Иерархия - Эдуард Край
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как правило, они употребляются в совокупности с текстом и числами, что дает многократный кооперативный эффект. Он связан с тем, что соединяются два разных типа восприятия, которые входят в резонанс и взаимно раскачивают друг друга – восприятие семантическое и эстетическое. Эффект соединения слова и образа хорошо виден на простейшей комбинации. Добавление к тексту небольшой порции зрительных знаков снижает порог усилий, необходимых для восприятия сообщения. Это картинки, которые делают доступной для ребенка книгу, графики и диаграммы делают доступной и интересной статью для ученого.
Гениальным изобретением для передачи сообщений были комиксы. В США до расцвета телевидения они были мощным инструментом идеологии. Культуролог Умберто Эко писал, что комиксы породили уникальное явление – массовую культуру, в которой пролетариат воспринимает культурные модели буржуазии в полной уверенности, что это независимое самовыражение». В 60-х годах в США ежедневно читали комиксы от 80 до 100 миллионов человек. Получив такую власть над читателем комиксы стали выполнять множество идеологических функций. Авторы комиксов вместе со специалистами по психоанализу и лингвистике, разрабатывают и внедряют в сознание неологизмы – новые слова, которые моментально входят в обыденное сознание, язык массового сознания, а затем и официальный язык.
Другой пример – использование зрительных образов в сочетании с авторитетом науки. Речь идет о географических картах. Они оказывают на человека огромное идеологическое воздействие. Со времени зарождения геополитики (начало века) карты стали интенсивно использоваться для манипуляции общественного сознанием. Карта как способ «свертывания» и соединения разнородной информации огромной, почти мистической эффективностью.
Власть господствующего класса держится не только на насилии, но и на согласии. Механизм власти – не только принуждение, но и убеждение. Именно в силе и согласии гарантия стабильности власти. Положение, при котором достигнут достаточный уровень согласия Грамши называет гегемонией. Гегемония предполагает не только согласие, но благожелательное (активное) согласие. В своей пропаганде в Германии мы исходили из фрейдистского сексуального образа: вождь-мужчина должен соблазнить женщину-массу, которой импонирует грубая и нежная сила. Сейчас, когда главное – стабильности, мы педалирует обратную тему, демонстрируя женскую натуру где надо и не надо.
Второй блок приемов фанатизирования массы опирается на инстинкт смерти ТАНАТОС – другой главный в психоанализе Фрейда инстинкт. Цель была разжечь самые архаичные взгляды на смерть, «преодолеть» ее, самим стать служителями смерти – так удалось создать особый нечеловечески храбрый тип армии – СС.
В наше время мы обрашаем агрессию людей внутрь них самих, демонстрируя в новостях чистое, неаргументированное насилие, жертвой которого может стать каждый. В результате люди боятся своих соседей и надеются только на власть.
Хотя в психике всех людей всё это так или иначе присутствует, но у разных людей эти компоненты по-разному взаимосвязаны и взаимодействуют между собой. В зависимости от того, как все эти компоненты иерархически организованы в психике индивида, можно говорить о строе психики каждого из них. Надо выстраивать следующие основные типы строя психики индивидов:
животный строй психики, если поведение индивида подчинено инстинктам – вне зависимости от степени его отесанности культурой, в которой голые инстинкты скрываются под различными оболочками, предоставляемыми цивилизацией, порабощая разум и интуицию (т. е. теоретически возможна, хотя исторически и не состоится, цивилизация идеально телесно человекообразных и говорящих, но всё же обезьян – по существу их психической организации);
строй психики зомби-биоробота, если в поведении индивида над инстинктами господствуют привычки и культурно обусловленные комплексы как традиционные, так и нововведенные, подавляющие их волю, свободомыслие, интуицию, и непосредственное чувство Божьего промысла по совести;
строй психики демона, если индивид осознанно или бессознательно упивается своей силой воли, подчиненными воле возможностями и индивидуальной разумностью, вышедшими, по его мнению, из под диктата инстинктов и культурно обусловленных программ поведения.
Механизмом утилизации двух разнонаправленных тенденций – стремления людей к превосходству и нашего намерения его ограничить – стал институт моды (в самом широком смысле этого слова). Действительно, возможность достижения предписываемых модой эталонов, общепризнанных в конкретной популяций, вселяет убежденность в своих возможностях («Мы не хуже других»); в то же время мода обозначает те пределы, за которые выходить порядочному человеку не пристало. Да и все «нормальные» люди, начиная с детства, во избежание фрустрации постоянно соизмеряют свои действительные способности с притязаниями, опираясь на «получаемые со стороны реальности „обратные «сигналы в виде оценок – и примиряются (сознательно или не вполне осознанно, раньше или позже) с тем или иным их уровнем.
А окончательный метод убеждения – сведение всего к расчетам. М. Вебер особо отмечает ту роль, которую «дух счета» сыграл при возникновении капитализма: пуританизм «преобразовал эту «расчетливость», в самом деле являющуюся важным компонентом капитализма, из средства ведения хозяйства в принцип всего жизненного поведения».
Но свобода тех, кто «владеет числом», означает глубокую, хотя и крытую зависимость тех, кто числа «потребляет». Сила убеждения чисел огромна. Это предвидел уже Лейбниц: «В тот момент, когда будет формализован весь язык, прекратятся всякие несогласия; антагонисты усядутся за столом напротив друг друга и скажут: подсчитаем!» Эта утопия означает полную замену качеств (ценностей) их количественным суррогатом (ценой). В свою очередь это снимает проблему выбора, заменяет ее проблемой подсчета. Что и является смыслом тоталитарной власти технократии!! Магическая сила внушения, которой обладает число, такова, что если человек воспринял какое-либо абсурдное количественное утверждение, его уже почти невозможно вытеснить не только логикой, но и количественными же аргументами. Число имеет свойство застревать в мозгу необратимо.
На магической силе внушения чисел построен бизнес всевозможных рейтинговых агентств. Когда можно просчитать алгоритм всего на свете, тот, кто считает, может вести двойную бухгалтерию. Точные науки поглотят психологию и теорию познания, этику и социологию, а следовательно, не останется места для рассуждения о духе, сознании, вселенском Разуме, и даже о добре и зле. Все измеримо и управляемо». Это и предвосхитил Е. Замятин в «МЫ»: «Если они не поймут, что мы несем им математически безошибочное счастье, наш долг заставить их быть счастливыми».
Можно сказать, что проблема Добра и Зла вообще устранена из мыслительного процесса, все свелось к совершенно пустым рациональным критериям – «эффективности», «рентабельности», «ликвидности», «кредитоспособности» и т. д. Логическое мышление прозрачно, и его структура прекрасно изучена. Значит, в него можно вторгнуться и исказить программу, лишив человека возможности делать правильные умозаключения. Уже внеся хаос в логическую цепочку, манипулятор достигает многого: человек чувствует себя беспомощным и сам ищет поводыря. А если удается так исказить логическую программу, что человек «сам» приходит к нужному умозаключению, тем лучше. С помощью этих приемов у значительной части населения удается отключить способность к структурному анализу сообщений и явлений – анализ сразу заменяется идеологической оценкой. Отсюда – кажущаяся чудовищной аморальность, двойные стандарты.
Французский философ Ги Дебор в книге» Общество спектакля» (1971 г.) показал, что современные технологии манипулирования сознанием способны разрушить в человеке знание, полученное от реального исторического опыта, заменить его искусственно сконструированным «режиссерами» знанием. В человеке складывается убеждение, что главное в жизни – видимость, да и сама его общественная жизнь – видимость, спектакль.
При этом историческое время превращается в совершенно новый тип времени – время спектакля, пассивного созерцания. Человек, погруженный в спектакль, утрачивает способность к критическому анализу и выходит из режима диалога, он оказывается в социальной изоляции. Время спектакля, в отличие от исторического времени, становится не общей ценностью, благодаря которой человек вместе с другими людьми осваивает мир, а разновидностью товара, который потребляется индивидуально в стандартных упаковках.
Общество спектакля – это «вечное настоящее» или «вечное теперь». Оно достигается посредством нескончаемой череды сообщений, которая идет от одной банальности к другой, но представленных с такой страстью, будто речь идет о важнейшем событии. Вспомним спектакль: семь лет Россия жила в спектакле, который назывался «здоровье Ельцина». Созерцатель «спектакля» потребляет его стандартные упаковки, сам оставаясь вне реальности и вне человеческих контактов. Режиссеры спектакля становятся абсолютными хозяевами воспоминаний человека, его устремлений и проектов. Результатом становится исчезновение общественного мнения.