Катюша - Воронина Марина

— Того ублюдка звали Костиком, — сказал Валерий, поднося ей зажигалку. — Он был профессионал. Не ниндзя, конечно, но для наших краев вполне квалифицированный. Во всяком случае, народу он убил больше, чем ты знаешь. Вчера мы с ним палили друг в друга, и, если бы не жилет, я бы сейчас лежал в морге.

— Если бы ему не приспичило меня насиловать...

— Он насилует всегда, прежде чем убить. Я имею в виду, когда у него есть на это время. Предлагает расстаться друзьями, насилует, а потом заживо режет на куски. То есть, я хотел сказать, резал. Больше уж ему никого не порезать. Причем пол жертвы его никогда не волновал. Но я, собственно, говорил не об этом.

— А о чем же?

— О твоей реакции на это радостное событие. Ты очень быстро оправилась от шока, если он вообще у тебя был. И тут же пошла бить морду своему редактору. Тебя даже не пришлось особенно уговаривать. По-моему, ты входишь во вкус.

— Чушь.

— Может быть.

— Редактор — просто похотливый козел, он меня достал, понимаешь? А что касается того... Я не боюсь крови. Привыкла, наверное.

Она вынула из кармана и швырнула на колени Валерию плотный черный конверт. Он развернул фотографии веером и гадливо поморщился.

— Что это? — спросил он.

— Мой репортаж.

— Тогда ясно, почему твой редактор так за него цеплялся... вплоть до телефоноприкладства. Неужели тебя ни разу не стошнило, пока ты это снимала?

— Я же говорю, привыкла. Сначала тошнило, конечно.

— А эти вспышки — что это?

— Кто-то стрелял... не попал.

— Не попал... Он, значит, стрелял, а ты, значит, фотографировала.

— Это моя работа. Умри, но приползи назад в редакцию с репортажем в зубах.

— Знаешь... — он замолчал, сосредоточенно раскуривая сигарету.

— Что?

— Я начинаю жалеть Профессора.

Катя раздавила свою сигарету в пепельнице и пожала плечами, поморщившись от боли — ушибленное правое плечо давало о себе знать.

— Не знаю. Не стоило ему так себя вести. Как-то уж очень сильно он меня зацепил. А теперь, похоже, идти на попятный уже поздно.

— Это уж что да, то да. Интересно, как он тебя все-таки нашел? Ты ему про себя ничего не рассказывала?

— Нет, — задумчиво покачала головой Катя. — Слушай, — сказала вдруг она, — а не могло получиться так, что все это простое совпадение?

— Хорошенькое совпадение, — невесело усмехнулся Студент и, сложив фотографии в конверт, отдал его Кате. — Во-первых, Костик случайно ни к кому не приходит, а во-вторых, две мокрухи в одно утро — не многовато ли для одного подъезда? Даже, прямо скажем, для одной квартиры, ведь твоя подруга шла от тебя?

— Все правильно, — согласилась Катя. — Это я так, помечтала... Выходит, что этот Костик — человек твоего Профессора?

— Костик — человек Банкира, — рассеянно ответил Панин, запуская двигатель. — А Банкир, судя по всему, получил от Профессора мзду. Даже две мзды — одну за тебя, а другую за меня, и теперь их отрабатывает. Отрабатывает, надо сказать, как-то очень уж спустя рукава. Не пойму я его что-то: то ли он осторожничает, то ли заплатили ему мало... Тянет он чего-то, халтурит. Хотя, казалось бы, меня шлепнуть ему прямая выгода, даже если и бесплатно. Но Профессор-то, Профессор...

Не ожидал я от него такой прыти, и, главное, из-за чего! Или было, из-за чего?..

Катя с интересом посмотрела на своего спутника: у того вдруг сделался совершенно обалделый вид человека, только что увидевшего у себя в унитазе голову морского змея.

— Эй, — позвала Катя, — ты чего?

Панин вздрогнул, словно внезапно разбуженный, тряхнул головой и выжал сцепление.

— Ничего, — сказал он, — просто задумался.

— Мне почему-то кажется, — сказала Катя, — что ты задумался о чем-то, что мне не мешало бы знать.

— Мешало бы, — снова переходя на привычный легкий тон, сказал Студент. — Еще как мешало бы.

— Ну и черт с тобой, — надулась Катя, чувствуя себя обманутой, — не больно-то и надо. А куда мы едем, ты мне можешь сказать?

— В общих чертах, да, — важно сказал Валерий, выруливая на проспект. — Надо найти какую-нибудь нору, где можно было бы отсидеться и собраться с мыслями.

— И долго мы будем отсиживаться? — немного агрессивно поинтересовалась Катя.

— А ты что, собираешься круглые сутки бегать по городу в этом плаще, размахивать пистолетом и расспрашивать прохожих, где найти Профессора? Остынь, малютка. Чтобы кого-то найти, тебе надо прежде всего выжить, а чтобы выжить, надо исчезнуть с лица земли. И не забудь про своего знакомого Сан Саныча.

Они надолго замолчали. Было уже четыре пополудни, и заложенное тяжелыми насморочными тучами небо темнело на глазах.

В довершение картины, дождь вдруг прекратился, и из непрозрачной мокрой пустоты над крышами слоноподобных серых зданий вдруг густо посыпались похожие на клочья ваты хлопья. Они налипали на ветровое стекло и немедленно начинали таять, стекая вниз комковатыми ручейками. Валерий снова включил дворники, зажег габаритные огни, и тут же загорелась подсветка приборного щитка. В машине стало совсем хорошо и уютно, из скрытых динамиков плавно вытекала музыка, и Катя с легкостью представила себе, что просто выехала покататься со знакомым молодым человеком. Впрочем, эта иллюзия оказалась нестойкой и развеялась, как только Катя шевельнулась, меняя позу: бедром она ощутила твердую выпуклость пистолета в кармане, а рука, на которую она, забывшись, попыталась опереться, взорвалась вспышкой боли. Катя тяжело вздохнула и без спроса взяла сигарету из пачки, лежавшей за приборной доской.

— Взгрустнулось? — спросил Валерий, протягивая ей зажигалку.

— Не в этом дело, — снова вздохнув, ответила Катя.

— А в чем же?

— Знаешь, — призналась она, погружая кончик сигареты в теплый оранжево-голубой огонек, — я опять посуду не помыла.

Глава 8

— Мама дорогая, — сказал майор Селиванов и, чтобы скрыть волнение, занялся сложным процессом раскуривания папиросы: размял, постучал мундштуком о ноготь большого пальца, с трубным звуком продул, снова постучал мундштуком о ноготь, вытряхивая случайно застрявшие там беспризорные крошки табака, замысловатым образом сплющил мундштук и долго возился со спичками, пока стоявший рядом сержант ОМОНа, потеряв терпение, не щелкнул перед его носом зажигалкой. — Благодарю. Это что же здесь было: бой быков?

Он почти дословно повторил удивленный возглас Панина, известного среди городской братвы — как той, что ходила в погонах, так и той, что погон не носила, — под кличкой Студент. Впрочем, пока что майор этого не знал, и потому воззрился на валявшийся у порога жилой комнаты труп грузного рыжеватого мужика в спущенных до колен окровавленных джинсах сердитым взглядом, словно ожидая, что тот сию минуту вскочит, поддернет портки и вразумительно доложит, что должен означать весь этот бедлам и кто, черт побери, посмел заниматься здесь смертоубийством, стоило только ему, майору Селиванову, повернуться спиной и выйти за дверь.

Жмурик молчал, уткнувшись мордой в лужу собственной крови, натекшую из его раскроенной почти надвое головы, и вытянув вперед правую руку. На среднем и безымянном пальцах этой руки не хватало верхних фаланг. Поискав глазами, майор нашел фаланги: они лежали в прихожей, а на двери, там, где по этим фалангам чем-то рубанули, осталась зарубка. Орудие убийства лежало рядом с трупом — смешной кухонный топорик с шипастым набалдашником, чтобы делать отбивные. Майор готов был поспорить на свой месячный оклад, что топорик не точили со дня покупки — Катя Скворцова была, похоже, не из тех хозяек, которых волнуют подобные мелочи. Сомнительно было даже, пользовалась ли она им когда-либо до сегодняшнего дня вообще. Топорик весь был в крови и налипших волосах, даже рукоятка, и Селиванов готов был поставить еще один свой оклад на то, что знает, чьи на ней отпечатки. Они наверняка должны были совпасть с кровавыми пятернями, отпечатавшимися по всей длине стены в прихожей, а также со всеми отпечатками пальцев хозяйки этой квартиры, симпатичной Кати Скворцовой.