Катюша - Воронина Марина

Катя бросила осторожный косой взгляд на Валерия. Он уже сидел за столом, держал в руке стакан, в упор смотрел на Катю и улыбался уголками губ, как умел только он. Катя поспешно отвела взгляд, но ей пришлось приложить большое усилие, чтобы не посмотреть на него снова.

— А ты готов, Степаныч, — сказал Валерий. — Я тебя таким даже и не видал ни разу.

— А это, друг Валера, потому, что ты обычно гораздо пьянее меня, — с неожиданной рассудительностью ответствовал Степаныч, щедро разливая спирт по стаканам и по поверхности стола. — Ну, вздрогнем!

— Это спирт, — предупредил Катю Валерий, но было поздно — она уже проглотила свою порцию жидкого огня и теперь сидела, зажав ладонью рот и выпучив глаза.

Степаныч быстро плеснул в ее стакан воды из котелка и предупредительно поднес краюху черного хлеба, щедро инкрустированную тушенкой. Катя одним глотком выхлебала воду и впилась зубами в хлеб. Прапорщик вознамерился было налить по второй, но Валерий остановил его.

— Я тебя прошу, Глеб Степаныч, — сказал он, — не надо. Нам бы потеряться на недельку, нам в затылок дышат, понимаешь? Не до выпивки нам сейчас.

— Ну и хер с вами, — невежливо сказал Степаныч и перестал обращать на них внимание. Выходя в прихожую, они слышали, как прапорщик что-то тихо, но очень убедительно втолковывает своей трехлитровой банке.

— А он не упьется насмерть? — обеспокоенно спросила Катя. — У него там еще не меньше литра осталось. Валера... Валера, ау! Я заблудилась!

— Горе ты мое, — сказал Студент, возвращаясь и за шиворот вытаскивая ее из туалета. — До машины-то дойдешь?

— Дой... ду, — сказала Катя, с удивлением обнаружив, что у нее начал отниматься язык. Это обстоятельство показалось ей ужасно веселым, и она начала глупо хихикать.

Панин снял с вбитого в стену прихожей гвоздя архаичного вида ключ от прапорщицкой дачи, а потом, немного подумав, еще какие-то ключи — как показалось захмелевшей Кате, от автомобиля.

— Ты что, хочешь украсть у Степаныча машину? — спросила она уже на лестнице, тяжело повисая на руке у своего спутника. Рука была твердая, как дерево, и висеть на ней было до невозможности приятно. Катя вдруг вообразила себя салфеткой, перекинутой через руку официанта, и снова захихикала, но сразу же решила, что быть салфеткой не очень интересно. Быть банным полотенцем — вот мое истинное призвание, решила она. Чего только не повидаешь на такой работе, вокруг чего только не обернешься!..

— Занятная идея, — сказал Валерий, и Катя с пьяным ужасом поняла, что уже какое-то время говорит вслух. — Ее надо будет развить как-нибудь на досуге. А пока не могла бы ты стать чем-нибудь ходячим — просто для разнообразия?

— Заметано, — согласилась Катя. — Становлюсь ходячим банным полотенцем.

Она гордо выпрямилась и слишком смело шагнула вперед, немедленно угодив ногой мимо ступеньки, так что, если бы Валерий не подхватил ее под локоть, к списку ее травм наверняка добавилась бы строчка-другая.

— Полотенца плохо ходят, — пожаловалась Катя Валерию. — Полотенца все время падают. Это потому, что у них никуда не годный опорно-двигательный аппарат.

— Это потому, — возразил Валерий, — что полотенцам не следовало хлестать спирт стаканами.

— Полотенца не любят морвра... мура... моралистов, — обиженно заявила Катя. — Сам меня туда затащил, а теперь мор... рализирует. Ой, мы что, вот на этом поедем?

Она захлопала в ладоши и даже попыталась несколько раз подпрыгнуть при виде древнего жукоподобного “запорожца”, к которому подвел ее Валерий. Вопреки своему несомненно почтенному возрасту автомобильчик лаково сверкал отполированными округлостями бортов и с виду находился в идеальном состоянии. Мертвенный зеленовато-голубой свет ртутной лампы, освещавшей стоянку, мешал определить цвет этой ископаемой тележки. Видно было только, что она двухцветная: крыша была гораздо темнее всего остального. Так, насколько было известно Кате из старых журналов и кинофильмов, модно было красить автомобили в шестидесятых годах. Прапорщик Мороз, судя по всему, был большим консерватором.

— Садись, — сказал Валерий, открывая перед ней дверцу. — Ниже, ниже нагибайся, это тебе не автобус...

— Что за причуды? — поинтересовалась она, усаживаясь на переднем сиденье и с трудом расправляя под собой шуршащий дождевик. — В твоей телеге кончился бензин?

— Моя, как ты выразилась, телега чересчур бросается в глаза, — сказал, садясь рядом, Валерий и несколько раз сильно хлопнул дверцей. — И когда он только дверь починит... На “порше” хорошо устраивать гонки и снимать телок у ресторана, а вот прятаться на нем — хуже не придумаешь. Я, когда прячусь, всегда у Степаныча машину одалживаю.

— И как, находят?

— Нет, как видишь.

Стартер закудахтал, позади несколько раз гулко чихнул и с треском заработал слабенький движок, и “запорожец”, смешно подпрыгивая на выбоинах, с комичной деловитостью выкатился на улицу, держа курс на северо-восток и постепенно разгоняясь до крейсерской скорости в семьдесят километров в час. Катя поерзала, устраиваясь поудобнее в узкой кабине, и начала клевать носом — в машине было тепло и у-ютно, тарахтенье двигателя убаюкивало, по всему телу мягкими теплыми волнами бродил хмель, попеременно ударяя в различные части организма, а впереди ждал отдых, по которому так стосковалось уставшее за этот сумасшедший день тело.

“Запорожец” вырулил на кольцевую дорогу, проехал по ней километров пять и свернул на загородное шоссе — полупьяная Катя не смогла в темноте определить, на какое именно. Вскоре после этого они миновали пост ГАИ. Полосатый шлагбаум смотрел в небо, глаза слепила целая батарея прожекторов, а на обочине стояли двое в армейских бронежилетах и с короткоствольными автоматами подмышкой. Вспомнив о лежащем в кармане пистолете, Катя чуть было не протрезвела с перепуга, но Валерий вел машину как ни в чем ни бывало, и оказалось, что он абсолютно прав — постовые не удостоили двухцветную букашку даже мимолетного взгляда, и вскоре туманное сияние прожекторов померкло далеко позади. Потом вплотную к нитке асфальта подступил черный лес, мимо замелькали выхваченные из темноты светом фар кусты и призрачные колонны древесных стволов, на фоне которых неторопливо проплывали навстречу ярко сияющие отраженным светом круги и треугольники дорожных знаков.

Минут через двадцать Валерий притормозил и аккуратно съехал с шоссе, целясь во внезапно возникший просвет в сплошной стене стволов и веток. Под колеса машины с шумным плеском легла первая большая лужа, и “запорожец” бодро запрыгал с кочки на кочку по комковатому проселку, так замысловато петлявшему по лесу, словно некий шутник специально запутал его, как клубок ниток.

Катя заметила, что дождь со снегом прекратился, и налетевший ветер куда-то прогнал тучи. Теперь в редких просветах меж черных ветвей сверкали по-осеннему холодные звезды, а когда лес вдруг оборвался, как ножом обрезанный, и машина выкатилась на обширный темный простор, в котором не видно было ни единого огонька, справа в небе обнаружилась луна — полная и, как всегда на восходе, огромная и медно-красная, наводящая суеверный страх своим непривычным для городского глаза видом.

— Куда ты привез нас, Сусанин Иван? — тараща глаза на это чудовище, спросила Катя. Она вдруг ощутила — не поняла, понимать тут было нечего, все это ей было известно с детского сада, а вот именно ощутила, — что Луна — это большой каменный шар, висящий в небе у нее над головой. — Эта штуковина на нас не свалится?

— Полнолуние, — невпопад ответил Валерий. — Ты часом не знаешь, почему она такая здоровенная, когда восходит?

— Не знаю. Мне в полнолуние всегда кошмары снятся.

— Точно. Мне тоже всякая белиберда снится, особенно когда луна в окошко светит.

— Ты что, — подскочила Катя, — это же нельзя!

— Что нельзя?

— Нельзя спать, когда луна в лицо!

— А почему?

— Не знаю...

Машина снова нырнула в лес, и луна пропала из вида, опять заслонившись верхушками деревьев. Впрочем, лес на поверку оказался всего-навсего реденьким перелеском и закончился едва ли не раньше, чем Катя успела его заметить. Кургузый нос “запорожца” вдруг провалился вниз, и машина вошла в пике, как бомбардировщик — у Кати даже дух захватило, и в голову полезли парашюты и — почему-то — пробковые спасательные жилеты. По обеим сторонам дороги воздвиглись высокие песчаные откосы, словно машина вдруг нырнула в тоннель, ведущий к центру Земли. Тем не менее, в конце этого головокружительного спуска их поджидала не геенна огненная, а обширная и довольно глубокая лужа, из которой “запорожец” выбрался, храбро завывая мотором и поднимая игрушечные маслянисто-черные волны. Теперь впереди стали видны немногочисленные желтые огоньки, негусто горевшие прямо по курсу.