Таллинский дневник - Николай Михайловский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еще не прошло нервное возбуждение после тревожного дня. Говорят вполголоса, словно боясь нарушить тишину.
Одолевает смертельная усталость. Болит каждая косточка, каждый сустав. Нет сил стоять на ногах. Говорю себе: взбодрись, опасность не миновала - нас могут торпедировать, могут накрыть огнем вражеские береговые батареи... Но и самовнушение не действует. Хочется спать и только спать.
Над машинным отделением железная решетка. Снизу идет тепло. Здесь меня сваливает сон. Уже в состоянии полузабытья чувствую, как трудно дышать: нос забило мелкой угольной пылью, поднимающейся вверх вместе с потоком теплого воздуха. Ну и черт с ней, с пылью! Кажется, пусть меня колют сейчас иголками, бьют, режут на части, все равно я буду спать, и эту усталость не может перебороть сознание того, что именно сейчас, в ночное время, надо быть начеку. Нет, ни бомбы, ни мины, ни торпеды - ничто больше для меня не существует. Спать! Только спать!
Вскакиваю от оглушительного грохота. Слева над головой шарит голубой луч прожектора.
- Что случилось? - спрашиваю идущего мимо матроса.
- Финны прощупывают прожекторами. И ведут огонь. Один снаряд упал рядом.
Доносится голос Амелько, усиленный мегафоном. Он объясняется с командирами катеров, невидимых в темноте и угадываемых только по прерывистым звукам моторов.
- Подойти к борту! - несколько раз повторяет Амелько, пока в ответ не доносится голос:
- Есть подойти к борту!
Шум моторов приближается. "Морские охотники" пришвартовываются к борту корабля. Моторы работают приглушенно, и потому можно разобрать каждое слово из разговора Амелько с командирами катеров:
- Надо сниматься с якоря. Иначе нас накроют. Сниматься и идти самым малым.
- Опасно, товарищ командир. Много мин.
- Я вас потому и вызвал. Мое решение: послать катер вперед и каждые пятнадцать минут бросать по бомбе. Если поблизости мины, они будут детонировать. Понятно? Время дорого, пошли... Один катер вперед... Второй справа по борту.
- Есть! - отвечают с катера. - На вашу ответственность...
- Да, да, на мою! - звучит сердитый голос Амелько. По учащенному шуму моторов и всплескам воды можно понять, что катера отходят от борта. Наши машины тоже прибавляют обороты. Идем в сплошной черноте. Море слилось с небом. Лишь слева, с финского берега, тянутся узенькие белые лучи прожекторов. Сидя на палубе, настороженно прислушиваемся к всплескам воды, рассекаемой носом корабля. Через ровные промежутки времени по воде прокатывается металлический гул. Иногда после взрыва глубинной бомбы следует еще более сильный удар: это взорвалась мина.
Справа берег охвачен пожарами. Из темноты вырываются огненные блики. Там тоже идут бои. Фашисты приближаются к Ленинграду. Об этом даже страшно подумать...
* * *
На исходе последняя ночь нашего плавания. Восток светлеет, окрашивается в фиолетовый и розовый тона. Над водой расстилается легкая беловатая дымка тумана. Острые золотистые иглы солнца играют в воде, переливаются, согревают нежным теплом.
Занимается новый день. Шестьдесят девятый по счету день тяжелой войны.
Тихое утро. Ни волны, ни ряби, ни единого дуновения ветра. Гляжу на спокойное море, простирающееся далеко, до самого лесистого берега, выступающего узенькой, едва приметной черточкой на горизонте, и в голову приходит мысль: неужели это и есть то самое море, что сутки назад кипело от взрывов мин и бомбовых ударов, не раз погребало и пылающие немецкие самолеты и обломки кораблей, унесло немало человеческих жизней?
Впереди и сзади нас едва заметными точками на горизонте видны корабли. Так же, как и "Ленинградсовет", они держат курс на Кронштадт. Их не сумели потопить фашисты, как не смогли они надломить дух советских людей, убить нашу волю к борьбе, способность к сопротивлению.
...Легкий шелест доносится с носа корабля, рассекающего воду: два волнистых уса тянутся по бортам, а за кормой остается шумный пенящийся поток.
Все воспрянули духом и высыпают на палубу, с нетерпением ожидая, когда откроются родные берега.
Командир нашего необычного стрелкового подразделения собрал нас вокруг себя и показывает на финские шхеры, откуда в августе 1919 года английские торпедные катера совершали налет на Кронштадт. От катеров, как известно, сохранились одни обломки, их можно видеть в Центральном военно-морском музее в Ленинграде.
Даже раненые сейчас словно переродились. Не слышно стонов, производивших в боевой обстановке такое гнетущее впечатление. В каютах для раненых то же, что и везде: радость возвращения.
Только один человек не изменился. Амелько по-прежнему стоит на ходовом мостике в своем кожаном реглане с биноклем на груди - поглощенный управлением кораблем.
Солнце разлилось по палубе и начинает основательно припекать.
Корабль увеличил ход, но время тянется ужасно медленно, хочется поскорее увидеть хотя бы маленький клочок нашей родной земли.
Мои размышления обрываются криками сигнальщиков:
- Прямо истребитель!
Кто-то восклицает:
- Неужели опять налет?!
Все насторожились.
- Да нет, наши!
Как передать это волнующее чувство, когда люди, в ушах которых еще стоит проклятый гул фашистских бомбардировщиков, слышат вдруг звонкие певучие голоса наших истребителей. Защитники Ленинграда! Их рокот в ясной голубизне неба кажется нам живым приветом из родного города. Они несколько минут кружатся над нами, сигнализируют ракетами, а затем выстраиваются и продолжают полет над морем навстречу другим кораблям.
Одна радость сменяется другой. Впереди на горизонте появились очертания маленьких островков. Кажется, они все больше и больше поднимаются из воды. Кронштадтские форты - недремлющие морские стражи Ленинграда!
Мы продолжаем стоять на палубе и, забыв в эти минуты обо всем на свете, смотрим на приближающуюся родную землю.
На ходовом мостике, рядом с командиром корабля, появляется корабельный врач и обращается к Амелько:
- Товарищ командир! Раненые просятся на палубу.
- Вывести тех, кто может ходить. Пусть порадуются, - отвечает, улыбаясь, Амелько. И на его лице сейчас уже нет той суровости и ледяного спокойствия, что были вчера.
Фигура Амелько возвышается над счастливой и восторженной толпой, окружившей ходовой мостик.
Идем поодаль от фортов. На серых крепостных стенах не видно никого, кроме часовых да сигнальщиков.
И наконец вот он, долгожданный большой Кронштадтский рейд! Какое множество кораблей: миноносцы, тральщики, сторожевики, и среди них заметно выделяется изящный корпус с внушительными надстройками и орудийными башнями. Крейсер "Киров".
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});