, а звуки плывут, как живые, за каждым её движением. Это бомба. Космический взрыв сверхновой. И Грэг понимает: ему нечего добавить к этому совершенному соло, от которого хочется плакать – так это мощно и сильно, так это прекрасно до боли в груди.
Она замирает, умирает вместе с последними аккордами. Дышит тяжело. Между её грудями – мокрое пятно. Соски затвердели и рвут ткань леотарда. Губы – невыносимо жаркие и полные. Глаза – яркие и мятежные. И снова – гордый жест, вздёрнутый подбородок.
И потрясённый Макс – на это стоило посмотреть. Ради этого стоило оставить этих двоих наедине.
– Я беру свои слова обратно, – в полной тишине голос Макса хрипит низко и сухо, словно он умирает от жажды. – Ты умеешь любить, Альда. А я был неправ.
И в этом он весь: открытый и честный. Местами – грубиян, но предельно откровенный и умеющий признавать свои ошибки.
– Я горжусь тобой, сынок, – бормочет под нос Грэг, понимая, что ему пора вернуться.
Глава 28
Макс
Он в себя прийти не мог. От образа Альды – сильной настолько, что собственные страхи и проблемы казались смешными. Зачем только он задел её, вызвал, можно сказать, на дуэль, в котором она победила ещё до выстрела противника? Оставалось только признать своё поражение.
– Я был не прав, – простые слова. Сказать их – легко и сложно одновременно.
Это как порез о край бумаги: на вид тонкий безобидный листок, его можно смять одним движением и выкинуть, а проведи пальцем – и кровь выступит.
– Ну, что тут у вас? Отдохнули?
Грэг, как всегда, вовремя. Макс сейчас ему благодарен за своевременное появление. Можно тихо выдохнуть. У него не получится сейчас разговаривать с Альдой – так ему тяжело, будто в рот камней натолкали. Как она может быть такой невозмутимой? Словно ничего не произошло? Он же видел, какой она может быть. И образ этот теперь не вытравить, не заглушить в нём никогда. Образ страстной Альды. Неистовой амазонки, что способна обогреть мир своей неиссякаемой силой.
Макс не чувствовал себя слабым рядом с ней. Наоборот: она будила в нём скрытые резервы, поднимала наверх всё то упорство и жажду жизни, которых, как ему казалось, он лишился навсегда.
– Мы тут… немного поспорили, – выдавливает он из себя. Исподлобья поглядывает на девушку. Спокойное лицо, экономные движения. Всё та же холодная королева, которой хочется поцеловать руку и встать на колено, склоняя голову. В дань уважения и восхищения.
А ещё она его заводила. Ему нестерпимо хотелось коснуться её. Прижать к себе. Почувствовать отклик. Хотелось вжаться бёдрами, давая почувствовать, как сильно он её хочет. Невыносимо. Остро. До темноты в глазах и дрожи в теле. Поймёт ли она?.. Ответит ли?.. Или посмотрит всё так же холодно глазищами, принимая его ярость, но не давая шанса забраться в неё поглубже, пробивая ледяную броню?
– Иногда споры способствуют и пониманию, и сближению. И если вы разобрались, продолжим?
Грэг – тот ещё исполин. Несгибаемый стержень. И лицо у него такое… кажется, что он всё знает. Видит насквозь. Способен понять их проблемы и увидеть болевые точки.
– Альда, ты не могла бы подождать немного? Мне нужно поговорить с Максом наедине.
Альда кивает.
– Я жду тебя в машине, – говорит, направляясь к выходу. Макс провожает её взглядом. Не может оторваться, вглядываясь в её спину, походку, в то, как колышется белокурый хвост в такт её движениям.
– Пойдём, – трогает его за руку
