Всадники «Фортуны» - Ирина Измайлова

— Да как же вы не понимаете? Нас нельзя сравнивать. Моя карьера — на самой вершине и, если честно, подходит к концу. Ну, года два, ну, три — и придется уходить. До сорока теперь не ездят, а если пытаются ездить, то начинают проигрывать. Нервы-то стираются, как резина на колесах! У меня уже есть больше, чем все. А Брэндон бьется за признание, за славу. Да, он тоже опытный гонщик, у него есть имя. Но это — мое имя! А ему нужно завоевать свое. Он талантлив. Что вы так смотрите? Не верите? Правда — талантлив! Обвинение в убийстве, скандал, суд — все это для него означает конец карьеры. «Ронда» не встанет на его защиту, они просто разорвут контракт. И тогда — падение с высоты, забвение, конец. Прошу вас: пожалуйста, не делайте этого — не топите Брэда! Я виноват. Честное слово, я!

Айрин смотрела в лицо Золотого всадника и с удивлением думала, что не поверила бы никому другому, услыхав такую пылкую речь, но этому человеку почему-то верит. Хотя, скорее всего, слова Лоринга одновременно и искренни, и лукавы… Он честно говорит о своем преимуществе над Брэндоном: да, его карьера, пожалуй не рухнет, угоди он под суд. А у его брата положение в команде и в самой системе «Фортуны» шаткое. Но, с другой стороны, смятение и мольба в голосе Даниэля — вероятно, напускные. Не может он быть таким уж пылким! Когда нужно, он хладнокровен, как танк. Просто использует свое обаяние, силу которого отлично знает. А что? Пожилая женщина есть пожилая женщина, будь она сто раз комиссар полиции. Женщинам на закате лет всегда до боли сердечной нравятся молодые отважные мужчины.

«Интересно: как далеко способен зайти Лоринг в использовании этого оружия? — подумала Айрин. — Если очень далеко, то такая жертва была бы покруче сегодняшнего смертельного риска на трассе!»

Она едва не засмеялась вслух. И не удержалась от вопроса:

— Вы что же — подкупить меня пытаетесь, мистер Лоринг?

Он ответил не задумываясь:

— Попытался бы, но я же не полный идиот! Вижу, что вы не возьмете денег. Вы их в принципе не берете. В этом плане с мужчиной было бы проще: тот всегда соизмеряет принципы со смыслом. Какой смысл ради буквы закона гробить в общем-то невиновного парня? И если комиссар-мужчина не продаст свои принципы за миллион, то за десять миллионов — уж точно!

— А вы бы дали десять миллионов?

— Дал бы. Надеюсь, у вас в кармане нет диктофона?

— Есть, но он выключен. Как обидно, что я не мужчина! — она, наконец, рассмеялась и осторожно отняла у него свою руку. — Не надо, Даниэль! (Господи! С чего это вдруг по имени?) Никакого суда не будет. Ни над вами, ни над Брэндоном. У меня в кармане не только диктофон, но и результат химической экспертизы. Болид не мог взорваться от смеси бензина с парами этого вашего нового машинного масла. Так что к смерти механика привела вовсе не выходка вашего брата. Не дырка в баке.

Только на миг глаза гонщика расширились от изумления и, кажется, от радости. Потом в них блеснула ярость.

— Да?! А тогда какого дьявола вы столько времени тянули из меня жилы? Для чего вам было знать об этом комбинезоне и все прочее? Поиздеваться захотелось?!

Теперь он уже не притворялся. Все чудовищное напряжение этого жуткого дня, весь пережитый страх, тревога, сомнение — все прорвалось наружу в этой вспышке гнева.

Комиссар покачала головой:

— Ответ экспертизы ничего не прояснил, только запутал. Я знаю, отчего машина не взорвалась. Но отчего она взорвалась — не знаю. А должна знать. Равно, как должна знать, кто хотел и, возможно, сейчас хочет убить вас, Лоринг.

Рыжий Король сразу сник. Глотнув коктейля, поперхнулся, кашлянул.

— Это не Брэд, — сказал он хрипло. — Кто угодно, но не он!

— Вот-вот! Кто угодно! А случай в Лос-Анджелесе с этим коллективным судилищем на виду у прессы доказывает, что оказаться этим «кем-то» может, увы, любой из гонщиков, например. Они уже озверели от вашей непобедимости. Кстати: когда они устроили это позорное голосование в духе китайских коммунистов, как проголосовал ваш брат? Тоже против вас? Не отвечайте: я знаю, что все были против. А я-то уважала всадников «Фортуны»!

Даниэль резко выпрямился на стуле и непроизвольно, как чаще всего делал, волнуясь и стараясь скрыть волнение, скрестил руки на груди. (Какой идиот и когда вздумал утверждать, что это — поза высокомерия?)

— Послушайте, комиссар! — он говорил уже другим голосом, насмешливо и впервые с небольшим акцентом, которого раньше не было заметно. — Вы влезли в мир, которого не знаете и о котором не имеете права судить. Мир спорта вообще достаточно жесток. По крайней мере — в наше время, когда все завязано на огромных деньгах и на огромных амбициях. А сообщество под названием «Фортуна» вобрало в сконцентрированном виде все, чем живет, дышит, грешит, чем питается и чем испражняется современный спорт! Здесь не просто деньги! Здесь ТАКИЕ деньги, каких вы не сможете и представить. Даже и я не смогу: мои пятьдесят миллионов евро в год — просто фантики на фоне того, что получают концерны и компании, которые продают нас. Не просто зрелище гонки, в которой любой пилот может погибнуть или изувечиться. Но еще и состязание лучших умов, конструкторских гениев, ювелирного мастерства рабочих. Здесь покупаются и продаются самые великие надежды, самое бешеное честолюбие. И все, кто завязан в этот клубок, становятся частью организма «Фортуны». А каждый гонщик живет мечтой о Гран-при: подиум становится ловушкой, для некоторых — манией! Потому что жить в этом, рисковать, выкладываться каждым нервом, всеми силами, и не надеяться стать чемпионом — невозможно. Это прекрасная мечта, но это же — и дьявольское искушение. Мы тут все не ангелы и все в общем-то одинаковые. А вы решили, кажется, что я лучше? Я езжу чуть лучше, да. А внутри — такой же, как все. Может — и хуже, чем все, потому что, действительно, иногда зарываюсь. И другие это видят. Нравится вам или нет, мы такие! Добро пожаловать в наш мир, если хотите!

Он умолк, снова отпил коктейля и вдруг смешался:

— Тьфу! Напился я сегодня, что ли? Что это я несу?

Айрин одним глотком опустошила свой стакан почти до дна и медленно придвинула к себе креманку со сливками и шоколадом.

— Интересно все это, — тихо сказала она. — Очень интересно.

Даниэль скользнул по ее лицу быстрым взглядом:

— Вам, правда, интересно? А мне казалось — нормальных людей все это должно раздражать. Как-то даже слышал от одного неглупого человека: «И что ребята выпендриваются? Получать десятки миллионов и еще из-за чего-то там переживать!»

— За эти миллионы вы рискуете жизнью, — возразила Айрин.

— В таком случае позвольте уж спросить: за сколько рискуете жизнью вы? И не три раза за две недели, а ежедневно? А, комиссар?

Она хотела, но успела ему ответить. Длинная тень упала между ними на мраморный столик, и женщина быстро повернула голову. В двух шагах, нагловато улыбаясь, стоял юноша лет восемнадцати в ладном джинсовом костюме. Его взгляд лениво скользнул по лицу Айрин и остановился на ее груди.

— Главное в бабе — это сиськи! — изрек он и улыбнулся еще шире.

Глава 26

Конец уик-энда

Появление этого парня, собственно, не было неожиданным. Пока комиссар и гонщик вели беседу, в бар вошли и пристроились возле стойки еще четверо посетителей. Это явно была одна компания, хотя и несколько разношерстная. Высокий мужчина лет тридцати в светлом, свободного покроя пиджаке, со свисающими из нагрудного кармана дымчатыми очками, определенно был в этой компании не просто старшим, но и главным, Трое юнцов лет семнадцати-девятнадцати хотя и держались свободно, но часто поглядывали на него, то ожидая одобрения какой-либо реплики, то ловя на лету любую его фразу. Эти хорошо одетые люди не походили на уличную банду или подозрительную компанию, иначе их не пустили бы в бар.

И тем не менее вышибала определенно просчитался. Придя, пожалуй, трезвыми или почти трезвыми, молодые люди заказали пару бутылок виски и минут за десять доконали одну из них, не разбавляя зелье тоником либо содовой. Голоса веселящейся четверки сделались громче, шутки — грубее. Кто-то из юношей рассказал анекдот, от которого остальные закатились хохотом, после чего в ход пошла вторая бутылка.

— Да не помешала бы к хорошей выпивке хорошая девочка! — громко проговорил другой парень, и снова все засмеялись.

— Друг! — обратился высокий мужчина к Лео, все это время невозмутимо протиравшему ослепительной салфеткой и без того хрустально прозрачную рюмку. — В прежние времена, помню, здесь можно было заказать девчонок. Я бы и пару номеров в отеле снял для себя и этих джентльменов, которые мне сегодня здорово помогли! Ведь вся публика разъехалась, не так ли?

Бармен слегка усмехнулся:

— Публика разъехалась, это верно. И номера вы снимете без проблем. Думаю, уже и цены на них будут обычные. Но вот с девочками теперь сложнее. Вы уже года четыре у нас не были, сэр, а за это время многое изменилось. Новый хозяин бара боится проблем с полицией и категорически запрещает приглашать проституток. Ни в отеле, ни в нашем баре их теперь не бывает. И, по правде сказать, он прав: к нам ведь не за этим приезжают. А где проститутки, там могут появиться и наркотики, и все такое… Сами ведь прикидываете. Так что могу порекомендовать отправить кого-нибудь из мальчиков в пивную на Цветочную улицу. Там, думаю, несколько вполне приличных красоток найдется. Только не ручаюсь, что их впустят с вами в наш отель.