Никогда не предавай мечту - Ева Ночь

Но он никуда не уходит. Стоит, ждёт её у подъезда. Напряжённый. Натянутый. Альда поднимает брови.

– Что-то случилось?

– Подумал тут: вдруг ты удерёшь на свидание? – Макс скользит взглядом по её одежде, и Альде становится смешно.

– Это была шутка.

Макс хмурится, закусывает губу.

– Тогда куда делись милые балахончики не по размеру?

Она закатывает глаза. Невероятно трудно объяснять подобные вещи. Он не понимает? Играет с ней? Но, кажется, ничего объяснять не придётся. До него дошло наконец-то. Глаза его темнеют. Он делает шаг навстречу.

– Альда… – касается большим пальцем её щеки. Смотрит пытливо. Выдыхает шумно. – Пойдём, – тянет за руку.

Первый этаж. Связка ключей гремит в его руке – уверенной и твёрдой. Знакомый коридор – полутёмный. И ни один из них не решается зажечь свет. Неловкий момент. На миг. А затем он прижимает Альду к себе. Дыхание его касается её волос.

– Постой вот так, ладно? – бормочет. Ничего не делает, просто стоит и дышит. Проводит носом по волосам. Руки его – кольцо. Надёжное почему-то, крепкое. Ни одного похотливого движения, но Альду окутывает запах, тепло его тела. И сердце стучит учащённо, как капли дождя за стеклом в пасмурную погоду. Немножко тревожно. Но ещё больше – приятно. Альда любит дождь.

– Пойдём пить чай? – у Макса тёплый голос с бархатными нотами.

– Да, – почему-то шёпотом. Ей не хочется расставаться. Разрывать объятия. Альда поднимает лицо от Максовой груди.

И тогда он целует. Неожиданно, в губы. И что-то острое пронзает её насквозь. Ноги становятся слабыми. Что это? Томление?.. Ей не с чем сравнивать. Но поцелуй затягивается, а ей не хочется прерываться. Это делает Макс. Дышит тяжело. Он возбуждён – она чувствует. Прижаты слишком плотно друг к другу.

– Чай, – говорит он, словно приказ, и находит в себе силы отстраниться. Она бы потянулась за ним, за тем теплом, от которого хорошо, но не посмела. Чем ближе контакт, тем горше потом разочарование. Уж лучше пусть так. Макс мудрый.

Чайник на плиту Альда ставит сама. Макс, чертыхаясь, достаёт что-то из холодильника.

– Кажется, мне чая мало, – извиняется он. – Проголодался.

– Я тоже, – смеётся она смущённо и отбирает продукты, которые он беспорядочно складывает на стол. – Я приготовлю что-нибудь быстро. И будет у нас пир после тяжёлого дня.

Альда колдует у плиты. Макс стоит сзади. Кажется, он контролирует каждый её жест, проверяет, правильно ли она готовит. Но Альда знает, чувствует: это не так. Ему просто необходимо быть рядом. Ему тоже нужно её тепло.

– Не могу, – выдыхает Макс резко и снова обхватывает её руками. Жмётся к её спине, будто нет больше никого на свете, кроме неё. Целует её в волосы, шею. Руки накрывают грудь, а затем тянутся, выключая конфорки.

Он разворачивает её, целует. Беспорядочные поцелуи, торопливые. И Альда знает, чем всё закончится, когда он тянет её за руку в комнату, где стоит диван. Она не сопротивляется: против стихии ещё не придуманы способы защиты. Да ей и не хочется: рано или поздно это должно случиться. Пусть лучше сейчас, чтобы наконец-то всё встало на свои места.

Она разрешает себя раздеть, но не помогает. Ложится, обнажённая, на белый флаг простыни. Это капитуляция без боя.

Его руки проходятся по её телу. И сам он уже обнажён. Тело у Макса горячее. Он накрывает её собой. Неистовый, нетерпеливый, напористый, возбуждённый до предела.

Альда раздвигает ноги и помогает ему войти. Ворваться в себя. Закрывает глаза. Две слезинки катятся по вискам. Но он не увидит их за волосами. Скоро всё кончится. Макс получит своё и успокоится. Ей не жалко. Она бы дала ему много больше, если бы могла, умела. Но даёт лишь то, что прилагается – тело. Это такая малость.

Альда ждёт, но Макс почему-то останавливается.

– Эй, Альда. Посмотри на меня, – это и просьба, и приказ.

И тревожные глаза. И вздутые вены на руках по обе стороны его напряжённого тела.

– Что-то не так? – Макс выходит из неё полностью. – Я поспешил, да? Вот я дурак, а…

Он падает рядом, дышит шумно и прерывисто. Смотрит в потолок. От досады бьёт кулаком по дивану.

– Всё хорошо, Макс, – прикасается она к тёмному виску, убирает волосы. У него там жилка бьётся. – Ты не виноват. Просто сделай это. А я… я всегда такая, понимаешь?

Он не понимал, но дышать стал ровнее. Повернулся к ней, опёрся на руку и посмотрел в лицо. Альду словно прорвало. Лопнуло что-то внутри, растеклось жгучим ядом. Дышать стало легче. Слова вылетали беспорядочно, толчками, вместе с воздухом из лёгких.

– Я… фригидная, – и ещё две слезинки по вискам. И смотрит она в потолок, чтобы не наткнуться на его внимательный взгляд, не струсить. – Всегда такая. Сразу. Ничего не чувствую. Не умею. Ты не виноват. Никто не виноват. Это правда. Поверь. Сделай это. Пусть хоть кому-то из нас будет хорошо.

Слёзы уже катятся потоком, тонут в волосах, холодят виски. Ей холодно. Неуютно. Хочется спрятаться. И тело никчёмное прикрыть, как великий позор всей жизни. Она тянется за покрывалом, но уверенная рука останавливает её.

– Посмотри на меня, – просит её Макс мягко. И Альда ныряет в его глаза. Отчаянно, как в глубокую реку с очень большой высоты.

Он вытирает ей слёзы. Ладонями. Большими сильными ладонями вытирает. Лицо берёт в чашу своих рук, чтобы не отвела взгляд.

– Послушай меня. Это неправда. Тише, тише, дай я скажу, что вижу и чувствую. Ты не можешь быть фригидной. В тебе столько любви – я же видел сегодня. А я не слепой. Безногий, но с глазами, с чувствами у меня всё хорошо. Есть вещи, которые чуешь сердцем, чем-то там ещё непонятным. Мы вот вроде набор ливера: кожа, мышцы, кости, внутренности. Слабое существо, которое легко сломать и лишить жизни. Но в каждом из нас есть что-то большее. Дух. Душа. И сердце не просто орган, что кровь гоняет. Интуиция откуда-то берётся. Не просто работа мозга, нейронов или чего там ещё. Чёрт, мне трудно