Заклинательницы ветров - Мэган Линдхольм

Добравшись до деревни, он увидел расписную вывеску, колеблемую океанским бризом, и направился прямо туда. Вывеска изображала рыбу, перепрыгивающую через вершину горы. Естественно было предположить, что гостиница находилась именно здесь: по крайней мере, двухэтажных строений в деревне больше не наблюдалось. Беленая штукатурка местами отвалилась от каменных стен, обнажая кладку, скрепленную раствором. У входной двери стояла на привязи одна-единственная лошадь, а в переулке – два стреноженных мула. Следуя примеру, Вандиен завел туда же своих скилий. Вся четверка тут же попадала наземь, и вскоре раздалось мерное похрапывание. Вандиен знал, что они так и проспят весь день до вечера, если только он их не разбудит. Тем не менее, он накрепко привязал повод к толстому железному пруту коновязи. И со стоном наклонился вперед, пытаясь привести в порядок измученный позвоночник. Когда же он выпрямился, перед ним стоял высокий мужчина. Стоял и смотрел на него оценивающим взглядом.

Море наложило неизгладимую печать на его внешность. Цвет его глаз был где-то на неуловимой грани между серым и голубым. Смотрели же эти глаза как бы сквозь Вандиена, словно их обладатель столько раз в своей жизни взирал на далекий горизонт, что близких предметов для него попросту не существовало. Закатанные рукава грубой рабочей куртки открывали крупные руки, покрытые дубленной непогодами кожей. Узловатые запястья были под стать мускулистым предплечьям, одного мизинца на руке недоставало. Стоял же мужчина так, словно не вполне доверял одной ноге. Редеющие волосы были зачесаны ото лба назад. Рыбак, выброшенный морем на берег, – сообразил Вандиен. Рыбак, не способный более стоять вахту и ставший содержателем гостиницы.

– Судя по шраму на роже, ты и есть возчик, прибывший к нам на Храмовый Отлив, – сказал человек. Он ронял слова скупо, точно монеты, с которыми ему совсем не хотелось расставаться.

Вандиена не смутило подобное обращение. Он давно привык к тому, что его узнавали по шраму.

– Ага, – сказал он. – А ты, надобно полагать, хозяин гостиницы?

– Так точно. И притом распорядитель празднества, – в нынешнем году будет третий раз, как я этим занимаюсь. Когда народ вернется с уловом, начнем развешивать флаги в честь Храмового Отлива. Ты будешь жить в гостинице и есть здесь же. Наверху тебя ждет славная комнатка. И еда, когда пожелаешь.

– А как насчет мытья? – спросил Вандиен.

– Можно и ванну… – Мужчина нахмурился, как будто Вандиен выпрашивал себе невесть какие блага. – У нас тут принято, чтобы до Отлива возчик получал все, что душе угодно. А если выступит как следует – еще и будь здоров какую отвальную. Честно говоря, – тут он снова смерил Вандиена взглядом с головы до ног, – того парня, что приезжал в прошлый раз, пожалуй, уже не затмишь. Весь разодетый в кожу с цепями, а в упряжке у него было шесть самых здоровенных мулов, каких я когда-либо видел. И умных к тому же. Пока не пришло время Отлива, мулы показывали фокусы: они умели считать! И сам возчик был не промах. Голыми руками гнул железные полосы, вот оно как! Минул Отлив, а деревня его еще три дня не отпускала. Он даже знал пару-тройку заковыристых песенок, которых мы тут не слыхивали. А уж мулов, как у него, мы, верно, больше и не увидим. За одну ту неделю гостиница доход получила, как в обычное время за месяц… – Он помолчал, хмуро глядя на Вандиена, потом спросил: – Ты хоть жонглировать-то умеешь? Или как?

На этот счет Ки его предупреждала. На кончике его языка повисла дюжина ядовитых ответов, но он их все проглотил и ответил просто:

– Нет, не умею. Я, видишь ли, не знал, что это требование к претенденту. Насколько мне известно, деревня нанимает возчика с упряжкой, чтобы выволочь что-то там такое из затопленного храма…

В его голосе все-таки прозвучала насмешка, но муж чина не обратил на нее внимания.

– Ты называешь ЭТО упряжкой? – спросил он с откровенным сомнением.

– Называю, – ровным голосом ответствовал Вандиен. И наклонился погладить чешуйчатое плечо ближайшей скильи. Животное дернулось в своей сбруе, беззубые челюсти влажно клацнули. Вандиен мысленно возблагодарил небеса, что при дневном свете скильи были полуслепы. – Этот из них самый привязчивый, – заметил он, любовно похлопывая стрекалом по задранной морде. Скилья гибко двинула крапчатой шеей и убрала голову.

– Раньше к нам сюда всегда приходили с лошадьми, ну, там, с мулами. Тоже что-то вроде традиции… – Хозяин гостиницы поскреб пальцами серебристую щетину на подбородке. Он явно продолжал сомневаться.

– Чего вы вообще тут хотите – блюсти традиции или все-таки вытащить из подводного тайника хренов сундук? – негромко поинтересовался Вандиен. – Когда я скреплял договор рукобитием, не было никакого разговора ни насчет породы, которая будет у меня в упряжке, ни о том, чтобы я непременно жонглировал куриными яйцами или извлекал платки из рукавов. Я полагал, меня нанимают для того, чтобы я совершил некоторое дело. А вовсе не затем, чтобы я еще раз повторил прошлые неудачи. Впрочем, вы заказчики, вы и смотрите…

– Э, постой! – Мужчина вскинул широкие ладони, не то защищаясь, не то упрашивая. – Я же не говорил, чтобы мне не нравились скильи. Верно, т'черья все время ими пользуются, и в плуг запрягают, и в повозки. Я просто не возьму в толк, как такие коротконогие звери ходят в упряжке да еще что-то возят!

Вандиен посмотрел на разлегшихся скилий и коротко пояснил:

– Так устойчивее.

Вообще-то, он и сам был полон сомнений. Самый рослый зверь в упряжке был ему едва до бедра, другое дело, Паутинный Панцирь, отчаянно шепелявя, с жаром настаивал на их выносливости и исключительной силе. Но вот к чему Вандиен уже отчаялся привыкнуть, так это к невероятной гибкости скилий. Они чем-то напоминали ему акул: тоже сплошные мышцы и сухожилия, обшитые толстенной шкурой. Тот удар хвоста заставил его задуматься о том, как же эти твари были устроены. Не могло же, в самом деле, так гнуться что-то с костями внутри?.. Так или иначе, не время было предаваться размышлениям и пестовать невольную брезгливость. Он с беззаботным видом пожал плечами:

– Просто они поближе к земле, и, по-моему, это не недостаток. Фургон может до ступиц уйти в грязь, и даже тогда мои красавцы легко его выдернут. Хвосты напружинят, всеми четырьмя ногами упрутся, спины ка-ак выгнут, – не знаю уж, какой должен быть груз, чтобы их удержать! А лапы! Ты посмотри только на эти лапы! Разве они завязнут в грязи, как лошадиные копыта? Вишь, какие они широкие, – и вес лучше распределят, и упираться удобней…

– А в воду ты их заводить не боишься? – не сдавался старый рыбак. – Там, в храме, даже в Отлив бывает не больно-то сухо. Чего доброго, вброд придется…