Бандитская Одесса. Бандиты времен стагнации. - Виктор Файтельберг-Бланк

Выбежав в круговой коридор, преступник ударом ноги открыл двери в кабинет заместителя дежурного, помощника начальника СИЗО. Старший лейтенант, заместитель внутренней службы В.С. Рябич в полном недоумении вскочил со стула, не ожидая увидеть перед собой озверевшего заключенного с ножом в руках, с лезвия которого капала кровь. Лаута прыжком пантеры кинулся на Рябича и нанес ему удары холодным оружием прямо в сердце. Старший лейтенант Рябич, которому недавно исполнилось 25, скончался на месте.

Убийца, оскалив зубы, выскочил из кабинета и встретился лоб в лоб со старшим сержантом внутренней службы B.C. Паркаевым в круговом коридоре. Паркаев потянулся к кобуре, где находился его служебный пистолет, но вынуть его он так и не успел, так как Лаута ударил сержанта ножом в шею, отчего тот со стоном упал на пол. Преступник нагнулся к Паркаеву, чтобы довести свой замысел до конца — убить сержанта, но, услышав крики в коридоре, вскочил и побежал на первый этаж корпуса, где лежал тяжело раненный Шишко. Убийца хотел оббежать «препятствие» на его пути, но, увидев, что милиционер шевельнулся, приблизился к нему и добил жертву, нанеся удары ножом в сердце. Шишко скончался, а хладнокровный Лаута, спасаясь от преследования, забежал на второй этаж, где его уже ждали контролеры С. В. Лютенский и С.В. Глебов. Молодые сержанты оперативно и профессионально обезоружили убийцу и отправили в камеру-одиночку ожидать сурового приговора.

В результате умышленных нападений на сотрудников внутренней службы СИЗО заключенного Лауты были убиты В. Ю.Шишко и В. С. Рябич, тяжело ранены В. А. Баркар и В. С. Паркаев, жизнь которых удалось сохранить только благодаря своевременной помощи врачей.

Лауту Игоря Дмитриевича судебной коллегией приговорили к смертной казни — расстрелу.

Глава XXXVII

Любовь до гробовой доски

Надежда Нефедова была солисткой кордебалета Одесского оперного и, как и большинство балерин, ушла на покой, когда стукнуло тридцать пять, — не всем же танцевать Джульетту в шестьдесят, как Плисецкой.

Проживала молодая пенсионерка в тридцатиметровой комнате в коммуне вместе с сыном от первого брака Андреем, всего замужем она побывала трижды, столько же раз оформляла развод.

Сорокалетний юбилей бывшая прима кордебалета решила отметить с коллегами и друзьями в ресторане «Красный». Танцевать за пять лет она не разучилась, и когда ее ангажировал на вальс находившийся в зале молоденький лейтенант, за этим танцем последовали и другие. Вскоре лейтенант пригласил ее за свой столик, где он с друзьями-выпускниками широко отмечал окончание славного Одесского артиллерийского училища.

После полуночи объединенная компания направилась догуливать к «королеве бала», 12-летнего Андрюшу разбудили и отправили досматривать сны к жившей в том же доме подруге именинницы.

Под утро гости разошлись, лейтенант же Колосов остался у хозяйки…

Через год Вадим Колосов сменил военный мундир на партикулярное платье и окончательно перебрался жить к своей любовнице. Артиллерист стал альфонсом.

Он нигде не работал, много пил, пенсии, понятно, было мало, и Надежда, не щадя уставших ног, давала частные уроки танцев во всевозможных самодеятельных танцевальных ансамблях, причем не только Одесской области. Во время ее частых отлучек ее сожитель, не стесняясь Андрея, приводил домой на ночь посторонних женщин.

Шли годы, и из стройного молодого лейтенанта Вадим Колосов превращался в обрюзгшего пропойцу с помятым лицом и опухшими глазами. Сын Надежды, между тем, становился симпатичным юношей — с прекрасной спортивной фигурой, русыми волосами, голубыми глазами.

Когда Андрею исполнилось 16 лет, его стали навещать одноклассницы — их влекло к этому хорошо воспитанному мальчику, который и в учебе был в школе среди лучших, а посему всегда мог помочь при выполнении уроков.

И как-то однажды к ним в квартиру позвонила пятнадцатилетняя школьница Вера. Андрея дома не было, ей открыл заспанный «отчим». Вадим попросил Веру войти, сказал, что «пасынок» с минуту на минуту вернется, попросил подождать. Та зашла в их комнату, Колесов закрыл за собой дверь на ключ…

Через полчаса светской беседы отставной лейтенант приступил к делу. Он властно привлек Веру к себе и потащил на софу…

Щелкнул замок, и в дверях появился Андрей. Увидев заплаканную одноклассницу с разорванной на груди кофточкой, он попытался было урезонить «отчима», но в ответ услышал площадную брань. Раздосадованный вмешательством «пасынка» лейтенант схватил с обеденного стола чугунную сковородку и стукнул ею изо всех сил Андрея по голове. Мальчик рухнул на пол…

Три недели провел Андрей в больнице, его за все это время так никто и не навестил, хотя уже прошло десять дней, как мать вернулась из поездки домой.

Надежда пыталась помирить сына с любовником, но это ей не удавалось, издевательство над ребенком продолжалось, да и самой ей часто доставалось от пьяного Колосова.

«Мама, зачем этот забулдыга тебе?» — то и дело спрашивал у нее сын.

«Я не могу без него, Андрюша, — отвечала балерина на пенсии. — Он — моя последняя любовь…».

Нефедова, дабы прокормить семью, по-прежнему была вынуждена ездить «халтурить» по районам, Вадим в ее отсутствие по-прежнему продолжал пить и водить в квартиру грязных женщин — грязных уже в прямом смысле.

Замечания живущего с ним в одной комнате «пасынка» не могли, конечно, не нервировать и так теряющего вследствие пьянства мужскую силу Колосова. Наконец в один прекрасный вечер он не выдержал и, дав для надежности Андрею пустой бутылкой по голове, выбросил его из окна. Хотя этаж был всего третий, а асфальт на тротуаре — с проплешинами, дом был дореволюционной постройки, и кинетической энергии при приземлении тела оказалось достаточно, чтобы душа его владельца вознеслась в рай…

Дабы сожителя не посадили за убийство, Нефедова поддержала выдвинутую тем версию о смерти сына. Того, мол, избили до смерти у дома какие-то пьяные хулиганы. Следствие поддержало версию, и дело быстро закрыли.

Вадим обещал ей исправиться и даже несколько суток не пил, однако поминки Андрея на 9-й день вернули все на свои места, и «сороковины» прошли буднично — пили ежедневно, крепко и от души. К гражданскому (хоть и бывшему военному) мужу теперь присоединилась и «жена».

Преподавать по специальности бывшая балерина, естественно, уже не могла (лишь в кун-фу существует «школа пьяного»), пришлось Надежде заниматься попрошайничеством и ревизией «альтфатеров». Вырученные деньги шли на водку, пьяный «муж» требовал «свежатинки», и ей самой приходилось приводить для него окрестных бомжих. Семейные драки и скандалы в доме проходили непрерывно.

«Милым ругаться — только тешиться», и после одной из бурных ночей Надежда пошла на улицу, дабы любимый мог поправить утром здоровье.

Однако ни пустых бутылок, ни граждан с полными кошельками в тот злополучный день в окрестностях не оказалось, сил тащиться вдаль не было, и Нефедова вернулась домой.

Увидев ее с пустыми руками, супруг законно рассердился и занялся воспитанием нерадивой жены. Надежда к тому времени тоже научилась драться, но ногти и зубы на мужа уже не действовали, и она, увидев на столе кухонный нож, решила изменить святым принципам карате.

Острие ножа с засохшими на лезвии крошками пробило Колесову сердце, и он мгновенно испустил дух.

Надежда решила предать останки мужа по-христиански земле, захоронив их на могиле сына, однако все бренные останки тащить туда ей было не по силам, и она после мозгового штурма решила ограничиться лишь головой.

Тем же ржавым ножом она аккуратно, словно Аннушка Берлиозу, отрезала голову Колесова и бережно положила ее в голубой засаленный клетчатый мешок.

Прохожие на улице испуганно шарахались в стороны — грязная, с всклокоченными волосами и пятнами свежей крови на одежде, женщина волокла мешок, откуда капала алая жидкость…

Суд признал бывшую балерину Одесского оперного вменяемой и присудил ей 20 лет лагерей.

Глава XXXVIII

Одесские «кидалы», или «операция «Ченч»

Эта история произошла в середине 80-х, когда доллар был по 3.50, а рубль еще не считался деревянным. Вся страна ударно трудилась на заводах, фабриках и стройках, ударными темпами приближаясь к победе мирового коммунизма. В один из летних вечеров одессит Лева вальяжно направлялся в сторону пляжа. Он был фарцовщиком — представителем малоуважаемой в официальных кругах, но весьма популярной в молодежной среде профессии — и зарабатывал неплохо. Вечерами пропадая в заведениях, где можно повстречать заграничных гостей, а днем работая в порту, Лева наладил свой специфический бизнес. Если кому-то, например, необходимо было срочно поменять, купить или продать валюту или, допустим, достать дефицитную импортную вещь, то обращались к нему, и он обычно без промедления решал подобные «вопросы».