Сталинградский апокалипсис. Танковая бригада в аду - Леонид Фиалковский

— Здравствуйте. Приятно видеть вас живым и здоровым.

— Что со мной сделается? Я везучий. Так сказала моя бабушка, когда принимала меня на свет божий. Пока не ошиблась. Рад видеть и тебя живым и здоровым. Надеюсь и дальше. Что ты хотел от меня? Или к Майе пришел?

— Хочу получить бинты, шины.

— Извини. Иди к Шепшелеву. Он будет ворчать, но не обращай внимания. Скажи, что я послал. Напиши требование и получай.

Я нашел Шепшелева, сказал, зачем пришел. Ни слова не говоря, он повел меня к бортовой машине и сбросил марлевый мешок — комплект шин и фанерный ящик — комплект перевязочного материала.

— Транспорт есть? Как и куда понесешь?

— Пока оставлю здесь и пойду за машиной. Она у штаба бригады.

Стал искать место, куда можно пока положить комплекты. Поднял один и понес к домику, у крыльца которого висела фанера с красным крестом. Из домика на крыльцо вышли врачи Зоя Ложкина и Майя Вайнштейн.

— Можно оставить комплекты, пока я за машиной схожу? — нашелся я.

— Конечно, пожалуйста, — сделала реверанс Ложкина. Посмотрела на Майю и рассмеялась.

Я растерялся. Очень неловко мне было. Стоял с ящиком в руках, все смотрел на Майю. Вдруг сообразил, что даже не поздоровался.

— Здравствуйте! — сказал я.

Они опять рассмеялись, а Ложкина убежала к машинам.

— Ящик-то поставьте и второй комплект принесите, — сказала Майя.

Я сходил за вторым комплектом, положил его поверх первого и подошел к Майе.

— Здравствуйте, Майя.

— Вы уже поздоровались. Смешной вы какой, неловкий, — она подошла ко мне ближе, застегнула пуговицу на моей гимнастерке. Я дышать перестал, а она продолжала: — Спасибо за маникюрный набор. Только сегодня девочкам показала. Очень красивый и, видно, удобный, но я еще не пользовалась. Храню для лучших времен. Как хорошо помылись в Зетах у вашей хозяйки. Спасибо. И вкусные лепешки приготовила хозяйка. Надо же было случиться налету вражеской авиации. Хотелось бы и сейчас помыться, хоть в речке искупаться или у колодца от пота и пыли отмыться. Где и как? Здесь не завели хозяйку? — лукаво спросила она.

— Пока нет, не успел.

— Вам, мужикам, проще, а нам как? В одежде от ваших взглядов не спрятаться. Думаем в сарайчике помыться. Зоя побежала ребят упросить воду принести, хотя бы холодную.

Я уставился на нее и молчу. Замолчала и она.

— Страшная я?

Я молчал.

— Что молчите?

Я смотрел на Майю и думал, как тяжело женщине на войне. Война — это мужское дело. А как тяжело женщине на войне. Мужик запросто разденется по пояс, помоется у любого колодца, водоема, — справит естественные надобности тут же на колесо машины или под любое дерево. А женщине? С ее физиологическими периодами, с ее гигиеническими потребностями помыться или подмыться. Как все это сложно и нередко невыполнимо. Все вокруг ждут от нее улыбки, ласкового слова, а она мучается от того, как бы справить естественную нужду, поддерживать в чистоте хотя бы некоторые части своего тела.

Я все смотрел на Майю. Глаза, такие выразительные, необыкновенные, как всегда я их видел, а сейчас растерянные, беспомощные, по-особому печальные, как бы говорящие: «Я здесь, сюда определила меня судьба, и что я могу поделать?»

— Чего молчите и так смотрите на меня, изменилась очень?

— Просто не место вам здесь, Майя. Ни моим сестрам, родным. Ни одной женщине не место на войне, где и мужчине непосильно трудно.

Мне жаль ее как сестру, на которую взвалилась непосильная ноша, не совместимая с женской сутью, с предназначением женщины. Я эту ношу, не задумываясь, переложил бы на свои плечи.

Она развела руками, которые лучше слов выразили: «Мол, что же делать?»

— О чем же вы думаете? Неловко как-то ваше молчание.

И я разговорился:

— Перенес бы я вас в родную мою Белоруссию, в пущу полесского края, где поместил бы в светлый теремок, возле которого протекает чистый ручеек, воду которого можно пить и в котором можно купаться. Велел бы всем зверям ублажать и лелеять вас. Медведям — носить мед, бруснику с земляникой, свежую рыбку; волкам — свежатину, а не консервы или концентраты; лисичкам — цыплят; зайчикам — свежую картошку, морковку и капусту; белочкам — орешки в шоколаде: русалкам — свежий хлеб и пышные булки, а не сухари; и птицы распевали бы волшебные мелодии или только вальсы и танго, если любите.

Ее глаза засветились таким счастьем, будто ребенку преподнесли расцвеченную огнями новогоднюю елку.

— А себе какое место определите при тереме?

— Это вам решать. Хоть сторожем вокруг, а если позовете…

— Хватит, фантазер! Сил нет больше слушать.

И слезы полились из ее потеплевших глаз, уже не печальных, излучавших тепло, признательность.

— Бегите к себе. И мне пора — много дел. Спасибо за добрые пожелания, — она стала уходить, остановилась, вернулась ко мне, положила руки на плечи, подтянулась на цыпочках, поцеловала и тихо сказала: — Спасибо большое, развлекли и порадовали, спасибо.

Она повернулась и произнесла издали:

— Чтобы беда вас миновала!

— И вас также, — крикнул я.

Она исчезла в домике. Я все стоял. Опомнился, пошел к штабу, вернулся с машиной, погрузил комплекты. Возле домика с красным крестом толпились красноармейцы, командиры. Большинство в повязках. Заехали в штаб, захватили ожидавших там командиров и убыли в расположение роты.

Весь день и ночь отходили части и соединения 64-й армии мимо нас в направлении Сталинграда. Прошли два медсанбата и за ними части не менее двух дивизий, ослабленных и измотанных, прошли остатки курсантских полков Грозненского, Винницкого и Житомирского пехотных училищ. В Житомирском курсантском полку, занимавшем оборону в полосе действия нашей бригады у разъезда 74-й километр, осталось в живых около десяти процентов личного состава. Погиб и начальник училища — командир курсантского полка полковник Гусев.

Все отчетливее стала раздаваться артиллерийская стрельба и взрывы бомб южнее нас. К звукам канонады северо-западнее нашего расположения мы уже привыкли. Враг наступал и с юга. Наши войска вынуждены отходить на новые рубежи. Удержать оборону Сталинграда на дальних подступах не удавалось. Все отступаем. Части здорово потрепанные, но могли бы еще сражаться. Или их решили сохранить, пополнить? Прикрыть отход других частей, значит, встречу с врагом взять на себя и по возможности задержать его. Тяжелая участь и на этот раз выпала бригаде. Мало осталось людей, мало вооружения. Две маршевые танковые роты… Не сила для такой задачи. Каждый в бригаде понимал, что придется стоять насмерть, что врага надо задержать хоть на какое-то время, пока не организуют оборону отходящие части дивизий на южной окраине города.