Доктор время, или Раз и навсегда - Рощина Наталия

— А как я должен догадаться, что оно пришло? — удивился Антон. Лита его не отвергала, а пыталась объяснить ошибки. Может, действительно, он выбрал неподходящий момент?

— Чтобы ответить, я должна знать цель, конечную цель твоего намерения, — засмеялась Лита. Ей стало так легко, потому что она догадывалась, что он ответит. Или скажет правду, или больше никогда не вернется к этому разговору.

— Ты думаешь, что я — ловелас, который хочет увеличить список своих побед? Георгий, конечно, рассказал о том моем не самом лучшем периоде жизни. Рассказал?

— Не выдумывай. Гера не собирал сплетни и тем более не вкладывал их мне в уши!

— Слава богу. Значит, мне не придется, как Фигаро, восклицать: «Я лучше, чем моя репутация». — Сайко встал и принялся нервно прохаживаться по комнате. Ему стало тесно в огромной гостиной, где он всегда находил успокоение. Всегда, но не сегодня. — Я скажу, чего я хочу.

— Я слушаю тебя, — голос Литы прозвучал, как музыка. Он готов слушать его каждый день. Он должен сделать так, чтобы она поняла, насколько большое место занимает в его сердце.

— Я хочу оказаться рядом, как можно ближе, когда ты почувствуешь, что можешь снова любить. — Сайко сам не ожидал, что сможет ответить прозрачным намеком. Ведь первой мыслью его было просто сказать: «Я хочу, чтобы ты стала моей женой!» Это могло все испортить, а так он оставил себе шанс на еще один звонок, еще одну встречу, возможность не отдалиться.

Но Лита вдруг решила его помучить. Ей было недостаточно услышанного, хотя предельно ясен смысл. Пусть договорит прямо.

— Антон, ты — дипломат. Я понимаю, тебе трудно сказать односложно. Боишься обидеть меня, оскорбить память друга. Я права?

— Да.

— Тогда больше не будем возвращаться к этому.

— Никогда? — В голосе Сайко послышалась безнадежность.

— В моем лексиконе нет такого слова.

Антон почувствовал, что женщина играет ним. Она все понимает, но как кошка с мышкой хочет сначала поиграть.

— Лита, я люблю тебя. Давно, безответно. Это случилось, когда Георгий был еще жив. Мне стоило немалых усилий скрывать, общаясь с тобой просто и без намеков. Ведь тебе не в чем меня упрекнуть? Теперь прошло так много времени, а я жду, когда же ты прозреешь.

— Я не слепая.

— Ты перестала видеть сердцем. Ты спрятала его и не даешь себе дышать полной грудью. Я верю, что это закончится, ведь все имеет свое начало и конец.

От этих слов Лите стало не по себе. Мама так говорила о небесах, а Сайко о ее чувствах к Георгию. Матери она верила безоговорочно, а Антона боялась.

— Слишком много сказано для телефонного разговора, — четко выговаривая слова, произнесла Мартова. — Спасибо за признание. Ты — сильный, красивый мужчина, который достоин счастья. Любая другая женщина бросилась бы тебе на шею, но мне нечего ответить, прости.

— Если ты когда-нибудь скажешь «да», то счастливее меня не будет человека на свете.

— Чтобы ответить «да» или «нет», я, по крайней мере, должна услышать предложение.

— Хорошо. Я сделаю его сегодня. Я приеду вечером к тебе.

— Нет, ради бога, только не сегодня! — В голосе Аэлиты послышалась паника, насторожившая Сайко. — Я не смогу сегодня принять тебя.

— А говорила, что в любое время ждете меня.

— Я не отказываюсь, но… — Лита запнулась. В какой-то момент она решила, что не должна скрывать от Антона, что готовится принять в своем доме сына Георгия. Будет гораздо хуже, если он узнает об этом не от нее. Чем большую тайну она будет делать, тем больше оснований предполагать, что за встречей с Иваном стоит не просто гостеприимство и желание нормальных, человеческих отношений. — У меня сегодня будет не совсем обычный гость. События развиваются независимо от моих предыдущих высказываний. Совсем недавно я поверить не могла, что такое станет возможным. Короче говоря, я жду Ивана Мартова.

Сайко остановился у окна гостиной, резко раскрыл его. Как интересно прозвучало. Его всегда ждут, а Ивана — только она? Может, в этом все дело. Он уже много лет не видел детей Георгия. Знал, что они перестали нормально общаться с отцом после гибели матери, а тем более после женитьбы Мартова на Аэлите. Как могло получиться, что заграничный гость вскоре окажется за одним столом со всеми домочадцами загородного дома? Кажется, Лита раньше нелестно отзывалась об Иване и Миле.

— Это замечательно, что ты смогла найти общий язык с детьми Георгия, — произнес вслух Антон. Он едва боролся с желанием сказать, что не считает себя лишним в этом обществе, но такую наглость Лита ему не простит. — Еще один плюс тебе.

— Пока я пытаюсь общаться только с Иваном. Мила даже не знает, что он в ***нске.

— Тайны, тайны. Они всегда только усложняют дело. Ладно, прости, что нагрузил тебя лишней информацией.

— Перестань.

— У тебя сегодня напряженный день. — Сайко хотел поскорее закончить разговор и перевел его на другую тему. — Как Жорка? Что нового вытворяет?

— Такой смешной. Я очень редко бываю с ним. Сегодняшний день — подарок. Мы только что расстались, он лег спать.

— Значит, ему предстоит познакомиться со старшим братом, — вяло сказал Антон.

— Да, только он вряд ли это полностью осознает. Он может принять человека или отвергнуть, а на родство обращает внимание мало. Он — счастливый человечек, потому что обладает бесценной способностью не лукавить.

— Крестник у меня что надо. Он разберется, что к чему. Все, Лита, не буду тебя задерживать. Спасибо, что не положила трубку в самом начале разговора.

— Пожалуйста, — коротко ответила Лита и прикусила губу.

— До встречи, будет желание — позвони своей подружке. — Сайко выдавил подобие улыбки, будто невидимая пара глаз наблюдала за ним.

— Обязательно. До свидания, счастливо. — Лита поспешила нажать кнопку прекращения разговора. На душе было муторно. Говорят, что понедельник — день тяжелый, а ей пока и воскресенья хватает.

Лита поднялась со ступенек, только теперь осознав, что просидела все это время на крыльце. Она удивленно подняла брови, отряхнулась и решила зайти в свою домашнюю оранжерею. В коридоре оставила телефонную трубку на столике и пошла. Вид зелени, цветов всегда благотворно влиял на нее. Она принялась поливать своих зеленых подопечных, рыхлить землю. По-хозяйски осматривала каждый цветок, отмечая, появились ли новые листья, не намечается ли цветение. Но как ни старалась она отогнать от себя лишающие покоя мысли, они упрямо лезли ей в голову.

Антон давно влюблен в нее. Какая нелепость, ведь она настолько привыкла воспринимать его как друга. Приходит время, когда переступить через эту черту становится невозможным. Оказывается, так думала только она. Сайко больше года вынашивает планы о том, как бы приблизиться к ней. Лита покачала головой, отказываясь в это верить. Она не нуждается в других отношениях. Неужели трудно понять? Ее гормоны желания перестали вырабатываться, и даже о легком, ни к чему не обязывающем флирте ей не хотелось думать. Женщина в ней существовала только в виде миловидной внешности. Ни малейшего желания нравиться, покорять и тем более лечь с кем-то в постель. Она содрогнулась при мысли, что чьи-то руки могут коснуться ее тела, чьи-то глаза — увидеть обнаженной. Лита поморщилась. Наверное, Леська скоро прямо скажет ей, что она фригидна. Пусть, но где же взять страсть и желание, не выдавливать же из себя по каплям?

Мужчина признался ей в любви, а былого отклика в душе она не ощутила. Как будто это произошло не с нею, с какой-то другой женщиной. Ее любит Антон, и она, быть может, со временем ответит ему взаимностью. Бред получается… Лита села в плетеное кресло, откинула голову назад. Она не хотела, чтобы кто-нибудь сейчас вошел, потому что почувствовала, как комок подступает к горлу, и вот беззвучные рыдания сотрясают тело. Она не могла объяснить, почему плачет. Просто вытирала слезы и мокрые дорожки под носом, размазывая их ладонью по щекам и скулам, как в детстве. Лита плакала, озираясь на неприкрытую дверь: хоть бы не увидел никто. Она хотела остановиться, но не могла. Откуда-то изнутри, из самых глубин поднимались боль и страх. Давно забытое чувство, сковывающее тело и мысли. Мартова закусывала до крови губу — не помогало. Жалость к себе, боязнь перед будущим, страх за Жорку, отчаяние и тоска одиночества — все смоталось в огромный клубок и давило, мешало трезво мыслить. Ей тридцать два, а ведь будет и сорок, и пятьдесят. Это сейчас женщины бальзаковского возраста вызывают усмешку: разве способны они что-то чувствовать, в их-то годы? «Время пролетит незаметно, и, оставшись одна, когда сын выберет свой путь, о чем будут твои мысли, Лита-Аэлита? Воспоминания станут не такими яркими. Многое сотрется из памяти. Ты будешь смотреть на старые фотографии и мечтать, как бы все могло сложиться, если бы…»