Ложь во спасение - Джереми Бейтс

ведь уже дал мне понять, что я тебе не нравлюсь, — рассудительно продолжил опасный гость. — Готов биться об заклад, тебя так и подмывает поделиться с кем-нибудь известной тебе информацией. А те, в свою очередь, поделятся ею с другими. Да ты и сам знаешь, как подобное происходит.

— Я никому не расскажу, — повторил Зак.

— И даже по пьяни?

— Нет, клянусь!

— А как насчет копов?

— Нет, ни за что!

— Потому что, если ты проболтаешься хоть кому-нибудь, даже намеком, я найду тебя и убью, тебе это понятно?

— Да…

— Громче.

— Да!

— Хорошо. — Джек отодвинулся назад. — Только все равно мне этого недостаточно.

Зак внутренне застонал.

— А знаешь, почему недостаточно? Потому что ты гнусный крысеныш. Уж я-то знаю. Да и все знают. И вот над этим тебе предстоит поработать, Зак. Мелких засранцев вроде тебя я насквозь вижу. Небось подумывал донести на меня, а потом залечь на дно, пока меня не арестуют, а?

— И в мыслях не было!

— Было-было, Зак. Потому что ты, как я уже сказал, гнусный крысеныш. — Внезапно Джек встал. Он все так же держал в руке фотографию родителей Зака и сейчас опять уставился на нее. — Твоя мать. Довольно симпатичная. Чем занимается?

— Она адвокат.

— Ты же не хочешь, чтобы с ней что-нибудь случилось, верно?

Ответа не последовало.

— И если с ней что-нибудь случится, виноват в этом будешь ты. Ты, и только ты. Понимаешь меня, Зак? — Джек помолчал, чтобы смысл его слов дошел до оппонента. — Есть у меня один приятель, которому я позвоню сразу, как выйду из твоей халупы. И скажу, чтобы он убил твою мамашу, если я вдруг загремлю в тюрягу. Он может, например, задавить ее, когда она будет переходить улицу по пути на работу. Или изнасиловать и убить в парке. Да много еще чего. Поверь мне, у моего приятеля богатое воображение.

Зака охватила жгучая ненависть к этому уроду за угрозы в адрес матери. С языка его готовы были сорваться резкие слова. Вот только, увы, делу это нисколько не поможет. Джек может психануть и раскатать его в лепешку, как того несчастного старика. А потом вырвет газовую трубу, что ведет к плите, да запихает в тостер газету. Разнесет на черепки весь дом вместе с ни в чем не повинной хозяйкой. Этот отморозок вполне способен на такое. Да вообще на что угодно, он же конченый псих.

— Так ты все понял? — подытожил Джек.

Зак угрюмо кивнул.

Не сводя с него взгляда, прорицатель безотрадного будущего бросил фотографию на пол. Раздался звон разбитого стекла. Джек поднял рамку, вытряхнул из нее оставшиеся осколки и вытащил снимок.

— Прихвачу, пожалуй. В качестве справочной информации.

С этим он поднялся по лестнице и вышел.

Глава 26

После того как Джек умчался на воспитательную беседу с Заком, Катрина вошла в дом и приготовила зеленый чай в надежде, что напиток успокоит ее нервы. Но куда там! Сделав пару глотков, она выплеснула его в раковину. В конце концов девушка принялась бродить по своему жилищу. Необставленные комнаты, с горечью отметила она, в точности отражали ее внутреннее состояние: полнейшая пустота, словно бы ее вычерпали ложкой. С того самого момента, как Джек сообщил ей о смерти Чарли и попросил помочь придать убийству вид несчастного случая, Катрина, по сути, впервые осталась в одиночестве. И сейчас, когда Джека, с его железной непоколебимостью и уверенностью, не было рядом, в душе у нее образовался вакуум, неумолимо заполнявшийся отчаянием. То, что поначалу представлялось ей лишь скверной идеей, теперь виделось чем-то совершенно немыслимым. Да как она вообще согласилась с замыслом Джека? Воздвигнутая ими плотина лжи шла трещинами, не выдерживая собственной тяжести. Стоило им залатать одну течь, как немедленно возникала другая. Не нужно быть Эйнштейном, чтобы догадаться, что их сооружение рано или поздно обрушится.

«Так сдайся полиции! — зашептал внутри Катрины слабый голос. — Все это зашло слишком далеко».

Она остановилась перед фотографией Шона, стоящей на каминной полке. Положа руку на сердце, Шон, как полная противоположность Джеку, был совершенно заурядным почти во всех отношениях. Но все равно Катрина его любила. С ним она была счастлива, ощущала себя в безопасности — а разве не это самое главное?

На ежегодном медицинском обследовании Шон невзначай обмолвился врачу о возникших проблемах с памятью. Тот направил его к специалисту, который исключил распространенные формы деменции и назначил дополнительные диагностические процедуры, в том числе спинномозговую пункцию, электроэнцефалограмму и компьютерную томографию. В итоге МРТ выявило у Шона одну из разновидностей болезни Крейтцфельда — Якоба.

С тех пор жизнь Шона и Катрины перевернулась с ног на голову. Болезнь Крейтцфельда — Якоба — редкое и фатальное нарушение мозговой деятельности, которое встречается у небольшого процента людей. Все врачи — а им довелось пообщаться с их изрядным количеством — предрекали, что Шону осталось жить примерно полгода.

Вскоре у Шона начались непроизвольные мышечные подергивания, затем он частично ослеп, а перед тем как впасть в кому, полностью утратил способность двигаться и говорить. Катрине не хотелось, чтобы свои последние дни Шон провел на больничной койке, и поэтому она переоборудовала первый этаж недавно приобретенного дома во временный лазарет и взвалила на себя обязанности круглосуточной сиделки.

Через одиннадцать дней Шон умер.

Катрина отвернулась от фотографии. Возле проигрывателя стоял Бандит. Он таращился на хозяйку, словно чувствовал ее состояние, которое было близко к отчаянию. Девушка решила вывести пса на прогулку, чтобы отвлечься от тяжелых мыслей, пока не станет известно о результате разговора Джека с Заком.

— Пойдем-ка, дружище, — сказала она, снимая с крючка возле двери поводок, — подышим свежим воздухом.

Но пристегнуть поводок к ошейнику оказалось непростой задачей: Бандит скакал от радости и норовил лизнуть ее в лицо. Наконец Катрина справилась с собачьей амуницией, достала из шкафа шерстяную кофту, и они с Бандитом вышли на улицу. Пока она изводила себя тягостными мыслями в доме, солнце успели затянуть грозовые тучи и погожий денек сменился серым унынием. Вдобавок заметно похолодало, словно стоял уже конец октября, а не начало сентября.

Прогуливаясь с собакой по улице, девушка вспомнила о стремительно приближающемся Хеллоуине. Самый подходящий для нее костюм на праздник, подумала она, — тюремная роба в черно-белую полоску. Если к тому времени, конечно, она уже не будет носить настоящую, оранжевую.

Пройдя по Уилер-стрит, она остановилась, заметив на другой стороне улицы католическую церковь Девы Марии Снежной — белое строение с галереей и синей крышей. Родители с детьми и старики спешили на воскресную службу. Катрина