Город солнца - Туве Янссон

— Иди сюда! — позвала Ханна Хиггинс. — Здесь лучше видно!

По другую сторону клеток стоял Тим Теллертон… Автобус из «Приюта дружбы» уже прибыл.

Профессор поднял руку, и восемь погремушек ускорили темп, фактически суля смерть.

Теллертон смотрел на змей со сдержанной неприязнью, надеясь, что они не развернут свой клубок.

Профессор надул белый воздушный шар. Драматически замедлив жест, он стал протягивать шар к одной из змей, протягивать все ближе и ближе…

Никто не видел, как змея ударила хвостом по шару, никто не заметил и тени какого-либо движения. Слабый удар, треск, тряпка из резины, трепет удовлетворенности вокруг непробиваемого стекла клетки…

Томпсон пробился на другую сторону людского кольца. Хлопнув Теллертона по спине, он сказал:

— А вас я помню! Вы не пожелали сесть в кресла-качалки покойниц. Вы жалеете змей?

Теллертон, взглянув на змей, ответил:

— Да, мне жаль их!

— Так я и думал! — произнес Томпсон и отошел от него.

Змеевед, удостоенный длительных аплодисментов, вернулся обратно. Зрители за стеклом начали медленно расходиться. Змеи с погремушками по-прежнему лежали, свернувшись в твердый клубок, а погремушки их по-прежнему все еще гремели. От автобуса уже направлялся новый людской поток, а воинственная готовность змей не ослабевала до самого вечера.

— Мисс Пибоди, — спросил Теллертон. — Не видели ли вы Баунти-Джо?

Вопрос был фактически безличен. Так спрашивают в кассе, в канцелярии…

— Нет! — ответила она.

— У меня для него письмо чрезвычайной важности, письмо, что пришло сегодня утром.

Они влились в толпу экскурсантов, перебравшихся дальше, к цистерне с аллигаторами.

— Вам хорошо в Сент-Питерсберге? — спросила Эвелин Пибоди.

— Извините?.. — переспросил Теллертон.

— Вам хорошо живется в Сент-Питерсберге?

— Это очень красивый город!

Змеи лежали, сгрудившись в кучу друг на друге в углу цистерны, сухие, шероховатые тела, застывшие в оцепенелой массе, а на них капала из-под крана вода.

Пибоди и Теллертона теснили сзади люди. И она враждебно спросила, уютная ли у него комната. Он смущенно взглянул на нее.

— Комната? — переспросил он. — Да, очень уютная! Пойдем дальше?

Выбраться оттуда, из этой давки, лишенной какого-либо порядка или целеустремленности, было трудно. Люди загораживали друг другу дорогу, не зная, куда им идти и что им хочется видеть.

Прибыло уже множество груженных людьми автобусов… сплошные потоки — большей частью пенсионеров. Они двигались медленно и шли совсем в другую сторону. Постоянная трудность заключалась в том, чтобы вовлечь их в поток обычных экскурсантов.

— Поспешите сюда, — без устали повторял охранник. — Вам выйти или войти?

— Мистер Теллертон, — сказала Пибоди. — Я видела вас в разных представлениях.

Люди нажимали со всех сторон, иногда он оборачивался, чтобы посмотреть, не отстала ли она.

— В разных представлениях! — закричала она. — Это безумно много значило для меня!

Протиснувшись мимо кассы, они вышли, и мисс Фрей, подскочив к ним, сказала:

— Наконец-то вы здесь!

Она включила Хиггинс и Томпсона в свой список и оплатила их круиз по реке.

— Подожди, подожди! — остановила ее Пибоди. Она смотрела на Теллертона.

— Прошу вас. Если увидите Баунти-Джо, скажите, что ему пришло письмо.

Речной пароходик был набит битком; всем раздали по мешочку с кормом для рыбок. Включили громкоговоритель, и пароходик заскользил по мерцающим водам реки.

День был долгий, полностью завершенный. Те, кто устал, могли отдохнуть на террасах или в тени под деревьями, а те, у кого еще оставались силы, бродили в парке вдоль зеленеющих берегов и неустанно текущих вод. Малыши валялись в траве или спали, закинув ручонки над головками, ручонки, открытые, словно венчики цветов. Молодежь развлекалась, пуская в цель длинные, украшенные перьями стрелы из луков.

Когда Ханна Хиггинс проходила мимо тира с колоссально увеличенным изображением индейского вождя Тахатламоссе, она услыхала звенящие звуки пущенных стрел и остановилась, чтобы посмотреть. И разглядела в палисаднике индейские узоры ярких расцветок, а довольно далеко светились, словно солнца в небе, мишени. Над ними же высилась густая, зеленая, ограничивающая их от всего мира стена джунглей.

— А мы не можем пойти туда? — спросила миссис Хиггинс. — Стоит всего лишь двадцать пять центов, и я никогда не видела никого, кто бы стрелял из лука.

Мисс Фрей сказала, что время уже слишком позднее. В программе у них место игрищ Бемби[31], а потом — пора уже ехать домой.

— Подожди немного, — попросила миссис Хиггинс и подошла ближе, — всего лишь один часок.

Зрение ее было, как известно, скверное, и все краски вылились из предназначенных им границ, соединились друг с другом и со страшной силой смешались с дневным светом. Никто не знал, что Ханна Хиггинс — дальтоник, видевший окружающий мир еще более прекрасным, чем он был на самом деле. Однако идентифицирован был в ее глазах не только цвет, но и любое ее движение подвергалось выразительному упрощению. Там, где юная Ханна рассматривала то, к чему привыкла, постаревшая Ханна видела лишь реальность, освобожденную от привычной и ненужной детали. Самое существенное в цвете или в движении всегда выступало в самом ярком освещении на исходе дня.

Стрелки-лучники были изумительно красивые, тонкие и статные. Она видела, что тела их напрягаются, как напрягается тетива луков — спокойно и драматично. И лучники были столь же красивы, когда опускали свои луки движением, выражающим достойную внимания расслабленность.

Фрей повторила, что уже поздно, что у нее — билеты на место игрищ Бемби, а мелкие животные устают еще до наступления сумерек. Ей хотелось бы, чтоб Эвелин и Томпсон увидели место игрищ, пока животные не заснули.

— Это правильно, — согласилась с ней миссис Хиггинс. — Я бы тоже поспала немного в машине Юхансона.

Он сидел на террасе с газетой в руках.

— Юхансон, — сказала миссис Хиггинс, — вот двадцать пять центов. Будь добр, выстрели из лука как можно дальше. Ты ведь можешь выстрелить из лука?

Он ответил:

— Конечно могу!

— Конечно, он сможет, этот Крестный Отец Юхансон… Он сможет все что угодно, но он ничего не знает о джунглях! Он застрелит одного из моих тигров. Я люблю тигров, и змей, и вождей индейцев! — сказал Томпсон.

Юхансон ответил:

— Не беспокойся! Я выстрелю в воздух. Тигры мистера Томпсона могут идти куда захотят.

Мисс Фрей повела своих подопечных к месту игрищ.

— Он — большой осел, — сказал Томпсон, — если верит, что в Силвер-Спринге водятся тигры! Он еще хуже, чем я думал.

Место игрищ Бемби, огороженное палисадом, вплотную примыкает к джунглям. Все животные здесь — ручные и не кусаются. Все, кто хочет, могут купить детскую бутылочку с теплым молоком, снабженную соской, и напоить детенышей хищников или подержать на руках маленьких кроликов и котят. Коз где только не видно, их просто тьма-тьмущая. Блея и толкаясь, они, оскалив свои длинные серые зубы, пытаются жевать, втягивая в пасть одежду посетителей. А голуби абсолютно доверчиво опускаются на плечи и руки людей, дети пугаются, кричат, и тут же утешаются, и фотографируются, обнимая жующих животных. Надо всей этой неописуемо дружественной и мягкой сутолокой витает запах малышей, теплого нагретого песка, кипяченого молока и детской мочи.

Тим Теллертон остановился у входа и молча постоял, выискивая в толпе Баунти-Джо.

— О, милые мои, письмо! — воскликнула Пибоди. — Ведь они были здесь совсем недавно, и я забыла сказать им о письме! Линда поила молоком одного бемби, а я, заглядевшись на них, забыла об этом.

Теллертон слегка улыбнулся, пусть она не принимает это близко к сердцу, времени еще достаточно. Певец, видимо, сильно устал. Рядом с ними кто-то сунул монетку в кроличий автомат, оттуда выпал счастливый номер, и оба кролика, ринувшись вперед — каждый со своей стороны, — пустили передние лапки в ход и стали истерически бегать по кругу. Машина звякнула и остановилась. Одновременно тоненькая струйка овсяной крупы потекла вниз, на дно клетки.

Эвелин Пибоди стояла, глядя на Теллертона, и впервые увидела, что он — очень стар, что он — совершенно обычный старый человек с красивыми глазами.

«Бедняга, — машинально подумала Пибоди, — должно быть, он устал», и ее сострадание вернулось на обычные, известные Пибоди рельсы, к которым она привыкла и которые не могли уничтожить судороги ее восхищения. Подойдя ближе к Теллертону, она сказала, что в домике для игрищ есть скамейки, может, ему хочется отдохнуть?

Тим Теллертон вперил в нее взор своих голубых, будто льдинки, глаз и ответил: