Русский транзит 2 - Вячеслав Барковский

— Точно! — восхищенно сказал Максим.

— Как только они взяли тебя. Толя, парень стал им не нужен. Они хотели поскорее развести вас, разделить решеткой, чтобы Максим, чего доброго, не рассказал тебе о враче. Хотя все равно живым тебя оттуда не выпустили б… Кроме того, Максима в камере держали незаконно: как-никак несовершеннолетний. И хоть ты. Юрьев, настаиваешь на отсутствии какой бы то ни было связи между пропажей Игоря и твоей экспертизой, я все же утверждаю, что ниточка есть, а может, и целый канат… И если два эти факта не связаны напрямую, то, по крайней мере, косвенно. Юрьев, Игоря надо искать где-то рядом с тем человеком, которому нужен этот груз: я не имею в виду какого-нибудь бандита Вову — он просто выполнял заказ. Нужно искать богатого и солидного клиента. И по всему выходит, что это наш Коля.

— Как Коля? Ты с ума сошел! Что за дикость! Это же наш друг, Счастливчик, твой и мой! Что ты несешь! Да и грузом он не интересовался, и акт подписывать не заставлял. Если б это был его груз, он бы меня сам попросил подписать. И я бы подписал, знаешь, по-дружески подписал бы. И Коля это прекрасно знал. И потом, он первый искренне откликнулся на мою беду. Он и его Марсель помогли мне отыскать дорожку к сыну. Я уверен, что доктор этот ни о чем Коле не сказал и у него что-то свое на уме.

— Нет, Юрьев, я был о твоих умственных способностях иного мнения. Да ведь Коля хотел, чтобы ты ничего не знал о том, что груз его! С одной стороны, именно потому, что он твой друг, а ты — его. А с другой — он не хотел быть тебе обязанным, ведь кто ты, а кто он… Ты его просто не знаешь.

— А сына моего он при этом в заложники взял? Так по-твоему получается? Это же идиотизм! Да Коля Игоря с рождения на руках носил!

— Так, да не так. Толя. Боюсь, что с Игорем дела обстоят неважно и несколько иначе, чем ты думаешь… Об этом потом. Сейчас давай проверим мою дикую идею. Ты знаешь домашний телефон своего директора?

— Знаю, а зачем тебе?

— Хочу позвонить старику.

— Ну, Петя, ты точно рехнулся. Сейчас же ночь!

— Вот и отлично! Фактор неожиданности. Звякнем ему и возьмем еще тепленького. Он сейчас должен быть в полугипнотическом состоянии, все нам сам и выложит.

— Не смей, Счастливчик! И выкинь из головы все эти бредни.

— А если не бредни? Если сейчас окажется, что я прав и Коля есть настоящий владелец данного смертоносного груза? Юрьев, ты не знаешь, что деньги делают с людьми. Давай номер! Давай же скорее! Тем более, он так ждал от тебя все эти дни звонка.

Петя Счастливчик остановил автомобиль у автомата и набрал названный Юрьевым номер телефона.

— Это вас беспокоят от товарища Самсонова, — сказал Счастливчик и протянул трубку Юрьеву.

Готовый извиниться перед Игорем Сергеевичем Юрьев недовольно поднес телефонную трубку к уху и услышал взволнованную речь директора:

— Передайте, пожалуйста, Николаю Алексеевичу, что этот наш последний из еще не подписавших бумагу экспертов, Анатолий Юрьев, куда-то пропал. Ну Прямо в воздухе растворился… Сам сегодня заходил к нему домой, ждал полтора часа перед домом на скамейке — нет его, нигде нет. Он ведь алкоголик, так сказать, деклассированный элемент, а с алкоголиками, сами понимаете, серьезных дел иметь нельзя. И, кроме того, акт и экспертное заключение у меня забрали ваши товарищи, двое не слишком вежливых молодых людей. Они сказали мне, что сами отыщут этого Юрьева и попросят его подписать. Возможно, бумаги уже подписаны… Пожалуйста, узнайте у Николая Алексеевича, как там мои дела в Москве. Я еще могу надеяться или…

Юрьев резко бросил телефонную трубку на рычаги.

— Да, Петя, ты прав… Но зачем Коле было нужно ломать со мной эту комедию?!

— А почему ты думаешь, что именно Коля ломал с тобой комедию? — задумчиво, скорее себе, чем Юрьеву, сказал Счастливчик. — Мне сейчас подумалось, что Коля может действительно ни о чем не догадываться. Он может быть лишь лицом, именем, которым прикрываются. Возможно, что и так… Судя по тому, сколько людей вокруг него крутят свои дела, и учитывая Колино теперешнее состояние, можно допустить, что его, как и тебя с этим злополучным экспертным заключением, подставляют. Хотя, конечно, Коля — слишком крупная фигура, чтобы стать в чьих-то руках молодым барашком на шашлык. Кстати, что директор сказал о грузе, — он уже знает, что его завтра увозят к месту назначения?

— Думаю, ничего он об этом не знает. Его больше всего сейчас волнует собственная научная карьера: хочет узнать у Коли, как там его дела в Москве. Он ведь в академики баллотируется, а наш Коля Самсонов со своими деньгами на данном революционном повороте российской истории, сам понимаешь, всемогущ, как Вишну.

— Так значит, старик ваш в академики лезет? Вот почему… — начал взволнованно Петя Счастливчик, но вдруг замолчал, наморщил лоб. — Юрьев, надо сейчас же рассказать старику о начинке, которую он так усердно проталкивает на Урал. Правда, боюсь, это его не слишком обрадует, но все эти ребята, что имеют здесь свой интерес, могут и его — вслед за теми двоими, что подписали акт…при этом Счастливчик осторожно указал пальцем в небо, которое, устав от ночного сумрака, начинало трепетно светлеть, робко источая свежесть и радостную готовность жить.

Петя вновь набрал номер директора.

— Игорь Сергеевич? С вами говорит биолог Крестовский. По просьбе сотрудника вашего института Юрьева я исследовал вещество, которое вы передали ему на радионуклидный анализ. Так вот, в этом самом веществе мною обнаружены доселе неизвестные отечественной науке бактерии — результат мутации стрептококковых микробов, которые встречаются у человека на слизистой оболочке зева. Вы слушаете меня? Так вот, эти бактерии поражают ткани и кожу человека, почти мгновенно разрушая их. Результат — гангрена и смерть уже через несколько часов после заражения… Дело очень серьезное. Контейнеры с мутагеном ни в коем случае нельзя впускать в страну, тем более на Урал, его вообще нельзя трогать, слишком опасно. Утром я намерен поставить в известность все те инстанции, которые должен заинтересовать данный вопрос: и ГорСЭС, и прокуратуру… Если с вашей стороны что-то можно сделать, то действуйте, не мешкая. Да, и будьте осторожны: вполне вероятно, что те люди, которые подсунули вам данную экспертизу, захотят от вас избавиться…

В продолжение своего монолога Счастливчик слышал на той стороне провода лишь свистящее дыхание Игоря Сергеевича. Потом внезапно раздались короткие гудки.

— Все. Повесил трубку. Кажется, проняло, — покачал головой Петя.

Игорь Сергеевич сидел на краю кровати, напоминавшей небольшой ракетодром, со стартовой площадки которого уже с десяток лет не поднялось в небо ни одной даже захудалой ракеты, с радостным хрустом прошивающей стратосферу…

Он был в своей шелковой пижаме в синюю и лиловую полоску, купленной когда-то в Германии с тайным намерением выходить в ней под вечер к объекту вожделения, вложив в карманы белые руки с безвольными пальцами эстета. Пижама должна была несколько скруглить и смягчить образ глыбастого светоча отечественной науки, ученого с почти европейской известностью в глазах какой-нибудь несмышленой, но уже страстно мечтающей о кандидатской диссертации дурочки, не умалив при этом должного величия.

Игорь Сергеевич никак не мог попасть ногами в тапочки.

Его жена, Кира Мироновна, так и не проснулась. Ночью ее вообще ничем нельзя было разбудить. Эта иссушенная Пицундой, ночными попойками и косметикой женщина предзакатной красоты, безжалостно изъеденной молью времени, эта равнодушная дочь бывшего крупного партийного секретаря по советской науке, эта тварь, да-да, именно тупая и жестокая тварь, всю жизнь делавшая из Игоря Сергеевича тряпку на людях, чтобы все ее любовники могли вытирать о него ноги, спала глубоко, как напахавшийся за день мужик. И при этом она дико — с утробным бульканьем храпела.

Что делать, Игорь Сергеевич обязан был терпеть эту женщину, которая последовательно, с завидным упорством и высокомерием делала из рядового кандидата физико-математических наук доктора, членкора, директора, при этом не скрывая к нему своего презрения. А потом вдруг ей это надоело. Остался последний шаг, низенькая, но самая важная ступенька, так, полпинка под зад, чтобы он, небрежно поправляя львиную свою гриву, взлетел на Олимп, раскланиваясь перед блистательной публикой, внезапно возникшей в партере и в ложах… и она отступилась.

Отступилась так же играючи, как вела его когда-то все выше и выше, расчищая дорогу к солнцу своим высоким родством и яростным темпераментом дикой кошки.

Да она просто плюнула на Игоря Сергеевича! Плюнула на то, что ему, седовласому и царственному, было просто неприлично не стать теперь академиком. При этом она кричала, истерически хохоча ему прямо в глаза, что он вообще никто и ничто и в жизни, и в постели (о! она еще об этом вспоминала!), и уж, тем более, в науке. Действительно, все статьи его и крупные работы были кем-то для него написаны, все эксперименты поставлены и проведены без его участия. Он лишь с элегантной небрежностью присваивал себе чужие идеи и, многозначительно, с провидческим прищуром помолчав, отдавал их в доработку подчиненным, на которых указывала ему жена, подчиненным, готовым на все ради дальнейшего роста.