Выстрелы в замке Маласпига - Эвелин Энтони

Карпентер вывел машину со стоянки и поехал в город. Итак, Бен Харпер в Чикаго. А тем временем Натан в его конторе. Харпер ведет специальное досье по делу Маласпига, там подшито и последнее донесение Катарины Декстер. Фрэнк видел, как Харпер клал его в скоросшиватель. Там все документы, и среди них план привлечения Катарины для работы тайным агентом, ее донесения, служебные письма, Рафаэль – все!

Он все сильнее и сильнее жал на педаль газа. Если Натан берет деньги у Тейлора, значит, он работает и на организацию Маласпига.

Достаточно ему зайти в кабинет Харпера, и он сможет просмотреть все это досье. А ведь Натан дружил и с Фирелли. Машина Карпентера была снабжена сиреной, которая использовалась лишь в чрезвычайных случаях. Он ткнул пальцем в кнопку, и вся улица огласилась мощным ревом.

Секретарша Бена Харпера, разговорчивая девица, вместе с двумя своими подругами снимала маленькую, но очень дорогую квартирку в Ист-Сайде, потому что располагалась она в сравнительно безопасном районе; ей было двадцать семь лет, она была не замужем, и агенты, которые заходили к Бену Харперу, сразу же попадались на ее крючок: она не отпускала их, пока не выговорится. И ей нравился Джим Натан, ей вообще нравились крутые ребята. Поэтому, когда он пришел, она угостила его кофе из кофеварки и принялась развлекать.

Натан был вынужден поддерживать навязанную ему игру; его ладони были все в поту, он пил кофе с таким же удовольствием, как если бы это была микстура от кашля, но продолжал улыбаться и терпеливо выслушивал разглагольствования девицы. Она, улыбаясь, чистила свои перышки и простодушно упивалась собственной болтовней, не замечая ни напряженности Натана, ни краткости его ответов. Так прошло двадцать минут. Глядя, как она пудрит лицо и подкрашивает губы, кокетливо на него поглядывая, он несколько раз скверно выругался про себя. Наконец решился. У него был лишь один способ выполнить свое намерение. Если пустить дело на самотек, она будет сидеть здесь до самого закрытия конторы, и он так и не сможет проникнуть в кабинет Бена Харпера.

– Бетти, – он перегнулся через стол, – не пойти ли нам пропустить по рюмочке?

Она уставилась на него в полном восторге.

– Это было бы замечательно. Прямо сейчас? Правда, шести еще нет, но я могла бы запереть контору и пойти. Мистер Харпер вернется лишь утром в понедельник.

– Я только зайду и запишу несколько слов на его диктофон. А ты пока приведи себя в порядок. Я не задержусь.

– О Джим! Ты можешь записать то, что хочешь, на мой диктофон. Ты же знаешь, что к нему нельзя заходить.

– У меня секретный материал, – сказал Натан, поворачивая ручку двери от кабинета. – Я не могу записывать это даже в твоем присутствии. Я вернусь через минуту. – Он зашел внутрь и запер за собой дверь.

– Вы знаете, – Сандро ди Маласпига перегнулся через стол, – все время, пока я был у себя дома, я скучал по Флоренции. Это довольно странно, потому что я предпочитаю жить в Замке.

Они ужинали в ресторане высоко в горах около Фьезоле; из сада, где они сидели, открывался вид на один из самых красивых городов, которые когда-либо видела Катарина.

В его отсутствие она много о нем думала, и, когда он заехал за ней в гостиницу, она поразилась, как он красив, хотя в этой красоте ей чудилось что-то зловещее. Он был очень рад видеть ее, и ей пришлось, скрывая свой страх, притвориться, будто она тоже очень рада.

– Разве вы не любите Флоренцию? Она просто замечательна.

– Люблю, – сказал он, – но еще сильнее я люблю Маласпига. Там я вырос, там мой родной дом. Наверно, я очень скучал по вас, поэтому и спешил вернуться.

Его темные, почти черные глаза пристально за ней наблюдали: в их выражении она чувствовала что-то страстное и в то же время устрашающее. Сейчас он не был прикрыт своим обычным светским шармом, и она видела перед собой человека сильных страстей и непреклонной, воли.

– Может быть, – уклончиво сказала Катарина и отвернулась.

Рука со сверкающей на мизинце золотой печаткой придвинулась к ней ближе.

– Вам не нравится, когда я говорю такие вещи?

– Нет. Они меня смущают.

– В прошлый раз вы говорили о моей жене – не это ли причина?

– Да, конечно. – Она заставила себя отвернуться от сверкающей панорамы ночной Флоренции и взглянуть на него.

Он положил свою ладонь на ее руку.

– Вы заблуждаетесь, Катарина. Мы живем порознь вот уже многие годы, нас ничто больше не соединяет.

– Но разве она в этом виновата? – Ей вспомнились слова Джона Драйвера: «Она несчастна... Он обращается с ней совершенно непростительно». Она хорошо понимала, что он может быть очень жесток, язвителен или безразличен. Она ведь слышала пленку с их разговором. Она его жена, а он, презирая ее чувства, говорит, что желает кого-то другого...

– Если кто в этом виноват, то только она, – убежденно сказал он. – Не думаю, что вы мне поверите: вы истинная эмансипированная американка, всегда на стороне своего пола, против мужчин. Но на этот раз вы несправедливы. Я ничем не обязан Франческе.

– Мы родственники, – сказала Катарина. – Почему бы нам не оставить все как есть. Я не хочу никаких осложнений. К тому же я очень скоро уезжаю домой.

– Я знаю. Поэтому и не могу позволить себе терпеливого ожидания. Обычно я действую более изощренно.

– Обычно? – холодным тоном переспросила Катарина: ее раздражали его надменные притязания. Пересиливая себя, она хотела уйти из ресторана, прочь от него, прочь от обволакивающей атмосферы его желания. До сих пор она ненавидела его отвлеченной ненавистью – как человека, из-за которого погиб ее брат и множество других невинных жертв; теперь она ненавидела его за то, что он старается покорить ее.

– Я не живу с Франческой, – сказал он. – Хотя и не могу сказать, что веду монашеский образ жизни. Вы получили ответ на свой вопрос?

– Я не помню, чтобы задавала вам вопрос, – проговорила она быстро, сердясь на самое себя за свою нервозность.

Вдруг он рассмеялся.

– Похоже, мы ссоримся. Пожалуй, это добрый знак – извините. Я больше не буду смущать вас и портить вам вечер. Я привез вас сюда, чтобы вы насладились одним из лучших видов Тосканы. Пейте свой кофе, Катерина, и не сердитесь на меня.

Он впервые произнес ее имя на итальянский лад. Она почувствовала, что краснеет. «Вот прохвост, – мысленно выругалась она, – он знает все уловки».

– А я и наслаждаюсь. – Вспомнив о Рафаэле и о том, что ей предстоит сделать, она с невероятным трудом заставила себя улыбнуться. – Вы должны сделать скидку на мое американское благоразумие. Мы не так стремительны в своих поступках, как вы здесь.