Стальная петля - Роман Глушков

– Угомонись, Рагав, – попросил его невозмутимый Иафет, который, очевидно, был ненамного младше того единоверца, к которому обращался. – У этого узловика синдром «невозвращения», и ничего толкового мы сейчас от него не добьемся. Погоди, вот выйдет он из комы, тогда и спросим, что ему известно о Граале и Гефере. Уверен, Дьякону это тоже будет любопытно услышать, ведь он любил Гефера не меньше, чем ты.

– Да, ты прав, – согласился взявший себя в руки Рагав. – И я попрошу пророка дозволить мне лично учинить агнцу допрос. Он у меня все расскажет, клянусь памятью погибшего в муках сына!

– Это уж точно, – поддержал его Иафет и обратился к остальным: – Ну что, единоверцы, помолимся да двинем в обратный путь? Вот уж не думал, что сегодня божьей милостью все так удачно сложится. Воистину, и не упомню, когда в последний раз рыцаря без единого выстрела в плен брали.

Пока одни сектанты скручивали Жорику руки и ноги, другие отпилили в ближайшей канаве длинный, толстый и относительно прямой кусок древесного корня; вывороченные из земли, они торчали там повсюду. Затем крестоносная братия продела дрын через связанные конечности пленника и, отправив Иафета с Рагавом в дозор, дружно взялась за импровизированные носилки.

Дюймовый беспомощно болтался на них и, если бы не его кома, чувствовал бы себя сейчас пойманным туземцами мореплавателем времен Магеллана и Кука. Впрочем, грядущая участь Жорика мало чем отличалась от судьбы тех горемычных матросов, на чьих обглоданных каннибалами костях зиждились великие географические открытия прошлого. Да, праведники еще не пали так низко, чтобы поедать свои церемониальные жертвы. Но зато сектанты прожаривали их на порядок тщательнее, чем самые привередливые туземные людоеды.

Когда процессия удалилась, я спустился с башни и, держась от праведников на безопасном расстоянии, крадучись побрел следом за ними. Однако, покинув территорию Андерсенграда, остановился и крепко призадумался.

До того как брат Георгий придет в сознание, оставалось еще как минимум часов шесть-семь. То есть случится это в промежутке от рассвета до полудня. Бессмысленно даже думать о том, чтобы силой отбить компаньона у «Пламенного Креста». Семеро охотников на агнца были сегодня явно не единственными праведниками в Сосновом Бору. Как пить дать в Неопалимой Купине их поджидали единоверцы. Удастся мне подслушать, что выложит им на допросе Дюймовый, или не удастся, это еще бабушка надвое сказала. А если даже он проболтается, какова вероятность, что я успею добежать до тайника с артефактом, прежде чем сектанты явятся туда, чтобы его перепрятать?

Или бежать никуда не понадобится? Возможно, фанатики уже забрали свою священную реликвию и принесли ее в церковь для проведения церемонии, о подготовке к которой они упоминали. Это значит, что мне нужно терпеливо дождаться, пока она завершится, затем украдкой проследить за убийцами Жорика до тайника, позволить им спрятать Грааль и уйти, а потом извлечь его и – он мой! А уж как эту добычу унести, не касаясь ее руками, я соображу. Чай, не двухпудовая гиря, а обыкновенный кубок, весящий не больше полкило.

Впрочем, нет, интуиция подсказывает мне – праведники проведут церемонию без этого артефакта. Слишком рискованно засвечивать его, когда поблизости околачиваются военные и Орден. Вон, Иафет со товарищи и на охоту лишь за полночь выбрались, хотя в былые времена их кодла разгуливала по Сосновому Бору практически не таясь. Боятся, что в Неопалимую Купину нагрянут чистильщики или узловики, поэтому, скорее всего, даже сожжение проводить не станут – это ж столько дыму и гари! Запрутся в церкви, справят там скромненький обряд и так же тихой сапой слиняют из локации. А Грааль так и останется в тайнике, местоположение которого после гибели Жорика мне уже никто не раскроет…

Досадно… А я-то губу раскатал!

И все-таки интересно, каким образом брат Георгий проведал о сектантском секрете? Узнал от того самого Гефера – сына Рагава и любимца Дьякона? Готов поспорить, что так и было. Ведь не зря Жорик упомянул в бреду это имя наряду с крестом и Граалем.

Хм, любопытная, однако, всплыла подробность, если задуматься. Вполне может статься, что она не только любопытная, но и ключевая. И потому не подергать ли мне за эту ниточку, пока не взошло солнце?

А что, мысль дельная! Тем более кончик замеченной мной ниточки можно отыскать всего в полукилометре отсюда. И я не только попробую потянуть за нее, но и даже предприму попытку выручить Жорика. Причем с минимальным для себя риском. Надо лишь забросить кое-кому наживку, а затем спрятаться неподалеку от церкви и ждать поклевки. И если Дюймовый родился под счастливой звездой, рассвет, который он сегодня встретит, будет не последним рассветом в его непутевой жизни…

Сказано – сделано. Я проводил глазами маячившие в лунном свете силуэты идущих на север праведников и рванул по другой канаве на северо-восток. Густо поросшая автонами, она тем не менее являлась самой исхоженной из всех уводящих от «тамбура» троп. И все потому, что по ней можно было быстрее всего попасть в знаменитый на все Пятизонье подвальчик Упыря.

Вообще-то этого горбатого, непомерно жадного, но крайне полезного – да что там, фактически незаменимого! – старика звали Федором Тимофеичем. По слухам, в своей прошлой жизни он не имел никакого отношения ни к торговле, ни к спекуляции, а трудился на воистину благородном поприще – был хирургом в местной больнице. Но Катастрофа сломала ему жизнь, как и мне, столкнув лоб в лоб с проблемами, какие заставят повредиться рассудком даже человека со стальными нервами.

Говорят, будто Упырь рехнулся, когда попытался оперировать первых «прокаженных» – тех из переживших Катастрофу людей, чьи организмы были захвачены мутировавшими нанороботами. Поняв, что он бессилен спасти десятки умоляющих его о помощи людей, Тимофеич отчаялся, бросил все и заточил себя в глухом бункере, чтобы не слышать доносившиеся снаружи крики о помощи.

Старик просидел там безвылазно очень долго. На его счастье, тот подвал оказался продуктовым складом сил Гражданской обороны, и Упырь не умер с голоду. А благодаря тому, что прагматичный хирург вел все это время дотошный подсчет оставшегося продовольствия, в наполовину одичавшем, сгорбившемся Тимофеиче вдруг проснулись спящие доселе торгашеские инстинкты. Когда у него закончились батарейки к фонарику, он отпер подвал и выменял у первых сталкеров на консервы все, что ему было нужно. С выгодой для себя, разумеется, – а как же иначе?

Сталкеры, в свою очередь, рассказали о скряжистом и чокнутом, но весьма полезном отшельнике приятелям, которым также нашлось что предложить ему в обмен на продукты. Слово за слово, сделка за сделкой, и вот уже в подвале у Тимофеича вовсю функционирует обменный пункт. А его хозяин подсчитывает первые барыши и понимает, что практически не вставая с кресла заработал на порядок больше, чем он зарабатывал за то же время в поте лица у операционного стола.

Но не деньги вернули в итоге Федору Тимофеичу вкус к жизни, а тот факт, что его таланты вновь оказались востребованы. Пусть иначе, но он, как и прежде, спасал людей, помогая им выживать в нелегких условиях Пятизонья. А дабы у каких-нибудь отморозков не возникла мысль ограбить стратегически ценного горбуна, его взял под свою защиту Орден. И с той поры на двери бункера Упыря красуется красноречивый символ: Кандальный узел.

…Который, впрочем, не уберег его однажды от налета егерей Ковчега (много ходило кривотолков, что именно не поделили тогда Упырь и лидер этой группировки Хистер, но ручаться за подлинность тех слухов я не стану). Вот почему в последний год Тимофеич пользовался услугами двух дюжих охранников. Но не узловиков, а обычных наемников, потому что стерегущие его заведение головорезы Ордена попросту отвадили бы от Упыря половину его постоянных клиентов. В том числе и Алмазного Мангуста – человека, с которым у горбуна были, пожалуй, самые противоречивые, но при этом всегда взаимовыгодные отношения.

Один из его громил и встретил меня возле входа в подвал торговца. Вооруженный до зубов и нафаршированный немыслимым количеством имплантов, во мраке охранник и вовсе казался не человеком, а биомехом-андроидом – близким родственником тех ботов, что гонялись за нами в кратере Курчатника. Не будь я в курсе, что Упырь завел себе телохранителей, именно так и подумал бы. Помимо импульсной картечницы «мегера», которую страж без особого напряжения удерживал одной рукой, на меня были нацелены два закрепленных у него на плечах лазерных излучателя и пальцевые импланты. Примерно такие, как у Дюймового, только, судя по вырывающимся из них язычкам пламени, мечущие не молнии, а огонь.

Серьезный малый, слов нет. А стоит ему свистнуть, и вмиг рядом с ним нарисуется еще один такой ходячий танк. Поэтому, чтобы не провоцировать охранника поупражняться на мне в меткости, я шел к нему, не таясь и держа пустые руки на виду. Алмазный глаз пришлось скрыть под бутафорской окровавленной повязкой. Она создавала иллюзию, будто я совсем недавно пережил некачественную, с осложнениями имплантацию или заразился пожирающим глазные импланты скоргом. Вполне распространенное в Зоне явление. Настолько обыденное, что, когда я скрывал свою личину подобным способом, редко кто у меня интересовался, какая беда со мной приключилась.