Держись от меня подальше - Татьяна Снежная

— Ты правда участвовала в подпольных боях без правил? — без прелюдии бросил он на стол свой козырь.

Дёмина на секунду побледнела, затем всё-таки улыбнулась. И улыбка эта была как лезвие ножа — тонкая, острая, опасная. Пусть лучше боится он.

— Да, — ответила вызывающе и откровенно, чтобы наглец даже не думал, что сможет этим её шантажировать. У Кирилла волосы на затылке встали дыбом — грёбаная темная Лайт, та, которая может его скрутить в болевом приёме без малейших угрызений совести… Уммм. Трепет перепутал места со страхом и чем-то тёплым прокатился по телу, заставив сердце сжаться. Он действительно больной? Белов ведь спустя несколько месяцев все-таки прислал ему результаты полного расследования о детстве Дёминой со словами: «Она отмороженная, если действительно участвовала в этом…»

— Сколько тебе было? — старательно пряча свой восторг, спросил Верховский. Он знал ответ, но хотел поймать её на крючок мелкими вопросами, заставив наконец говорить. Что может быть лучше, чем услышать историю из первых уст с настоящими эмоциями и деталями, которых ему так не хватало?

— Пятнадцать-шестнадцать, — напоказ небрежно обронила Лайт. Он и правда смог её зацепить. Ей вдруг захотелось шокировать его, вызвать отторжение, чтобы он больше не приставал к ней с вопросами.

Верховский попытался представить Дёмину в этом возрасте. Блядь! На ум приходила квинтэссенция всей её безумной ярости и бойцовского характера — чёрная шаровая молния, не успевшая завернуться в свой белый сугроб, в майке с черепами и рваными коленями на джинсах. Наверное, ему точно сорвало бы башню от такой девчонки, и он влюбился бы в неё с первого взгляда. Брюнет и не заметил, как хищно улыбнулся.

Лайт задела эта улыбка — он же ебаный псих. Почему она вечно забывает, что с ним всё не так?

— А ты таким больным стал после того инцидента с преступниками или был им до? — скривившись, спросила она.

Кирилл принял удар с достоинством: «Хочешь говорить с ней — терпи».

— После, — абсолютно спокойный голос, Юдин бы гордился им.

Женя от его безразличия сдавила пальцами предплечья, сглотнула и спросила:

— Тебя правда пытали?

Прямолинейность, как у удара молнии. Нет ни сожаления, ни такта, зато неподдельный интерес, пусть и сдержанный, холодный.

— Я мало что помню, — соврал Кирилл, но и эти слова были огромным шагом. Он никого, кроме своих терапевтов, не подпускал к этой теме так близко.

Ей неожиданно понравилось то, что в отличие от юриста парень не стал давить на её жалость.

— А ты калечила кого-нибудь?

Лайт снова вся сжалась в защите. Из католического приюта для девочек её выгнали за то, что на грубые слова она всегда отвечала кулаками, била за обиды несоразмерно сильно и безжалостно. Монахини, кажется, держали её за дикого зверя. В интернате для её агрессии нашли выход в спорте, а на подпольных боях вообще посчитали талантом. Она никогда не испытывала удовольствия от насилия, но и страха ударить кого-либо у неё не было. Зато другие боялись этой бесстрастной агрессии и сторонились её. Она прекрасно знала, как окружающие реагируют и отворачиваются от неё, когда она демонстрирует эту черту своего характера.

— Тебя калечили? — продолжил допрос брюнет.

Дёмина посмотрела на Верховского и прищурилась, наконец понимая, что он и без её ответов знает многое. У нее, кроме холодной агрессии, имелся ещё один талант — к цифрам. Но открыла она его в себе слишком поздно. И её сломанная рука стала скорее подарком, чем наказанием. В те два свободных от тренировок месяца она поставила себе цель перевестись в другое учебное заведение и забрать туда сестру. Ей нужно было кардинально сменить направление учебы и город, чтобы обрезать концы для агентов банд. Так всё сложилось как сложилось, а она начала впервые прятать свою агрессию в новую обертку, как прячут острие клинка в ножны. Так оказалось легче выжить. Для нее этот выбор стал осознанным, и целью было не просто получение образования, но и попытка сбежать и выжить. Более того — спасти сестру от подобной жизни. Она просто не могла плохо учиться.

— Ты не единственный, кому ломали конечности, — с жестокостью проговорила Женя. В её случае была левая рука, когда она решила «выйти из дела». Сломали чертовы «профессионалы» красиво и аккуратно, чтобы через пару месяцев она вернулась на ринг в прежней форме, но присмиревшая. Она не вернулась вообще.

Перед Кириллом поставили его блюдо. Он, хмурясь, отодвинул овощи от мяса вилкой.

— Как ты в это вообще ввязалась? — спросил он, делая вид, что это абсолютно нормальный разговор за обедом.

Женя, примерявшаяся к своей еде, только сейчас поняла, что собеседник ведь добился своего. Заставил её остаться и начать интересный ему, но такой неприятный для неё разговор.

— А ты как связался с наркотиками, золотой мальчик? — попыталась она ему отомстить.

Кирилл, прожевавший первый кусок мяса, ответил:

— В школах для золотых мальчиков тоже есть наркотики. У таких, как я, всегда водятся деньги, знаешь ли, — изящно парировал он.

В интернате водились и наркотики, и дилеры, и их ненавидели больше крыс. На наркоту чаще подсаживали именно девчонок, как раз потому что денег у тех не было, но всегда была возможность подзаработать телом. Их подталкивали к панели. Лайт из-за этого никогда не связывалась с наркотиками, даже когда ей предлагали перед боем взбодриться. Драться против соперника, который под химией — вот, что действительно неприятно.

— Мне пришлось участвовать в боях, потому что у меня, в отличие от тебя, не водилось денег, — Женя заметила иронию в их различиях. Хотя, если вспомнить прошлое, отчасти она врала. Да, пришла на ринг она из-за денег. Она понимала, что после выпуска, даже если и получит спортивную стипендию, ей нужны будут деньги хотя бы на первое время, чтобы взять под опеку сестру и забрать её из приюта. Ждать, когда Алисе исполнится восемнадцать и её выпустят, старшая не собиралась. С другой стороны — агент банд — так рьяно хотел видеть её на боях,