Я. Истории из моей жизни - Кэтрин Хепберн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что?
— Джед переносит спектакли в Чикаго.
— Но пьеса им не нравится. Им не нравлюсь я — это уж как пить дать. Да и режиссерский стиль Джеда им тоже не нравится. К тому же мы окупили затраты. Зачем?
Джо пожал плечами.
— Деньги.
— Вот как?
Джо вышел из костюмерной. Он сказал все, что хотел сказать. Равно, как и я.
Я поехала домой. А как иначе? Я опростоволосилась в Нью-Йорке, так зачем усугублять это дело гастролями?
Некий доброжелатель прислал мне вырезку из какой-то чикагской газеты: «Чикагская публика будет иметь удовольствие наблюдать за игрой Кэтрин Хепберн в — "Озере"».
Я пребывала в беспокойстве в течение недели или около того. Потом ночью, часа в три, позвонила домой Джеду. Мы ни разу не виделись после премьеры.
— Джед?
— Да.
— Это Кейт.
— О!
Молчание.
— Я знаю, что ты собираешься послать нас на гастроли. В Чикаго.
— Да.
— Но почему, Джед? Я сорвалась. Но если смотреть правде в глаза, ты — тоже. Зачем же выходить на…
Он прервал меня:
— Моя дорогая, единственный интерес, который я к тебе имею, — это деньги, которые из тебя можно выжать.
«Откровенно», — подумала я.
— Сколько?
— А сколько у тебя есть?
Я достала из книжного шкафа, стоявшего рядом с моей кроватью, свою банковскую книжку.
— У меня тринадцать тысяч шестьсот семьдесят пять долларов и семьдесят пять центов в Чейз Нейшенэл Бэнк.
— Беру их.
— Утром пришлю тебе чек.
Так оно и было. Я послала ему чек. Когда же кассовые сборы упали до самого низкого уровня, мы закрыли спектакль.
После этого я долгие годы не видела Джеда. Однажды вечером я пошла в театр.
— Привет, Кейт.
— Кто это?
— Джед Харрис.
— Привет, Джед.
Спустя несколько лет он приехал в Голливуд и попросил Мирона Селзника помочь ему получить работу. «Вы обратились не по адресу. Я агент Кейт Хепберн».
— Ах так, — удивился Джед.
— Вы не пользуетесь ее благосклонностью.
— Отчего же? — спросил Джед.
— Вы забрали все ее деньги, чтобы закрыть «Озеро».
— Да? А я и не знал, что она огорчилась по этому поводу.
— Она огорчилась.
— Я пошлю ей чек.
— Я возьму его сейчас, — сказал Мирон.
Так мои деньги вернулись обратно. Но я не сняла их со счета. Я разорвала чек. Грустные деньги.
Я многому научилась. И питала надежды, что больше никто не узнает, что мной владеет страх. Следующий раз рука на румпеле будет твердой как сталь. Даже если корабль тонет, капитан идет ко дну вместе с кораблем. Он не поднимает писка по этому поводу. А просто хладнокровно делает то, что ему положено.
Вот, собственно, и все, что мне хотелось рассказать в связи с «Озером».
Ах, что же это я… Произошло еще кое-что… Спустя годы. Леланд Хейвард, мой агент — да, конечно, он был к тому же моим поклонником, — так вот спустя годы Леланд встретил Джеда в Филадельфии, не в театре.
Джед остановил его, посмотрел в глаза и сказал:
— Знаете, Леланд, я пытался уничтожить Кэтрин Хепберн.
Леланд выдержал его взгляд:
— И проиграли, так ведь, Джед? Всего хорошего.
И зашагал прочь.
III
Джордж Кьюкор
«Сегодня вечером никаких дел, Джоанна, я иду к Джорджу. Ты знаешь: Джордж Кьюкор, кинорежиссер».
Он был моим другом. Я появилась в Голливуде всего через несколько лет после него. Он же приехал в 1929 году. И взял меня сниматься в «Билле о разводе»: в роли Сидни, дочери Бэрримора.
Сразу после этой картины он купил дом — скромный одноэтажный особняк на Корделл-драйв, среди холмов над Сансетом. Джордж преуспевал, и площадь его усадьбы мало-помалу увеличивалась. Расширялась, расширялась… И достигла нескольких акров. Потом наступил черед расширяться и дому.
Он стоял на склоне холма. То есть стоял-то на ровном месте, а холм круто поднимался с тыльной стороны дома. Ровный участок постепенно расширялся в южном направлении. Со временем он превратился в большой сад. Мисс Йак сажала деревья, траву, цветы.
Длинный бассейн. Широкая аллея до оригинальной сторожки с мраморными колоннами. Рядом с бассейном на пятачке находился очаг, окруженный зарослями винограда. В солнечные дни мы там обедали. И все это было огорожено высокой кирпичной стеной, которая тянулась вдоль Корделл-драйв.
На террасе пониже — домик садовника и грейпфрутовое дерево. Позже на этой площадке построили три маленьких домика — в одном из них жил Спенс.
В то время дом Джорджа состоял, собственно, только из комнаты, служившей одновременно кухней и столовой, гостиной, а также двух спален и ванной. Потом дом стал увеличиваться. И неудивительно! — фильмы «Сколько стоит Голливуд?» (первоначальное название — «Звезда родилась») с Констанс Беннет и Лоуэллом Шерманом, «Обед в восемь часов», «Маленькие женщины», «Дэвид Копперфильд» и другие.
Гостиную расширили в южную сторону, окно с глубокой нишей выходило на великолепную террасу, ныне расположенную этажом выше уровня сада. Парадный вход вел мимо кирпичной стены вверх по лестнице на террасу, которая, в сущности, была главным этажом. Это помещение было вполне традиционным, вполне стандартным. Я помню, как из Уайтло-Рейд-Касл привезли три красивых стула. Над камином висела очаровательная работа Ренуара — «Дама с зонтиком». Слева — пейзаж Гранта Вуда. Я увидела его в нью-йоркской галерее Уокер. Джорджу пейзаж очень нравился, и он приобрел его. В этой комнате мы пили чай в официальных случаях.
В прежней столовой убрали крышу, и она стала выше почти на три метра. Там было темновато, и потому казалось, что потолка вообще нет. Освещалась она только свечами. Почти потемки. Все мы там восхитительно смотрелись. Фарфор, серебро, стекло (то есть хрусталь) — сплошной блеск, изыск, восторг. Сам Джордж подбирал эти вещи, когда только ему предоставлялась возможность, а подчас и не имея оной. Он обожал все свои ценности: они были воплощением его мечты. Детской мечты — той самой, что сбывается только раз. Она сбылась: принц — принцесса. Я — верхом на безумно красивом белом жеребце.
Цветы в центре стола всегда были несколько высоки. Я пробиралась в комнату до начала обеда и подрезала их (если удавалось), чтобы можно было видеть друг друга. Обычно я сидела на левом конце стола. Именно там завязалась наша дружба с Ирен Селзник. Она, как и я, была одной из протеже Джорджа. Еда была замечательная, компания — лучше не надо. В очередной раз, когда я там обедала, на десерт подали роскошный — в семьдесят свечей — торт. Джуди Гарленд спокойно встала и своим, только ей одной присущим, необыкновенно порывистым и проникновенным голосом запела:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});