Когда приближаются дали… - Владимир Немцов

Елизавета Викторовна вся сжалась, как бы готовясь к прыжку.

— Вот так история! И наш отдел кадров допустил его сюда? — И, уже не сдерживая возмущения, заявила с обычной категоричностью: — Как хотите, Валентин Игнатьевич, а Васильев использует свое служебное положение. Мало того, что сынка пристроил у себя под крылышком, он выписал сюда еще и девчонку-жену. Вся семейка тут. Я этого дела так не оставлю. Поговорим, где нужно. А эта ваша «Надин»…

— Почему моя, Елизавета Викторовна?

— А потому! Видела, как вы ей улыбочки строите. Вам, мужикам, лишь бы юбка была. Девчонка подмигнула, — шапку в охапку и за ней, — съязвила Пузырева. — А что в девчонке мозгу? Так, баловство одно.

Литовцев наклонился к ней и, скрывая ироническую улыбку, поцеловал руку.

— Охотно соглашаюсь. Вы женщина наблюдательная, Елизавета Викторовна, — с воркующими интонациями говорил Литовцев. — Вы, наверное, заметили и то, что на наших глазах расцветает юная любовь. Надин настолько увлечена сыном Александра Петровича, что я готов побиться об заклад, дело у них кончится браком.

— И это называется, мы боремся с семейственностью! — возмутилась Пузырева. — Нет, Валентин Игнатьевич, во всем этом мне надо сначала разобраться.

Литовцев остался доволен таким ответом. Он хорошо знал Пузыреву: разбираться она будет дотошно.

Прежде всего Пузырева решила выяснить, каковы же действительно отношения между Надей и сыном Васильева. Никаких усилий не потребовалось для того, чтобы убедиться, с кем проводит Надя каждый вечер. Это даже несколько разочаровало Пузыреву. Правда, девчонка приходит очень поздно и, не зажигая света, тихохонько раздевается и прячется под одеяло. И хоть не было прямых доказательств, что увлечение ее сыном Васильева перешло все границы, что подкрепило бы предположения Литовцева, Пузыревой уж очень хотелось лишний раз убедиться, что все девчонки одинаковы, а она права, когда говорит об их легкомыслии и безнравственности. Она теперь не спала до прихода Нади и, чуть прикрыв веки, следила за каждым движением девушки. Будет ли доказано, что она, эта девчонка, неумело работает с доверенными ей аппаратами, — неизвестно, но, во всяком случае, комсомольская организация института, где работает Колокольчикова, должна будет рассмотреть вопрос о ее поведении во время командировки. Хорошенький пример для здешней молодежи! Пузырева припомнила и то, как в присутствии ребят и девчат из совхоза, в гостях у Васильева, Колокольчикова, сидевшая рядом с его сыном, руку зачем-то положила на его плечо. Каждому могло быть ясно, в чем тут дело. Слишком уж красноречивыми они обменивались взглядами. Безобразие!

…Надя была незлопамятна и к тому же достаточно хорошо воспитана. Та небольшая размолвка, которая произошла между ней и Пузыревой, не могла стать причиной, чтобы не разговаривать с человеком.

Однажды Надя пришла не очень поздно. Пузырева еще не спала. У Нади было завязано горло, простудилась.

— Забавную частушку мы в деревне услышали, — разматывая бинт, весело проговорила Надя. — Уж очень здорово срифмована. Послушайте, — и она пропела, прищелкивая каблучками:

Дура я, дура я, дура я проклятая.Ходят с ним четыре дуры,А я дура пятая.

— Чем же тут восхищаться? — раздраженно спросила Пузырева. — Набор бранных слов. А о содержании и говорить нечего. Высокая мораль здесь проповедуется? Девушкам есть чему поучиться!..

— Но ведь это шутка.

— Безнравственная. Кто эти четыре дуры? Любовницы?

«А ведь она тоже самая обыкновенная дура» — мелькнуло в голове у Нади, и тут же ей стало стыдно, что могла так подумать о женщине, которая ей в матери годится. Надя не знала, как замять разговор, да и вообще она боялась говорить с Пузыревой.

Она свертывала бинт и почти физически ощущала, как скользит по ней взгляд Пузыревой, холодный и противный.

— Горло заболело? — спросила наконец та елейным голосом. — У меня стрептоцид есть.

— Спасибо, теперь уже лучше.

— Это я сразу поняла. На ночь можно не бинтовать. Никто синяки не видит. — Пузырева встала с кровати и подошла вплотную к Наде. — Прости за совет, никогда не разрешай целовать себя в шею. Как он этого не понимает?

Надя задохнулась от обиды и, с трудом пересилив гнев, отвернулась к окну.

— Вы гораздо старше меня, Елизавета Викторовна, и я должна относиться к вам с уважением, — чтобы скрыть слезы, раздельно и строго сказала Надя. — Но я очень прошу вас никогда… Понимаете, никогда не трогать того, что мне дорого и свято.

— Странная фанаберия, товарищ Колокольчикова, — процедила Пузырева и, укладываясь в постель, нарочито зевнула. — Мне-то, конечно, все равно… Только вот насчет святости разрешите остаться при своем мнении.

На другое утро Васильев зашел в лабораторию, где Пузырева продолжала свои эксперименты с раствором Даркова. Александр Петрович попросил показать лабораторные записи, которые вела Пузырева, и натолкнулся на странное несоответствие размеров частиц в графах № 1 и № 2. Помня указание Валентина Игнатьевича, она не записывала своих опытов с ультразвуком, но цифры в тетради остались, в данном случае они обозначали размеры обычных частиц в растворе до воздействия на него ультразвуком и после.

— Откуда столь тонкий помол? — спросил Васильев. — По рецепту Даркова дисперсность должна быть другой.

— Попробовала на всякий случай, — спокойно ответила Пузырева, закрывая тетрадь. — Результат тот же.

Она не лгала именно потому, что ультразвук чересчур мельчил частицы вещества, взвешенные в растворе, находящемся под высоким потенциалом; видимо, из-за этого и происходили все неприятности, а о том, откуда этот ультразвук взялся, она сама не знает. Когда это дело выяснится, тогда и будет доложено начальнику строительства. И для того чтобы пресечь всякие преждевременные технические вопросы, Пузырева ловко повернула тему:

— Мы с вами, Александр Петрович, люди науки. Методы поисков у нас определенные, лабораторные. А ведь разные неудачи могут и от людей зависеть. За своих вы, конечно, отвечаете. А всякие прикомандированные? Вы их анкеты видели? Вам известна их личная жизнь?

— Я не могу не доверять тем, кто подписывал командировки. Доверяю также и коллективу, где люди воспитываются. В частности, я очень доволен Багрецовым: инициативный, смелый, прямолинейный. Рад, что подружился с Алешкой. Я даже вижу его благотворное влияние.

— Ну, а что вы скажете о Колокольчиковой? О ее влиянии?

— Мне она нравится.

— То есть как это нравится? — Елизавета Викторовна выкатила глаза от изумления. — Я же серьезно спрашиваю.

— Я и отвечаю серьезно, — сказал Васильев. — Вот уж кого судьба не обидела! Смотришь на нее, и сердце радуется. Очень способный инженер. Дело свое любит. Жива, весела, остроумна, собой хороша… Изумительное сочетание!

Пузырева поджала губы, спросила язвительно:

— Надеюсь, при жене вы бы этого не повторили?

— Почему? Надя ей тоже очень нравится.

— Странная у вас жена, Александр Петрович. Это мужчины могут восхищаться смазливыми мордашками. А у нас, женщин, несколько иной критерий. Да и вам, как руководителю, следовало бы поинтересоваться поведением этой молодой особы. Раньше двух часов ночи она никогда не приходит.

Васильев рассеянно потер лоб:

— Да, это, конечно, неприятно. Надя вас беспокоит. Я постараюсь ее перевести. Завтра тут одна комната освобождается.

Пузырева всплеснула руками:

— Это значит мудрое решение! Бросить щуку в реку. Вместо того чтобы пресечь безнравственность, вы потакаете ей.

— Я не пойму, о какой безнравственности вы говорите? — уже начал сердиться Васильев. — Колокольчикова взрослый, самостоятельный человек. Здесь не санаторий, поэтому я не могу приказать ложиться спать в одиннадцать часов. Что вы от меня требуете?

— Видно, у нас с вами разные взгляды на воспитание молодежи. Мое дело предостеречь, — сказала Пузырева, вставая. — Боюсь, что вам придется изменить свое мнение о Колокольчиковой.

Оставшись один, Васильев стукнул кулаком по столу. Черт бы побрал эти бабьи сплетни! Ну что особенного, если девчонка придет в два, а не в двенадцать? Разве временем ее возвращения домой определяется нравственность? Ходила, наверное, с Алешкой по степи, сидела на лавочке в «мертвом саду». Возможно, они даже целовались, если Алешка сумел побороть свою робость. И все это так должно быть. Так заведено!.. А что хочет Пузырева? Ханжа несусветная.

Сегодня Валентин Игнатьевич получил от Пирожникова научно-популярный журнал, где была опубликована беседа с доктором химических наук товарищем Литовцевым перед его отъездом на целинные земли.

— Видали, Елизавета Викторовна? — не преминул он похвастаться, ласково поглаживая розовую лысину. — Народ интересуется нашими работами.