Пять поэм - Гянджеви Низами

Шапур привозит Ширин к Михин-Бану

Ширин в ее края примчал художник снова,—Но встреча не сбылась: там не было Хосрона.

С Гульгуна сняв Ширин, в цветник Михин-БануЕе он снова ввел, как светлую весну.

И снова гурия меж роз родного краяДарила свет очам, огнем очей играя.

И приближенные, и слуги, и родня,Которые давно такого ждали дня,

Увидевши Ширин, ей поклонились в ноги,И, прахом ставши, прах лобзали на дороге.

И благодарственным моленьям и дарамПредела не было, и был украшен храм.

А что с Михин-Бану? Да, словно от дурмана,Ей тесно сделалось в пределах шадурвана,[180]

Как сердцу старому, что стало юным вновь,Что мнило умереть, а в нем взыграла кровь.

Беглянки голову Бану к себе прижала —И пробудился мир, и начал жить сначала.

Как ласкова Бану! Какой в ней пламень жил!Ну кто хоть в сотне строк все это б изложил?!

Введя Ширин в простор дворцового предела,Ей предложила все: «Что хочешь, то и делай!»

Покровами стыда ей не затмив чела,Ей омрачить чела печалью не могла.

Ведь понимала все: ее побег — сноровкаНеопытной любви, влюбленности уловка.

И в шахе виделись ей признаки любви.Ей шепот лун открыл огонь в его крови.

Вино бродящее укрыть она старалась,Свет глиною укрыть[181] — хоть солнце разгоралось.

Бану твердит Луне: «Покорной надо стать,Домашний, тихий мир, как снадобье, принять».

И с ней она нежна и создала — в надеждеВсе прошлое вернуть — все то, что было прежде.

И снова куколок, прекрасных, как весна,Дано ей семьдесят, — чтоб тешилась она.

Круговорот небес, что кукольник, баюкалИ пробуждал к игре сереброгрудых кукол.

Ширин, увидев их, — как прежнею порой,Луною рассекла веселый звездный рой.

Вновь у себя Ширин. Как праздник новоселья —Опять открыл базар досуга и веселья.

Бегство Хосрова от Бехрама Чубине[182]

Победы ключ сверкнул и грозен стал: могучРассудок — золотой преодолений ключ.

Рассудок победит могучих с их мечами.Венец, прельщая всех, царит над силачами.

Лишь разуму дано тьму воинов смести,—Мечом ты их сметешь не больше десяти.

На трон взошел Парвиз. Все помыслы БехрамаК Парвизову венцу влекли его упрямо.

И он схватил венец, когда к нему простерОн руку ловкую. Был ум его остер.

И клевету творить Бехраму — не в обузу,—Он всем шептал: «Хосров пронзил глаза Ормузу»,[183]

Хоть знал он, что, когда Юсуф умчится вдаль,Якубу — света нет[184]: все затемнит печаль.

Он тайно разослал посланья людям разным,Благое исказив рисунком безобразным.

«Ребенку ли владеть вселенной суждено?Отцеубийце быть владыкой не дано.

Ста братьев кровь прольет он за глоток напитка,Напитка, что в домах имеем до избытка.

Арфисту — царство даст: над арфами дрожит.Что царство! Песнею он больше дорожит.

Горячий — он путей к делам не примечает,Незрелый — он добра от зла не отличает.

Клеймо любовных игр горит на нем. И страстьК неведомой Ширин над ним простерла власть.

Злой, обезглавливать за малое готовый;Утратив голову, не обретают новой.

Оковы бы сковать, чтоб им греметь на нем!Исправить бы его железом и огнем!

Пусть покорится нам! Не покорится — верьте,Отцеубийцу нам предать разумней смерти.

Ему закройте путь, нежданный меч воздев,И знайте — я иду, могущественный лев».

Вот так-то этот лев, взыскующий признанья,Свел шахских подданных с дороги послушанья.

И видит шаханшах — счастливый рок смущен,И подданных своих в смятенье видит он.

И силу счастья он крепил казной златою,И слепоту врага он множил слепотою.[185]

И так тянулись дни. Но враг привел войска,—И тотчас поднялась восстания рука.

Опоры не было — был сломлен трон Парвиза,—И с трона пересел он на спину Шебдиза.

От вихрей, взвившихся из-за камней венца,Он голову унес: она ценней венца,

Уж венценосца нет. Владычества порфираИ мира — брошена возжаждавшему мира.

Когда по воле звезд узрел смятенный шахМеча Бехрамова над головою взмах,—

В сей шахматной игре, что бедами богата,Без «шаха» для него уж не было квадрата.[186]

С уловок сотнею, свой потерявши сан,По бездорожию проникнул он в Арран.

Оттуда он в Мугань направился: в МуганиЖила Ширин; в сей храм свои понес он дани.

Встреча Хосрова и Ширин на охоте

Хосров приезжает в Мугань, во владения Михин-Бану. Он едет в степь охотиться и случайно встречает Ширин, которая тоже выехала с подругами на охоту. Узнав друг друга, они теряют сознание. Придя в себя, Ширин приглашает Хосрова во дворец Михин-Бану. Михин-Бану устраивает пиршество.

Наставление Михин-Бану Ширин

Михин-Бану видит: Хосров и Ширин любят друг друга. Она боится, что охваченная страстью Ширин раньше времени уступит домогательствам Хосрова и будет опозорена и брошена великим шахом, непостоянным в своих увлечениях. Она умоляет Ширин быть стойкой — лишь тогда Хосров пойдет на сватовство, и Ширин станет царицей. Ширин клянется, и Михин-Бану разрешает ей постоянно видеться с Хосровом.

Хосров и Ширин играют в човган

Хосров со своими приближенными и Ширин с подругами целый месяц то играют в човган, то охотятся. Девушки не уступают юношам в силе и ловкости. Хосров зовет как-то Ширин на пир, но она отвечает: «Спокойной ночи, шах!»

Описание весны и веселия Хосрова и Ширин

Наступает прекрасная весна — пора любви. Хосров и Ширин бродят но горам, собирают цветы, пируют. Хосров счастлив — «Ширин с ним хороша».

Хосров убивает льва во время пира

С Ширин гуляет шах меж радостных долин.Прекрасно все окрест, прекрасно, как Ширин.

Когда желанная — вершина мирозданья,То место каждое есть место любованья.

И, отдыха ища, глядят: невдалекеЛишь лилии цветут на сладостном лужке.

И, колышками прах в таком раю ударив,С поспешностью шатер воздвигли государев.

Гулямы, девушки вокруг шатра видны —Иль вереница звезд блестит вокруг луны?

Сидят Хосров с Ширин и песен внемлют звуку,—Они ведь за ноги повесили разлуку.[187]

Вот кравчий накренил рубиновый сосуд,И струны говорят: дни радость принесут.

Влюбленность и вино! В них — неги преизбыток.Пьянит царя царей сей смешанный напиток.

Но вот внезапно лев скакнул из-за куста,И в воздух взвил он пыль ударами хвоста.

Как пьяный, бросился к стоянке он с размаха,И наземь воины попадали со страха.

И, подскочив к шатру и яростью горя,Сын логовищ лесных взметнулся на царя.

В рубахе, без меча, в свою удачу веря,Нетрезвый шаханшах опережает зверя.

До уха натянул он лука тетиву —И грузно рухнул лев: пронзил он сердце льву.

Льва обезглавили. И вскоре светло-бурой,Умело содранной, все любовались шкурой.

И повелось в стране с Хосрововых времен:Хоть пиршествует царь — меч сохраняет он.[188]

Хоть мощен был Парвиз, как лев пустыни дикой,Но был владыкой он — медлительны владыки.

В хмелю он победил своим уменьем льва.Не хмелем славен стал, а одоленьем льва.

И эту крепкую, приученную к луку,Спасенная Луна поцеловала руку.

Как розовой воды коснулся сладкий рот.И вот в ладонь царя горсть сахару кладет.

С прекрасных уст печать уста царя сломали,Чтоб не ладони сласть, а губы принимали.

Поцеловав уста, он вымолвил: «Вот мед!Вот поцелуев край, куда наш путь ведет».

Тот поцелуй гонцом был первым, чтоб второго,Такого же, ей ждать от жадного Хосрова.

Но хоть и множество мы выпьем ночью чаш,Все ж чаша первая милей всех прочих чаш.

О хмель, что нам испить дают впервые чаши!Что́ вин изведанных — пусть огневые — чаши!

При первой чаше мы восторг найдем в вине,Испив последнюю, печаль найдем на дне.

И роза первая среди весенних становБлагоуханнее десятка гюлистанов.

В жемчужнице зерну отрадно первым быть.Что зерен перед ним последующих нить!

И мало ли плодов мы сладостных встречали,И что же! Каждый плод нам сладостней вначале.

И вот напиток нег обжег влюбленным рот,И отвели они поводья всех забот.

Спеша к безлюдному чертогу или лугу,Как молоко к вину тянулись друг ко другу.

Так руку за добром протягивает вор,Увидевши, что страж смежил беспечный взор.

И за врагом они одним следили глазом,Другим они к цветам тянулись и к алмазам.

Лишь на мгновенье враг позабывал свой страх, —Они лобзание хватали второпях.

Когда в руках Ширин вина не примечалось,То птица райская к ее устам не мчалась.

Когда ж она была беспечной от вина,То и на ней была любовная вина.

Так мощно он сжимал ее в объятье рьяном,Что горностай ее в шелку скрывался рдяном.[189]

Так рот его впивал атлас ее щеки,Что меж румяных роз возникли васильки.[190]

Тогда, из-за стыда пред синими следами,И по небу луна шла синими садами,

Держа в час трезвости и в ночи пьяных грозБелила в скляночке, подобно розе[191] роз.

Рассказывание притч Хосровом, Ширин, Шапуром и девушками