Знак Близнецов, Потерянный рай - Андрей Ливадный

Небольшой костер шипел и плевался, с трудом пожирая мокрые ветки, но, несмотря на проливной дождь, на ограниченном пятачке под кроной дерева-зонтика было сухо и уютно.

Антон сидел, прислонясь спиной к шершавому стволу, и курил, глядя в огонь. У его ног растянулся сытый и довольный Пух. Огонь отражался в его огромных глазах, словно в них самих плясали дьявольские язычки пламени.

Несмотря на кажущуюся идиллию, на душе Антона было тяжело, и в его голове ворочались невеселые мысли.

Он не был готов к той роли, что навязывала ему судьба. Прожить остаток своей жизни на этой планете, пестуя племя первобытных котов, куда, как понял Антон, тянул его Пух, было попросту выше его сил. Но что он мог противопоставить судьбе?

Быть может, это был его единственный шанс остаться в живых, не сгореть на этой войне, ведь он пролил достаточно крови, отстаивая независимость Элио, и был вправе со спокойной совестью дышать чистым воздухом этой планеты…

Антон судорожно сглотнул, выкинул окурок и закрыл глаза.

Перед мысленным взором мгновенно возникла ходовая рубка пикирующего истребителя, в уши ударил высокочастотный вой надсаженных двигателей, запах перегретой изоляции смешался в его памяти со звоном падающих на дно соседнего отсека стреляных гильз. Перекошенное лицо Володи Сенельшина с аккуратной дырочкой во лбу вновь смотрело на него остекленевшими, мертвыми глазами…

Антон вздрогнул, открыв глаза, но цепкое видение все стояло перед ними, делая враждебными пляшущие язычки костра и наполняя дождливый ночной мрак смутными, вырванными из прошлого призраками.

Нет… Этой крови никогда не будет в достатке. И он не сможет играть роль довольного и сытого божка, зная о том, что на орбитах родной планеты умирают в тесных кабинах боевых машин такие же, как и он, молодые ребята… Он был нужен там.

…Из глубин котловины внезапно донесся отдаленный, приглушенный дождем и расстоянием вой.

Пух, сомлевший после сытного ужина возле костра, подскочил, словно в его теле внезапно разжалась пружина. Несколько секунд он метался на сухом пятачке, потом внезапно прыгнул в стену дождя, мгновенно растворившись во мраке, но тутже вернулся.

Вой повторился. Потом еще раз. И еще.

Пух стоял как вкопанный, умоляюще глядя на удивленного Антона. С его шерсти крупными каплями скатывалась дождевая вода.

Антону не нужно было обладать особой прозорливостью, чтобы понять, что означает этот безумный, умоляющий взгляд. Там, откуда доносился протяжный вой, было племя Пуха, и там случилась какая-то беда.

Ни слова не говоря, он встал, быстро собрал разложенные вокруг костра вещи, закинул за спину пластиковый кофр, затушил огонь и повернулся к застывшему в молчаливом, тревожном ожидании коту.

Лейтенант Вербицкий всегда без вопросов отдавал долги, а не помочь этому удивительному существу он попросту не мог.

— Веди, — проговорил он.

Пух развернулся и прыгнул в дождь.

Они бежали часа два, и Антона уже качало от усталости.

— Погоди… — прохрипел он, тяжело привалясь к мокрому стволу дерева. — Дай отдышаться…

Пух, уже отбежавший на приличное расстояние, вернулся и покорно лег у его ног. Его великолепная шерсть слиплась и висела мокрыми сосульками, тело сотрясала крупная дрожь.

Антон, превозмогая вернувшийся озноб, достал стимулятор из неприкосновенного запаса и заставил себя проглотить желатиновый шарик. Ему очень хотелось пить, но вода во фляге закончилась, а очищать болотную жижу при помощи химических фильтров не было времени.

В первые полчаса этого безумного ночного марш-броска до них периодически доносились мяуканье и крики котов, потом они смолкли, и это сильно беспокоило Антона. Пух ткнулся лбом в бок Антона, словно поторапливая человека. За эту ночь между ними установилось молчаливое, основанное на интуиции взаимопонимание. Путь по лесу под проливным дождем был труден и опасен. Антон дважды проваливался в болото, не заметив впотьмах окна стоячей воды, и оба раза ему на помощь приходил Пух. Потом сам кот сильно поранил лапу, загнав в нее двухсантиметровый шип, и Антону пришлось при свете карманного фонарика делать маленькую хирургическую операцию по удалению зазубренной занозы…

Антон погладил мокрого, трясущегося кота и разогнулся, оторвавшись от ствола дерева.

— Идем.

Пух молча вскочил и с готовностью затрусил вперед. Он мог передвигаться гораздо быстрее человека и проще переносил все перипетии их ночного путешествия.

Дождь почти прекратился, небо кое-где разъяснело, и в ложбинках над болотцами поплыли первые клочья утреннего тумана.

Антон не задавался вопросом, почему он очертя голову следует за Пухом. Ему не нужно было ничего решать, — далекий вой сразу же резанул по нервам лейтенанта предчувствием большой и непоправимой беды.

По мере того как где-то за горами, далеко за краем котловины вставало солнце, здесь, внизу, сгущался туман. Несмотря на то, что большую часть пути они проделали в кромешной тьме, Антон заметил, что все это время они двигались вдоль края болота, лишь изредка углубляясь в него, когда не оставалось иного выбора. Пух отлично знал и чувствовал направление.

Вот и сейчас он на секунду остановился, его мокрые бока ходили ходуном, пока он жадно втягивал в себя утренний воздух. Потом, что-то почуяв, он вновь сорвался с места, не забывая при этом то и дело оглядываться на человека.

Пологий, поросший травой и редкими кустами болотный берег вдруг начал круто забирать вправо, впереди из утреннего тумана все явственнее проступали контуры невысокого холма, когда Антон услышал подозрительный скрежет и почти тотчас же споткнулся обо что- то мягкое…

Он остановился, едва удержав равновесие на скользкой земле, взглянул себе под ноги и почувствовал, как что-то оборвалось внутри.

Под ногами Антона в испачканной кровью траве вытянулось полутораметровое серое тело с огнестрельной раной в боку.

Это был кот… вернее кошка, если судить по двум рядам сосков на ее животе. Остекленевшие глаза животного смотрели в розовеющие небеса.

Сзади раздались мягкие шаги. Он обернулся.

За его спиной стоял Пух. Мокрая шерсть вздыбилась, глаза горели безумным, желтым огнем.

Он медленно подошел и обнюхал труп.

Потом поднял глаза и посмотрел на Антона.

В этом красноречивом взгляде было все — боль, недоумение, ярость, упрек…

Антон стоял, понурив голову, и ощущал, как черное безумие, что владело им все эти годы, накатывает неумолимой, удушающей волной. Он снова, как тогда, после взрыва, чувствовал себя виноватым. И никакой здравый смысл не в состоянии был избавить его от этого чувства.

Он не мог посмотреть в глаза Пуху.

Здесь, на берегу мутного болота, он впервые понял, кто такие люди и какова их мера ответственности за свои поступки.

Чума… Проказа, ползущая по Галактике и разносящая споры смерти.

Одни сеяли жизнь, другие уничтожали ее, но и те и другие в глазах этих существ были одного рода-племени. Зарвавшиеся, обуянные гордыней и ненавистью друг к другу боги, не способные разобраться со своими собственными проблемами…

Антон заставил себя поднять взгляд и нашел полные муки глаза Пуха.

— Мы не боги… — прошептал он. — И никогда ими не будем…

Потом повернулся и, не скрываясь, зашагал к краю болота, из которого, окруженный поваленными деревьями, торчал корпус тяжелого орбитального перехватчика.

В глазах Антона стояли слезы. Никогда в жизни лейтенант Вербицкий не чувствовал внутри себя такой абсолютной пустоты, как в эти мгновенья. Его рука легла на рукоять автоматического пистолета.

Берег болота в этом месте резко заворачивал, образуя залив со стоячей мутной водой. Среди поваленных, вывороченных с корнями деревьев ему то и дело попадались окоченевшие трупы котов. В некоторых местах зияли свежие и уже заполнившиеся водой воронки.

Орбитальный перехватчик — огромная, длиной около сорока и толщиной десять метров, треугольная обтекаемая плита — торчал, вонзившись одним крылом в вязкую почву болота прямо посреди залива. Его люки были открыты. В четырех точках к корпусу были прикреплены аварийные кронштейны с автоматическими лебедками, от которых к скалам тянулись черные шнурки металлических тросов.

Скрежет повторился.

Антон видел, как натянулись тросы и многотонная машина слегка подалась вверх, понемногу начиная выравниваться. Нехитрый механизм был позаимствован у машин-внедорожников, прикрепленные к броне штурмовика лебедки натужно ревели, сматывая тросы и сантиметр за сантиметром выдирая боевую машину из болотной жижи.

Снаружи никого не было видно, пилот наверняка находился в этот момент в рубке управления.