Основатели кланов I: Исход - Рэндалл Биллс

Андрей осторожно поднялся и растопырил пальцы, чтобы дождь омыл их от грязи. Его глаза поднялись к окну на третьем этаже, прямо рядом с безнадёжно переполненной водосточной трубой.

Взгляды студентов, участвовавших в пари, через день после симуляционой битвы были не самыми обнадеживающими. Кипящий гнев и презрение у Сэмюэла, испуганные кроличьи глазёнки остальных трех кадетов. Не слишком-то похоже на только что проявившееся уважение.

Его отца, – Андрей был в этом убежден, – представление о том, что его сын ищет драки, чтобы завоевать уважение, повергло бы в глубочайший стыд. Не говоря уже о том, что он потерял самообладание перед подчиненным. Он вспомнил, сколько раз в детстве ему рассказывали историю из тех времен, когда генерал сам был кадетом. Тогда «насилие, порожденное глупостью», как всегда выражался его отец, едва не стоило жизни одному из кадетов. Вероятно, я более похож на отца, чем полагал до сих пор. Николай гордился бы, увидев, как я продолжаю семейную традицию.

После боя Андрей едва не принял решение вообще не прийти на занятия, зная, какие взгляды его ожидают. Весь остальной класс будет, конечно же, посвящен и соответствующим образом настроен. Более всего Андрей боялся встретить отторжение в одной вполне определенной паре глаз. Он был уверен в том, что это было бы больше, чем он в состоянии вынести.

Однако взгляд сквозь смотровое стекло воздушного шлюза на человека, с готовностью принимавшего последствия своих действий вплоть до самой смерти, в конце концов все же направил Андрея в аудиторию. Несмотря на острое чувство стыда, он вошел в класс, провел занятие так, словно ничего не произошло, и занялся зализыванием собственных ран. Всё время, прошедшее после боя, он был озабочен тем, чтобы не посмотреть никому в глаза – особенно Дане. Но теперь он пришел к выводу, что дальше так дело не пойдет. В конце концов, уж до этого-то он додумался.

Я нашёл поддержку там, где не смел надеяться.

Её глаза были полны понимания, они впустили Андрея в себя и уменьшили его боль.

Двадцать восемь часов.

Пришло время наконец-то принять решение – решение для себя самого. И по часу на каждый год, который Андрей потратил, ведя жизнь, которую определял за него кто-то другой или что-то другое. Происхождение, обстоятельства и козни его брата принудили его к такой жизни.

Моё участие во встрече на «Гермесе»? Симуляторный бой против Сэмюэла?

Множество решений, которые Андрей до сих пор полагал собственными, представлялись ему теперь реакцией на решения других людей. Мастерство, которого Андрей достиг в обращении с винтовкой, наперекор своей ненависти к ручному оружию – и несмотря на то, что пехотный экзамен стоил мне прямого вступления в СОЗЛ – представилось ему теперь в совершенно новом свете. Последствие действия, к которому меня вынудили другие. Выбор, который Андрей сделал, будучи уверенным, что должен подавить собственную слабость.

Но вот это… Это будет нечто совершенно новое. Решение, которое Андрей примет самостоятельно; путь, на который он вступит сам. До сих пор он не представлял, что способен на такие решения. Только сейчас он начал медленно, шаг за шагом, освобождаться от той жизни, которая, казалось, давно осталась далеко позади, во Внутренней Сфере. Перед ним раскрывались новые, собственные возможности – не те, которые имелись у него в прошлом. Это были возможности настоящего.

Моего настоящего.

Андрей подошел к зданию, двумя руками взялся за водосточную трубу, в которой булькало и хлюпало, и полез по ней вверх. Последние остатки старого «я» отреагировали встревоженно, насмехаясь над ним за его сумасшедшие действия.

Учитель, карабкающийся по водосточной трубе, словно прыщавый подросток в поисках приключений на свою задницу.

Дождь смыл эти мысли прочь. Ему помог невыразимый жар тёмных глаз, которые Андрей уже не мог выбросить из головы.

Ощущая боль в пальцах, он достиг окна, протянул левую руку и ухватился за правую створку. Потом он зацепился левой ногой за подоконник, так что смог постучать рукой в стекло. Ему это почти удалось, но в последний момент он поскользнулся на мокром подоконнике, больно стукнулся головой об стену и едва не свалился вниз.

Перед глазами мелькнуло презрительное лицо Николая. Дурак.

Неожиданно он почувствовал сквозняк. Андрей поднял глаза – окно было открыто. Ветер изо всей силы швырял дождь Дане в лицо. Удивительные глаза заставили немедленно исчезнуть образ Николая из мыслей Андрея.

Без единого слова Дана склонилась вперед, окончательно промокнув, и ухватила Андрея за руку. С её помощью ему удалось вскарабкаться на подоконник – хрупкая фигурка Даны скрывала в себе немалую силу. Андрей спрыгнул в комнату, закрыл окно и повернулся к ней.

Только мерцание уличных фонарей проникало сквозь стекло – единственное освещение погруженной во тьму комнаты. Буря эмоций и возможностей смешивались в чуждую атмосферу. На какой-то момент Андрею показалось, что он слышит, как с его мокрой одежды капли падают на ковер. Его губы пытались произнести какие-то слова, спросить, услыхала ли она его – откуда она знала? Но Дана подошла к нему и прижала палец к его губам. Он посмотрел ей в глаза и понял: этой ночью им не понадобятся никакие слова. Андрей почувствовал себя неимоверно тяжёлым.

Это не было ни поверхностным желанием малолетки, который едва-едва успел обнаружить собственный пол, ни сумасшествием новой любви. Телесное, ментальное и спиритуальное желания слились воедино, осели тяжестью в желудке, и тяжесть эта вырастала с каждой секундой. Это чувство усиливалось и усиливалось: казалось, тысячи рук подталкивают Андрея, пока ему не показалось, что он сейчас взорвется. Слёзы навернулись на его глаза.

Это что же, то самое, о чем говорил Уиндхэм? Может, его рассказ о судьбе значит больше, чем я думал. Мысль проскочила по краю его сознания и в следующий момент он был поглощен силой мгновения.

Во тьме комнаты, в пустоте – далеко-далеко от настоящей жизни, от времени – Дана начала раздевать Андрея, одновременно снимая с него прошлое. Плавные, уверенные движения, ускоряемые бурей чувств и желанием близости. Андрей глубоко вдохнул и выдохнул. Его глаза постепенно привыкали к темноте и, так же, как и все иные чувства, фокусировались на Дане. Последние остатки его одежды соскользнули на пол и он более почувствовал, чем увидел, что она отступила на шаг назад.

На долю секунды Андрей почувствовал неуверенность, потом он понял. Его дыхание забилось в лёгких, когда он дрожащими руками, однако так осторожно, как никогда доселе, стал раздевать её. Ему казалось, что его восприятие переходит на новый уровень каждый раз, когда он снимал с неё очередной предмет одежды. Он продолжал со всей осторожностью и ему, так же, как и Дане, удалось ни разу не прикоснуться к коже. В конце концов – время, казалось, растянулось бесконечно – он, дрожа, встал перед нею.

Что, все-таки мальчишка на пороге возмужания? Опыт всех предыдущих связей был бесполезен. Всегда – в первый раз.

Сначала он мог лишь угадывать её движения, одако Дана одну за другой зажгла несколько маленьких свечей, которые расставила в каменных подсвечниках на полу вокруг себя. Когда свет разогнал темноту по углам, ему показалось, что Дана вновь сняла одеяние, сотканное из тьмы.

По щекам Андрея текли слёзы.

Солдаты, кадеты и другие люди, с которым он до сих пор беседовал на интимные темы, видели в этом, скорее, некое задание, которое следует выполнять. Словно когда-нибудь секс окажется под контролем настолько, что его можно будет, как машину, припарковать где-нибудь в гараже и пользоваться им при возникновении надобности. До этого дня Андрей также был в этом убежден. Однако сейчас, когда они стояли друг перед другом нагие и промокшие – дождь унес с собой их различное прошлое и теперь их ожидало непонятное, но общее будущее – Андрей, казалось, понял, что именно означает понятие «близость».

Мы настолько отданы друг другу… никаких секретов больше. На равных, зная, что каждый заглядывает глубоко в собственное «я». То, что они узнавали, отражалось в глазах. Никакая правда не остается скрытой – Андрей инстинктивно почувствовал, что такие моменты даны лишь немногим из людей. И сколько из них отчаивается, ощущая такую близость?

Андрей понимал, что отныне не сможет прожить и дня без этого чувства.

Он ничего не знал о прошлом Даны. Точнее – он вообще ничего о ней не знал. Он сам держался подальше от этих вопросов, опасаясь, что они приведут его именно к такой ситуации, в которой он находился. Тем не менее, ощущение того, что в эту секунду он знает всё, что ему нужно знать, окатило его, словно волной. Ему было ясно, что всю свою жизнь он провел в поисках этого чувства единения.