Кровавый след - Деон Мейер

Раньше Жанетт Лау служила главным сержантом в Женском военном колледже в Джордже, а потом стала основателем, исполнительным директором и единственным акционером «Бронежилета». Ее возраст — по приблизительным подсчетам, ей под пятьдесят — считается тайной за семью печатями. Она любит сигареты «Голуаз», раздавленных жизнью, недавно разведенных гетеросексуальных женщин, мужские костюмы, сшитые дорогими модельерами, и пестрые галстуки. Начальница она строгая; от подчиненных требует абсолютной преданности, порядочности и профессионализма — тех качеств, которыми в избытке обладает сама.

— Надеюсь, ты задал ему хорошую взбучку, — сказала она по телефону, когда я все ей рассказал.

— Клюшкой для гольфа.

— Ха! — коротко хохотнула она, как всегда. — Но ты ведь этого так не оставишь. — Она хорошо меня знала.

— Да.

— Леммер, слушай меня. Сейчас я сама позвоню гаду и скажу, что твой счетчик будет тикать до тех пор, пока ты не выяснишь, что произошло. А если он не заплатит, я пошлю к нему двух горилл.

— Спасибо!

— Сам-то как?

— Всего несколько отметин в интересных местах. Очень сексуально. Могу прислать тебе снимки.

— Пошел ты, — ответила она. — Ты мне потом будешь сниться в страшных снах!

Поздно ночью, на белоснежных простынях, Эмма ахнула при виде багрово-синих кровоподтеков и царапин, покрывающих все мое тело. Она принесла небольшую аптечку первой помощи и медленно, нежно обработала меня бальзамами и мазями. Руки у нее были нежные и прохладные, голос мелодичный; она с удовольствием рассказывала, как провела вечер у Антьи Барнард, а утром ходила в церковь. Антьи, как всегда, курила одну сигарету за другой и делилась с ней своими жизненными наблюдениями:

— Эмма, ты — то, что нужно Леммеру. Эх, будь я на тридцать лет моложе… — И потом: — С Дидериком Брандом трудность та, что он скучает. Слишком он умен, чтобы быть просто фермером.

Эмма сказала: всем местным жителям не терпелось послушать о «Рыцарях Харли» и о том, что случилось в «Красном гранате».

— Сегодня утром священник призвал всех помолиться, чтобы Господь протянул руку помощи нашим Леммеру и Лоуренсу, которые находятся в пути.

«Наш Леммер»… Это впервые!

А если мне придется сорвать маску с Дидерика Бранда?

Эмма закончила меня обрабатывать, убрала аптечку, выключила свет, легла рядом со мной и положила руку мне на грудь.

— Завтра мне нужно возвращаться в Кейптаун, — прошептала она. И довольно вздохнула: — Как же я тебя люблю!

— Эмма…

Она приложила палец к моим губам.

— Спи сладко! — сказала она и поцеловала меня в заросшую щеку.

«Завтра утром, — подумал я. — Завтра я расскажу ей все».

Утром в понедельник, без четверти семь, в мою дверь негромко постучали.

Эмма еще спала. Я встал и пошел открывать.

На крыльце стояла семидесятилетняя Антьи Барнард в шляпке, прогулочных сапогах и с тростью. Она оглядела меня с ног до головы. Я поздно сообразил, что стою перед ней в одних трусах и она отлично видит все кровоподтеки.

Антьи многозначительно хмыкнула:

— Извращенец!

— И тебе доброе утро, Антьи!

— Дидерик Бранд сказал, что у него нет твоего номера телефона, он просит тебя срочно перезвонить ему. Голос у него был слегка встревоженный. — Она протянула мне листок бумаги.

Я услышал сзади быстрые шаги Эммы.

— Доброе утро, Антьи!

— Доброе утро, Эмма. Не беспокойся, я никому не скажу. Знаешь, в свое время я бы тоже могла устроить ему веселую жизнь!

Эмма не сразу поняла, но потом хихикнула:

— Это было только предупреждение!

— Вот как?

— Чтобы он не слишком глазел по сторонам, когда меня нет рядом.

— Леммер, вы непременно должны приехать сюда и взглянуть своими глазами, — сказал Дидерик по телефону. Голос у него был скорее взволнованный, чем встревоженный.

— Зачем?

— Леммер, линия общая. Прошу вас, приезжайте и взгляните. Вы не поверите…

У меня были другие планы. Я собирался поговорить с Эммой.

— Может быть, приеду… во второй половине дня.

— Вряд ли вы захотите так долго ждать.

— Дидерик, в чем дело?

Он нарочно тянул с ответом.

— Вы задали мне вопросы… По-моему, я знаю ответы. Чем дольше откладывать…

Несмотря на его настойчивость, мне не хотелось ему верить.

— Так что, Леммер, решайте сами.

— Посмотрим, как получится. — Я нажал отбой.

— В чем дело? — крикнула Эмма из ванной.

Я подошел к двери. Она, раздетая, стояла у душевой кабины, не стесняясь своего совершенного, миниатюрного тела. У меня захватило дыхание. Как всегда.

— Я…

— Сосредоточься, Леммер! — Она лукаво улыбнулась.

Я нехотя отвернулся к окну.

— Дидерик Бранд просит меня приехать к нему. Он что-то нашел, а что — не говорит.

— Мне все равно надо уезжать, — сказала она.

Сначала мне хотелось с ней поговорить. Не спеша. Мне нужно было все сказать как надо.

— Я…

Она обернулась, и я увидел ее во всей красе; она соблазнительно склонилась к дверце душевой кабины.

— Так что ты хотел мне сказать?

— Эмма…

— Да?

— Я… — И правда, а что я хотел сказать?

— Что?

— Ты не хочешь омыть раны тяжелораненого?

— Вообще-то мне больше нравятся неповрежденные места… И я не обязательно хочу именно «омывать» их…

— О, эти женщины… — сказал я, поспешно снимая трусы. — Никакого уважения к личной гигиене!

— Он там, с носорогами, — сказала Марика, стоящая на крыльце. Держалась она сухо и недружелюбно.

Я поблагодарил ее и зашагал к загону, где, по словам Флеа, животных следовало держать первые две недели, чтобы они пришли в себя и приспособились к новым условиям. Потом можно будет выпустить их на волю. Впервые я увидел владения Бранда при дневном свете. Дом фермера стоял в лощине, на театральном фоне ярко-голубого неба и рваных, зазубренных горных пиков Нюэвелда. Декорации подчеркивали простое белое строение и пышно цветущий зеленый сад. Вдоль горной гряды, мимо плотины шла дорога — точнее, колея со следами джипа; на воде под ивами плавали утки. Чуть дальше я заметил акациевую рощу. Над утесами парили два черных орла; они направлялись на север, выслеживали скальных крыс.

Скоро я нашел Дидерика Бранда; он стоял облокотившись на ворота загона рядом с бетонным резервуаром и мельницей.

Он слышал мои шаги, но не обернулся. Я остановился рядом с ним. Он ткнул пальцем:

— Смотрите!

Между акациями мирно пасся носорог.

— Ну и что?

Бранд улыбнулся; под усами проступили ямочки.

Тогда я увидел.

Животные выглядели… совершенно здоровыми. Здесь и там на шкурах виднелись темные влажные пятна. К ним прилипли куски грязи. Но некротический дерматит прошел; за одну ночь темно-розовые, нездоровые наросты исчезли.

35

Решения, принимаемые второпях, часто бывают ошибочными, поэтому при встрече с новыми знаками следует не спеша изучить их во всех подробностях.

Не говоря ни слова, с торжествующей улыбкой в глазах, Дидерик что-то передал мне. Размером с его большой палец, розовое, полое внутри. Похожее на небольшой контейнер. Я пощупал непонятную вещицу. Пластмасса. Мягкая, гнущаяся, прочная.

Я как следует рассмотрел контейнер, перевел взгляд на носорога. Мозги у меня ворочались медленно, я никак не мог переварить все.

— Нашел его вон там. — Дидерик показал на пышные заросли высокой травы у ворот; участок дерна был влажным, потому что туда попадала вода с ветряной мельницы.

Пока я соображал, он пристально наблюдал за мной.

— Погодите… — сказал я, потому что все казалось каким-то бессмысленным. Я понюхал пластмассу. Ничего.

— Она уехала, — сказал Бранд. — Сбежала.

Я старался уследить за ходом его мысли:

— Когда?

— Ночью. Вчера поужинала с нами. Потом Марика проводила ее в ее комнату, она сказала «спокойной ночи» и закрыла дверь. Когда я в шесть утра пришел взглянуть на носорогов, клетки были открыты, и животные паслись на воле. Я пошел позвать ее, но ее комната оказалась пуста. Она приняла ванну, но в постели не спала.

— Погодите, погодите… — В голове медленно вращались шестеренки. — Флеа выпустила их ночью?

Ночью, когда клетки, наконец, оказались на земле, она откровенно сказала: «Оставьте их как есть». Когда Дидерик спросил, почему, она объяснила, что у носорогов плохое зрение. «Если выпустить их ночью, они проломят ограду. Подождем до утра — часов до девяти. К тому времени они успеют привыкнуть к здешним звукам и запахам».

— Корнел! — поправил меня Дидерик.