Я. Истории из моей жизни - Кэтрин Хепберн

В воскресенье вечером ко мне в спальню медленно вошла Мама:

— У меня создалось такое впечатление, что Джед не знает, что Ладди твой муж.

— Бывший, — поправила я.

— Вот именно, — спокойно сказала Мама.

Следующим утром Мама и Джед завтракали вдвоем на веранде. Мы все ели тогда, когда нам удобно.

— Как вам показался муж Кэт? — спросила Мама.

— Это вы о ком же? — не понял ее Джед.

— О Ладди.

Возникла довольно длинная пауза, после которой Джед сменил тему.

Примерно час спустя мы уехали в Нью-Йорк. Джед не проронил ни слова до самой Новой Гавани. Потом спросил:

— Почему ты не сказала мне, что ты замужем?

На что я ответила:

— А почему, собственно, я должна говорить об этом. Я же никогда не спрашивала тебя, женат ты или нет. Мне и в голову это не приходило. Какая разница?

Джед долго глядел на меня откуда-то издалека.

— Ясно. — И сменил тему: — Что ты думаешь об «Озере»?

— Вообще-то не знаю. Ты думаешь, я смогу сыграть, как…

— Боже мой, Кэйт! Если б я не считал, что ты можешь… Сколько ты хочешь в неделю?

— Джед, я совсем об этом не думала.

— Тебя устроит пятьсот?

Это было жлобское предложение. Гонорары звезд составляли 1000–2500 долларов в неделю.

— Что ж, куда ни шло… — ответила я.

— Прекрасно. Договорились, — закончил разговор Джед.

Так началась история с «Озером».

Настоящее бедствие. Бланш Бейтс и Фрэнсис Старр — большие звезды. Колин Клайв — звезда. И я — пшик по сравнению с ними. В афишах меня печатали выше их всех. Я заранее попросила Джеда не представлять меня как звезду или — если без этого нельзя обойтись — ставить меня ниже тех, кто старше меня. Я попросила его об этом не потому, что была такой уж добродетельной и благородной. Просто считала, что играю на достойном уровне, и знала, что высоко котируюсь. Поймите меня правильно. Мне было ясно и то, что эти две актрисы пользуются большой любовью у зрителя, и глупое стремление потеснить их не принесло бы мне лишней популярности (кем она себя возомнила?).

Но Джед понимал, что именно я гарантирую ему кассовый сбор и зрительский ажиотаж. И потому мне следует быть первой. Так меня и поставили на афишах. С высоко поднятой головой. Глупо.

Репетиции начались в «Мартин Бек». Сорок пятая улица. К западу от Бродвея. Было здорово. Нас здесь не беспокоили. Мы могли заполнить его зал. Он был далеко от других театров. Не на самом Бродвее, конечно, но мы не расстраивались. Нам было все равно. Мы не нуждались в тех, кто шел на спектакль по соседству, а билета не достал.

Постановщиком был Тони Майнер. Я старалась изо всех сил, используя весь свой темперамент. Проку было не много. Мне было двадцать пять. Обо мне слишком много говорили как о новой Дузе-Бернар.

Пока я понимала, что все эти льстивые разговоры не вполне заслуженны, мне казалось, что во мне что-то есть. Но что именно, этого я точно не знала. И когда это «что-то» проявит себя, о том я тоже могла лишь догадываться. Я имею в виду исполнительскую сторону. И здесь таилась опасность. Я могла заставить их смеяться. Я могла заставить их плакать. Но для этого мне необходима была совершенно другая атмосфера. Во время съемок фильмов с нею все было нормально. На сцене же ее не чувствовалось.

Так вот. Через неделю Джед уволил Тони. Элен Хейс, едва знакомая со мной, прислала мне записку, в которой, в частности, были такие слова: «Не позволяй Джеду командовать собой. Он убьет в тебе веру в свои силы». Но я была молода. И была единственная в своем роде. Мне под силу тягаться со всякими, думала я. И проигнорировала ее совет.

Почему Джед уволил Тони Майнера, я так никогда и не узнала. Думаю, что он просто хотел ставить сам. Тони верил в меня. Другие актеры тоже. Они были очень добры ко мне. Конечно, теперь-то я понимаю, что они начали догадываться, с какой целью он пригласил их. С самого начала Джед, казалось, поставил себе цель лишить меня основного козыря — уверенности в себе. Или, может, ему просто не нравилось, что я делаю. Если я делала жест одной рукой, он говорил, что надо делать его другой. Я садилась — он приказывал встать. Это было издевательство.

На сцене стояло фортепиано. Клавиатурой к публике. Я не умею играть на фортепиано. К тому же я настолько закоренелая правша, что левая рука у меня почти атрофирована. Сцена была очень важная. Эмоционально очень насыщенная. Джед велел мне провести ее, играя на фортепиано. Я казалась себе полной дурой. И казалась и была ею в действительности.

— Мои пальцы не успевают за мелодией, поэтому я смотрю на клавиатуру, отвлекаюсь на музыку, звучащую за кулисами. Джед, в таком состоянии я не могу думать и потому не могу играть эту сцену. Меня парализует одна мысль: я не умею играть на фортепиано. И публика, естественно, будет думать лишь об этом: она не умеет играть на фортепиано.

Джед только и сказал:

— Элен Хейс тоже не умела играть на фортепиано, но я попросил, и она научилась.

Ну, подумала я, мне бы это не удалось даже в том случае, если бы меня попросил сам Всевышний. И я разрыдалась. Джед меня утешал. И мы продолжили то же разрушительное дело. Все актеры были в шоке.

Джед был отнюдь не дурак. И по сей день у меня есть сомнения в том, что он действительно хотел намеренно извести меня своими придирками и показать таким образом полную несостоятельность бедного ребенка, по-дилетантски старающегося — да нет, буквально из кожи вон лезущего, — чтобы прыгнуть выше себя.

«Озеро» уже играли в Лондоне с Марией Ней. Постановщик Тайрон Гатри. Это была история женщины, стремящейся использовать свой последний шанс выйти замуж (ей было под тридцать). И на подъездной аллее собственного дома — сразу после церемонии обручения — машину, в которой едут новобрачные, заносит, и, перевернувшись, она падает в озеро. Жениха придавливает машиной. Он не может выбраться и тонет. Очень драматично. Жених — воплощение мечты всех девушек — погиб. Слабохарактерный женатый мужчина, с которым героиня флиртует, пускается в бега.

В итоге: «Опять цветут каллы. Какие странные цветы. Я несла их в день своей свадьбы. А теперь ставлю их сюда в память о том, кого нет в живых».

Говард Грир из Голливуда должен был достать для меня платье. Джини Бартон, тоже из Голливуда, должна была укладывать мне волосы. Помогала мне Сесилия, прислуживавшая мне и на съемках картин. Все они работали в Голливуде и не имели опыта работы в театре, где другой темп и где причина и следствие — почти синхронны. В Голливуде актера принято ждать. В театре это непозволительная роскошь — поезд отправляется. Так вот, вся моя обслуга попала на чужую для себя почву. И все они чувствовали душевный дискомфорт. К тому же на Восточном побережье было холодно.