Возмездие - Нуребэк Элизабет

Проходя мимо, я поднимаю глаза на грязно-серый фасад, смотрю на окна лазарета, где когда-то познакомилась с Адрианой. Мой взгляд скользит вдоль забора и рулонов колючей проволоки, я вижу каменную стену и прожекторы, охраняющие территорию, и, когда остальные возвращаются к работе после утреннего перерыва, сажусь в машину.

Много раз я мечтала о том, что буду делать, когда меня оправдают. Я выйду из ворот как свободная женщина. Куплю желтые цветы и схожу на могилу мамы. А когда одуванчики покроют луг вокруг дачи, буду думать о ней. Когда они увянут, буду вспоминать с каким восторгом она воспринимала их красоту. Белую головку с хрупкими семенами, разлетающимися по ветру.

— Они напоминают о том, как все в нашей жизни непрочно, — сказала она однажды, когда мы шли но траве к мосткам. — Их уносит прочь, и мы никогда их больше не увидим. Но где-то далеко-далеко у них будет новая жизнь.

Она сорвала по цветку для меня и Микаэлы, мы подули на них и увидели, как семена парят в воздухе над травой.

Охранник закрывает за мной дверь. Мы проходим сквозь первые ворота, которые закрываются за нами, затем открываются вторые, и я оставляю позади Бископсберг.

Поначалу это выглядело как два самостоятельных события, никак не связанных друг с другом. Женщина, осужденная за убийство, сбежала во время увольнительной под охраной, в результате чего ее объявили в национальный розыск. На следующий день двое мальчиков обнаружили в гравиевом карьере в паре миль от Эребру сгоревшую машину. Тело, находившееся в ней, невозможно было идентифицировать, поскольку оно почти полностью обуглилось. Машина на большой скорости рухнула с обрыва, упав в карьер. После падения с высоты в сорок метров машина загорелась от удара о гравий, и вскоре после этого взорвался бензобак. Никто не заметил сутками ранее ничего подозрительного, никто не видел, что в карьере пылает огонь. Только после того, как стало известно: машина была украдена у торгового центра в тот момент, когда был совершен побег, в следствии наметился прорыв. При помощи карточки зубного врача погибшую идентифицировали как Линду Андерссон. Полиция списала дело как самоубийство.

Начальница учреждения Беатрис Викторссон подверглась суровой критике за то, то предоставила заключенной отпуск. Находясь в женском исправительном учреждении Бископсберг, заключенная и ранее допускала нарушения, о чем были составлены соответствующие рапорты. Кроме того, сотрудники и заключенные в учреждении показали: после того, как другая заключенная покусилась на ее жизнь. Линда Андерссон пребывала в депрессии.

В ответ на критику Беатрис Викторссон ответила, что увольнительные являются важной частью постепенной адаптации заключенных к жизни в обществе. В ее оценке Линды Андерссон ничто не говорило о том. что та склонна к суициду. Ни начальница учреждения, ни полицейский, ведущий следствие, не пожелали давать комментарии.

Солнечную девочку отвезли к месту последнего пристанища в Роще памяти через семь лет после того, как она была осуждена за убийство. И когда несколько часов спустя прошел дождь, смыв все остатки пепла, могло показаться, что ее никогда не существовало.

Ночь, я стою перед их домом. Я бывала здесь много раз, в разное время суток, но обычно предпочитаю приходить по ночам. Газон в ухоженном саду коротко подстрижен автоматической газонокосилкой, на нем виднеются лиственные деревья и ухоженные кусты. В одном углу стоит батут с аккуратно прикрепленной вокруг защитной сеткой, бассейн закрыт на ночь. Рядом с ним на деревянном настиле стоят несколько дорогостоящих садовых стульев. Окно спальни рядом с ними темное.

Сентябрьская ночь холодная, однако по спине у меня течет пот. Я прикладываю руку к стеклу. По другую сторону спит он, не подозревая о моем присутствии. И даже не знает, насколько незащищены он сам и его семья, его красавица-жена и их двое детей. Они ходят по дому в ярко освещенных комнатах и охотно демонстрируют свою идеальную жизнь всем желающим. Как наивные золотые рыбки в аквариуме.

Меня никто не видит, но я вижу все.

Каждое утро рабочего дня похоже на предыдущее. В четверть седьмого в спальне зажигается свет и поднимается штора. Потом свет включается в прихожей, затем в кухне, и вскоре после этого просыпаются дети. Родители ссорятся с четырехлетней девочкой из-за того, что она наденет, варят кофе и накрывают стол к завтраку, а годовалый малыш сидит в высоком детском стульчике и стучит ложкой по столу.

Он дорос до директора по финансам и работает в офисе в самом центре Стокгольма. Она работает дизайнером интерьера, но сейчас в отпуске по уходу за ребенком — чаще всего именно она отвозит дочку в садик. Потом идет с младшим на площадку или совершает прогулки с коляской вместе с другими родителями. По четвергам муж возвращается домой к обеду, чтобы она могла сходить на йогу в центре города.

По средам они ездят в супермаркет закупить продуктов на всю неделю, а в пятницу утром приходит уборщица. Ужин они готовят по очереди, детей по вечерам укладывают совместными усилиями. Он предпочитает спортивные программы, она — документальные фильмы. У них богатая социальная жизнь, много друзей. Они живут в достатке и в комфорте, дом — полная чаша. У них нет никаких замечаний по оплате счетов, они не фигурируют в реестре правонарушений, они самые обычные добропорядочные шведские граждане, которым повезло находиться в верхней части общественной пирамиды. Никто и не подозревает, что он очень опасный преступник, а менее всего — его жена.

Моя младшая сестра не понимает, что живет с убийцей.

Рослую фигуру Якоба с военной выправкой не пропустишь. Он стоит у входа в самый большой магазин IKEA в Шерхольмене, засунув руки в карманы пальто. Если он и раздражен, то умело это скрывает. Позавчера, когда я позвонила ему, он предложил встретиться именно здесь, хотя он явно не из тех, кто в свободное время ходит любоваться на мебель. Если он удивился моему звонку, то и этого тоже не показал. Я иду прямо на него и успеваю почти пройти мимо, прежде чем он узнает меня.

— Надия, — произносит он и похлопывает меня по плечу. Взглянув на мои темные волосы, говорит, что они мне к лицу. Полгода назад, когда мы виделись в прошлый раз, они были короткие и светлые.

Мы заходим внутрь, поднимаемся в ресторан. Я сажусь у окна с видом на торговую галерею на другой стороне, Якоб вешает пальто и спрашивает, что я буду есть. Я отвечаю, что мне вполне достаточно кофе, и вскоре он возвращается, неся кофе мне и еду себе.

Фрикадельки с картофельным пюре и брусничным вареньем.

Усевшись, он спрашивает, как мне в Берлине. Его интересует, довольна ли я выбором пристанища. Я довольна.

Когда мне было лет двадцать, я восприняла Берлин со смешанным чувством страха и восторга. Это был город, куда съезжались все: интересные люди со всех концов мира, имеющие мечты и амбиции, и я танцевала с друзьями до утра в ночных клубах в бывших промышленных зданиях. Но на этот раз, решив отправиться туда, я думала не о вечеринках, барах и кафе — мне вспомнилось чувство, возникшее у меня тогда, что здесь все достижимо, чего бы ты ни захотел. Все возможно, все разрешено.

Я отвечаю, что квартира прекрасная и район уютный. И город гораздо больше Стокгольма, что мне идеально подходит.

— Тогда почему ты здесь?

Я пью кофе, поглядывая в окно.

— Я была вынуждена вернуться, — отвечаю я.

— Плохая идея, — произносит Якоб. — И почему именно сейчас? Давно ты здесь?

— Некоторое время.

— Я обещал Адриане присматривать за тобой и намерен исполнять это обещание.

Якоб смотрит на меня долгим взглядом, потом продолжает есть.

Женщина за соседним столом поглядывает в нашу сторону, чуть заметно улыбаясь. Очевидно, что она приняла нас за отца и дочь. Если бы она узнала, что хорошо одетый мужчина с безукоризненными манерами, может помочь человеку исчезнуть, то перестала бы улыбаться. Узнай она, что он может достать труп, который, обгорев до неузнаваемости, может быть выдан за кого-то другого, схватила бы сумочку и спутника и кинулась бы прочь. А если бы кто-нибудь рассказал ей, что я — усопшая Линда Андерссон, она наверняка позвонила бы в полицию.