Серебряное зеркало - Роберта Джеллис

— Я была удивлена. Я не думала, что женщина испытывает что-то еще, кроме боли, и… и мне казалось, что от кого-то из подруг я слышала, что женщина должна любить, чтобы получить удовольствие.

Поскольку она уже страстно откликнулась на его физическую близость, то надеялась, что он не примет ее слова за проявление жалкой привязанности, но проделка была опасной. Если бы Альфред открыто спросил, любит ли она его, то ей пришлось бы сказать правду. Но она помнила, как он поддразнивал женщин, беседуя с ними, и знала, что он всегда избегал прямых вопросов и утверждений. Он отвел глаза и не заговорил о любви, но его следующее замечание оказалось достаточно прямым, чтобы снова вывести ее из равновесия.

— Ты выглядела не удивленной, — медленно проговорил он, — а скорее испуганной. Почему, Барби?

— Потому что я почувствовала себя беспомощной из-за этого… водопада радости, — ответила она более правдиво, чем намеревалась.

Он посмотрел на нее; какое-то мгновение его лицо выглядело изумленным. Затем он вздохнул и вытянулся на постели. Она дала ему достойный ответ, это звучало правдиво, особенно потому, что свобода так долго преобладала над всеми ее чувствами.

— Но, Барби, я точно так же был беспомощным и порабощенным, — сказал он тихо. — Ты должна научиться доверять мне, а я — тебе. То, чем мы поделимся друг с другом, каждый из нас может использовать против другого.

— Если мы поделимся. — Голос Барбары звучал твердо. Она вспомнила о целой веренице других женщин, которые прихорашивались, выслушивая лесть Альфреда. Не слышала ли каждая из них те же спокойные слова?

Альфред совершенно неверно понял ее, связав упрек с ее безрассудным поведением перед близостью.

— Если ты огорчилась, потому что чувствовала гнев, ускользая от меня, в то время, как я хотел дать тебе удовольствие…

— Какой гнев? — перебила Барбара, удивившись настолько, что даже села. Затем она испытала еще большее недоумение, когда темная кожа Альфреда покраснела.

— Мне не следовало позволять твоему отцу доставлять тебе подарок жениха, но…

— Я не рассердилась, — засмеялась она. — Я едва не встала на колени и не поблагодарила Бога за твой здравый смысл. Те, кто любит меня, едва не прослезились, а завистники облизывались, довольные моим позором, когда пришло время идти в церковь, а никакого подарка не прибыло. — Она наклонилась и коснулась его лица, став серьезной. — Я благодарю тебя, милорд. Ты был великодушен, подавив свою гордость, чтобы не причинить мне обиды. Могу ли я сердиться?

Она казалась искренней, но женщины придают такое значение сокровищам, которые напоминают о великих днях в их жизни… Альфред почувствовал, что должен выяснить все до конца.

— Я, конечно, верну их твоему отцу, а ты сможешь выбрать у ювелира все, что захочешь, — поспешно горячо заверил он.

— О, я думаю, отец вряд ли собирается носить драгоценности своей матери.

Барбара почувствовала разочарование. Она всегда жаждала иметь это ожерелье и браслеты. Никто не смог бы сделать ничего подобного этим украшениям, не просто прекрасным, но волшебным. Поговаривали, будто в них зашифрованы какие-то магические заклинания, только некому верно разгадать их.

— Нет, любимая, нет! — Альфред тоже сел и обнял ее одной рукой. — Они — твои. Во всяком случае, Норфолк берег их именно для тебя. Но когда я вспомнил — слишком поздно, после того как потратил несколько часов на это глупое празднование, вместо того, чтобы попытаться найти для тебя что-то стоящее, — твой отец предложил преподнести украшения как мой подарок. Я сказал только, что верну их, потому что боялся, что ты всегда будешь чувствовать себя обманутой, не получив ничего от меня. Но ты не будешь. Я клянусь.

— В этом я тебе доверяю. — Барбара громко засмеялась и положила голову ему на плечо. — Никто и никогда не называл тебя невеликодушным, Альфред. — Потом вдруг она выпрямилась и отодвинулась от него, чтобы ясно видеть лицо своего мужа. — Было о чем беспокоиться? Глупец! Ты испугал меня до полусмерти тем, как ты глядел на меня весь день, словно какое-то несчастье постигло нас, но ты не осмеливаешься сказать мне о том, что произошло.

— Я напугал тебя до смерти? — с негодованием повторил Альфред. — А как ты посмотрела на меня, когда я взял твою руку у алтаря? Я подумал, что ты отречешься от меня прямо там, в соборе.

— Какое отношение ты имел к моей обеспокоенности? — раздраженно спросила Барбара. — Король…

— Я был женихом! — прервал Альфред с высокомерным негодованием. — Вообще допускается, что невеста выглядит испуганной у алтаря, но причиной является человек, который будет ее мужем.

Барбара снова расхохоталась.

— Тебе следовало бы знать меня получше! Мы были друзьями больше десяти лет. Мне нужно быть идиоткой, чтобы внезапно испугаться тебя.

На мгновение Альфред почувствовал себя глупо, и не из-за того, что огорчился по поводу подарка, а из-за своих бессмысленных страхов потерять ее навсегда. Она была с ним так непринужденна, не пытаясь прикрыть свою наготу, ее глаза, когда в них попадал отблеск свечей, сияли голубизной, а не холодным серым светом, так что Альфред едва не рассмеялся сам. Но затем он вспомнил ее напряженный голос, выкрикнувший: «Сделай это! Возьми меня и сделай это!» Контраст с тем, что она сказала, был слишком резок, чтобы просто отмахнуться. Он покачал головой.

— И это не имело ко мне никакого отношения, когда ты просила меня взять тебя? Ты кричала не от страстного желания?

Она склонила голову, но чувствовала на себе его беспокойный взгляд и не смогла солгать:

—Да…

Краска стыда залила ее лицо, шею и грудь. Но даже не эта краска остановила Альфреда, готового усомниться в истинности слов, которые она прошептала, а то, что нельзя было не увидеть — соски Барби набухли у него на глазах. Это немое свидетельство доказывало, что ее слова были правдой, а сам он — дураком. Альфред подумал, что даже самые искушенные любовницы не могли бы вызвать такую реакцию по своему желанию.

— Мне стыдно.

Второй раз она прошептала это тише, и он положил ей руку на плечо, а другой приподнял ее подбородок так, чтобы можно было заглянуть ей прямо в глаза.

— Не из-за того, что ты соединилась со мной, — настойчиво проговорил он. — Никогда не стыдись. В тебе нет ничего, что бы ни казалось мне прекрасным.

«И ничего непохожего на других женщин», — с горечью подумала Барбара.

— Я чувствую себя так, будто я для тебя обычная шлюха, а ты получаешь удовольствие только от моего тела.

— Мне очень мало известно об обычных проститутках, — ответил Альфред, — но я сомневаюсь, что они вообще испытывают какое-то удовольствие. Вот почему я нечасто посещаю их, Барби… — Его голос зазвучал умоляюще. — Не прячь от меня свою радость или добьешься того, что разрушишь ее. Я люблю тебя. Я не получу настоящего удовольствия, если ты не получишь никакого. Ты превратишь в яд зов моего тела.