Адам и Отка - Богумил Ржига

— Ну, это я уж придумаю.

— Ну хорошо, придумывай, — кивает головой старый часовщик.

Настоящий базар и непередаваемая суматоха воцаряются в доме Суковых как только те привозят Владю. Квартира перевёрнута вверх ногами, возгласы приветствия, шум, разбросанная одежда. Крик малыша. Проходит некоторое время, прежде чем ребята привыкают к этому внезапному беспорядку.

— Очень хорошо, что вы дома, — кричит тётя, — не придётся искать вас по радио!

— Зачем же снова искать? — отвечает с достоинством Отка.

Волосы у тёти теперь растрёпаны, от причёски ничего не осталось, но лицо сияет так, будто она выиграла миллион.

— Пойдите взгляните на Владю, — предлагает тётя.

— Да, посмотрите на Владю, — приглашает детей и дядя. И он весёлый, хотя глаза у него усталые.

Но что дети видят? Малыша со сморщенным личиком, о котором ничего ещё сказать нельзя. Он даже и на ребёнка пока не похож.

— Ведь он красивый? Правда? — спрашивает тётка.

— Видали вы такого красавца? — продолжает дядя.

— Да, красивый, — отвечает, соблюдая приличие, Отка.

— Да, — невежливо отвечает Адам.

— Скоро я ему покажу аэродром, — обещает дядя.

— А я его сейчас перепеленаю, — говорит тётя и развязывает узелок с ребёночком.

В пелёнках Владя кажется ещё меньше, а может быть, он и действительно меньше, чем надлежит быть малышу. Но это только кажется ребятам из Выкани. Новые родители ничего такого не замечают. Тётя собирается расстелить сухую пелёнку, но в руки берёт её неловко. И совсем уж неловко заворачивает Владю.

— Тётя, пусти меня, — говорит Отка и сама берётся за пелёнку.

Несколько ловких движений, и пелёнка там, где ей надо быть. Владя даже перестаёт пищать и робко моргает.

— Отка, это просто замечательно! — хвалит её тётя. В эту минуту она даже не вспоминает, что Отка пеленала Яхимка, наверно, уже тысячу раз, если не больше. Ведь с весны мама ходила в поле каждый день.

— Владя понял, что он дома. — Дядя делает новое открытие.

— Скорей всего, — бормочет Адам.

— Отка, погляди, правда, Владя похож на меня! — восклицает тётя. — Ты обрати внимание, и нос, и брови, и глаза. Неужели не видишь?

— Я не умею различать, — говорит Отка.

— Вот удивительно, — присоединяется Адам, хотя никто так и не понимает, что удивительно.

— Мы должны сообщить всем друзьям и знакомым, что у нас — сын Владимир, — говорит дядя, который любит всякие торжества.

— А что вы здесь без нас делали? — спрашивает тётя.

— Мы были на Граде.

— И заходили к Прокопу.

— Мы играли, наводили порядок.

— У нас и минуты спокойной не было.

— Я так устала, — говорит в заключение Отка.

А что принесло детям письмо из Югославии? Какие они получили приказы? Немедленно возвращаться в Выкань! Родители уже тоже спешат на самолёте домой, так что скоро они там встретятся и будут жить все вместе, как раньше. Яхимек наверняка уже скучает, а куры и кролики прямо голодают. Родители скучают о детях и думают, что дети тоже по ним скучают. Хватит уже бродить по свету.

— А откуда они знают, что мы скучаем? — удивляется Отка.

— Они думают, что мы Выкань так же любим, как и они.

— Это правда, — задумывается Отка, — только им, наверное, ещё скучнее, потому что они от Выкани дальше.

— Ну, не думаю.

— Почему ты не думаешь?

— Расстояние ничего не означает. Что пять километров, что тысячи километров. Всюду скучают одинаково.

Адам, я очень рада, что ты всё знаешь, — сверкает глазами Отка, она явно довольна.

Только Адам знает не всё. Дядя продолжает читать письмо. В том селении, у Нового Сада, была буря, но не какая-нибудь особая, югославская, а самая обыкновенная, только сильная. Родители каждый день вспоминают о своей деревне и не могут уснуть даже на мягкой постели. И только в самом конце письма была одна-единственная строчка о том, что отец снова стал победителем в пахоте.

После чтения письма дядя помолчал, и дети тоже притихли. Значит, Антонин Краль, тракторист из Выкани, умеет пахать лучше всех на свете.

И в пахоте никто с ним не может сравниться. А ведь свет велик. Дети даже не могут себе представить, какой свет большой. Пахарей на нём хватает — в том числе таких пахарей, которые умеют хорошо пахать.

Лучше всех знает мир дядя Сук, потому что он знает четыре части света. И всюду видел, как люди пашут землю, только он никогда не считал пахоту особым искусством. А теперь начинает об этом раздумывать. Ведь не всякая пахота как пахота.

— Скажи, пожалуйста, — обращается он к Адаму, — когда происходят соревнования в пахоте, что там измеряют? На что обращают внимание?

Адам смеётся. Ещё бы ему этого не знать! Ведь он же сын чемпиона мира!

— Каждый получает по одинаковому куску поля.

— Но это ясно, — кивает дядя.

— Грядка должна быть одна к одной, все одинаковые, ровные, одинаковой глубины, одинаковой ширины, и нигде не должно быть видно жнивья.

— Это я тоже понимаю.

— Ты ещё о чём-то забыл, — добавляет Отка. — Очень важно, каков конец поля. Это всегда у отца хорошо получается. Ни одного уголочка не остаётся невспаханным.

— Мне всё это кажется совсем не трудным, — смеётся дядя. — Но, наверное, я ошибаюсь.

— У отца есть свой собственный плуг. Но летать, я думаю, всё же труднее.

— Летать интересно, я очень люблю летать. А ваш отец, наверное, любит пахать, — говорит дядя Сук, и по нему видно, что именно так он и думает.

— А меня вот очень радует Владя, — заявляет тётя, которая пахотой совсем больше не интересуется. — Вот сейчас накормим его и отправимся гулять. Надо же ему показать Прагу.

Адам свободен. А Отка с тётей составляют процессию, которая следует за коляской Влади. Вся процессия направляется в центр города. А дядя остался дома изучать какой-то иностранный язык, потому что всюду хочет понимать людей и объясняться с ними. Адам очень радуется своей свободе. Ему нужно кое о чём подумать. И к тому же у него есть свои планы: он собирался заглянуть в табачный киоск в надежде застать там одного Шару. Минуту назад он заметил его мать у входа в магазин самообслуживания.

Пожалуй, Адаму следует подготовиться. Нужно бы принять вызывающий и недружелюбный вид. Но, с другой стороны, не к чему показывать, что он хочет драться. Адам вообще-то драться и не хочет. Значит, какой всё-таки у него должен быть вид? Бесстрашный. Да. И слегка насмешливый. А если Адам застанет Шару, когда тот будет помогать своей матери? Надо будет тогда дать ему понять, что придётся обслужить и его, Адама, если он того пожелает. А Адам и на самом деле пожелает, пусть Шара почувствует, что у Адама сейчас бóльшая власть, чем у Шары. Вывеску, которую Адам взял у пана Венцла, он берёт с собой, хотя пока ещё и не знает, что он с ней сделает.

И вот Адам входит в лавку. Это маленькое помещение, на прилавке стопки газет, сзади полки с пачками сигарет, на стенах плакаты. За прилавком Шара. Но Адам сразу же замечает, что и в табачной лавке Шара чувствует себя хозяином. Лицо у него замкнутое и чужое, в глазах ни малейшего испуга, выражение скорее внимательное, чем бдительное. Драться он не стремится, это видно сразу.

Адам выбирает открытку и платит за неё. Шара берёт крону, спокойно возвращает сдачу, не теряя своего достоинства. Правда, голос его немножко приглушён и дышит он чуть прерывисто, как и Адам. Но Шара явно не растерялся. Это Адам должен признать. Чувство превосходства у Адама исчезает. Положение снова ноль-ноль. Враждебность у Адама постепенно тает, затаившись где-то глубоко внутри.

Адам вспоминает о табличке, которую он взял у пана Венцла. Он вытаскивает её и ещё раз читает: «Не трогайте маятники». Табличка красивая, металлическая, белая эмаль с чёрной надписью. Он кладёт её на прилавок и говорит:

— Смотри, что я тебе принёс!

Шара смотрит на табличку, густо краснеет, и в глазах у него появляется какое-то робкое выражение, Адам теперь замечает, как у него отстают уши.

— Я не могу её взять, — наконец отвечает Шара. — Ты не наш.

— Подумаешь, не ваш, я ведь принёс вывеску не кому-нибудь, а тебе.

— А почему ты мне её принёс? — насторожился Шара.

— Потому что мы с тобой так здорово подрались!

— Что ж, можно и ещё подраться! — Шара снова успокоился. Краска от лица отливает, и оно снова становится естественно бледным.

— А я еду завтра домой, — говорит Адам. — Как приеду, тогда и подерёмся.

— Ладно.

— А вывеска?

— Оставь её здесь.

— Ну, до свидания.

— До свидания!

Адам выходит на улицу и только теперь немного успокаивается. Как странно, он больше смеётся, чем ругается. Впрочем, так и должно быть. Этот Шара, наверное, такой же, как Ежка Альтман. Наверное, и он всегда дерётся честно. А против такой драки ничего Адам не имеет. У настоящего мальчишки не могут быть только друзья. Наверняка будут и противники. Но только они должны быть такими, чтоб стоило с ними соперничать. И теперь ясно, что Шара может быть хорошим противником.