Серая чума - Александр Рудазов

По правую руку от аль-Шугеддима стоял (точнее, висел в воздухе) великий визирь. Мудрый Барахия служил еще царю Соломону, а также предыдущему Великому Хану. Не так давно этому дряхлому мариду исполнилось сорок тысяч земных лет. Теоретически джинны могут существовать неограниченно долго, но такая продолжительная жизнь сказывается даже на бессмертных. Барахия выглядел трясущимся старцем, туловище у него оканчивалось змеиным хвостом, полупрозрачная кожа отсвечивала ярко-голубым.

По левую же руку стоял кади ал-кудат — главный судья, и он же каид — главный военачальник. На эту должность Великий Хан поставил своего сына Шухмета. Огромный марид неуклюже топтался на одном месте и злобно посверкивал алыми глазами из-под шлема. Остроконечная шапка с кольчужной сеткой скрывала все лицо, кольчужная рубаха и широченные шаровары прятали остальное. За плечами виднелись разукрашенные меч и лук. Все детали вооружения — из чистого золота. Золото — мягкий металл, оружие и доспехи из него не куют, но для джинна функциональность не важна, эти детали играли чисто парадную роль.

— Ты знаешь мое имя, — полуутвердительно произнес Креол.

— Знаю, — спокойно кивнул аль-Шугеддим. — Не так давно мой кади ал-кудат нашел в старых свитках слова о древнем событии… Покажи, мой добрый куттаб.

Трясущийся от дряхлости Барахия слегка подполз вперед и вскинул тонюсенькие ручки. В них засветилось изображение другого места — но почти такого же, как этот тронный зал. Множество джиннов, расстеленные ковры с угощением — шло великое пиршество. В самом центре сидит толстяк неизмеримых объемов с нежно-голубой кожей — прежний Великий Хан. Около него вьются несколько крошечных маридов, синхронно открывая рот. Звука не было — «магический телевизор» Барахии работал только на изображение.

Великий Хан от души наслаждался пением маленьких джиннят. Он грыз баранью лопатку, другой рукой опрокидывал в пасть чашку кофе (джинны знают и любят этот напиток уже много тысяч лет), третьей отбивал такт, а четвертой нежно обнимал очаровательную молодую джиннью. В уголке рта торчала «злая сигарета» — особо острый табак-гашиш джиннов.

Ему было хорошо.

И вдруг идиллия нарушилась. Великий Хан резко дернул головой — мелодию расстроил совсем другой звук. Его ноздри раздулись, втягивая приторно-сладкий воздух Марибана, в котором неожиданно появилась некая посторонняя примесь. Кейф[24], созданный с таким трудом, разлетелся в пыль. Джиннья изогнулась, превратилась в яркую тропическую птицу и порхнула прочь. Четыре слоновьи ручищи взметнулись в воздух, хватая разрушителя удовольствия. Остальные джиннята порскнули во все стороны, с ужасом глядя на поганого пускателя ветров. Джинн-малютка дико завизжал, пытаясь вырваться из карающей длани повелителя…

Нет большего преступления, чем испортить кейф Великому Хану.

— Хубаксис ибн Касаритес аль-Кефар совершил страшный грех в присутствии моего славного предка и был приговорен к смертной казни, — заговорил аль-Шугеддим, кивая Барахии. Иллюзия рассеялась. — Однако ты, смертный маг, выдернул его из узилища и обратил в рабство! С этим смирились, однако его преступление не имеет срока давности. И теперь, когда он больше не находится в рабстве…

— Как это не находится?! — возмутился Креол. — Я его не освобождал! Пусть сгниет моя печень, если я давал этому ничтожному червю свободу!

— Но ты умер! — напомнил Великий Хан. — А закон Черного Шариата Джиннов гласит — со смертью хозяина все рабы получают свободу!

— Если я умер, то как же стою здесь, перед тобой?! — начал чернеть лицом Креол.

— То, что потом ты воскрес, не имеет никакого значения, — сладко улыбнулся аль-Шугеддим. — С момента твоей смерти марид аль-Кефар не является твоей собственностью. Впрочем, если ты сомневаешься… кади?

— Правота твоя очевидна, отец, — гулко пробасил Шухмет. — Все так.

— Видишь?

— Твой сын подтвердит все, что ты прикажешь ему подтвердить! — начал закипать маг. — Я требую беспристрастного суда!

— Что ж, отправляйся и поищи того, кто пожелает рассудить нас… — улыбнулся еще шире Великий Хан. — Любой из моих шарифов с радостью… хотя вряд ли тебе придется по душе их решение. Может, обратимся к кому-нибудь еще? Ступай и ищи… но поторопись — приказ о казни уже отдан…

— Нет, — холодно качнул головой Креол. — Я обращаюсь к древнему закону джиннов! Закону Бездымного Огня и Высшей Справедливости!

Перешептывающиеся шарифы резко замолчали и пораженно уставились на обнаглевшего смертного. Великий визирь озадаченно хмыкнул, пощипывая тощую бороденку. Кади ал-кудат невольно потянулся к мечу.

— Отец, позволь, я поражу этого аййаруна! — прогудел Шухмет.

— Нет, подожди, — медленно начал слезать с дивана аль-Шугеддим. — Так ты желаешь сразиться со мной, маг? Сразиться с Великим Ханом джиннов и ифритов? Ты, человек?!

— Да, — спокойно кивнул Креол. — По закону Бездымного Огня — через поочередные заклинания, удар-на-удар.

— Это справедливо, — встал на ноги Великий Хан. — И ты в самом деле считаешь, что можешь победить? Какие у тебя основания так полагать? Какими превращениями ты владеешь, что так самоуверен?

— Я не владею превращениями.

— Совсем?! — поразился джинн. Большинство маридов — великолепные метаморфы, они с легкостью меняют облик и очень любят применять это искусство в бою. — Что ж, твое право, я не стану его оспаривать… Освободить круг!!!

Туман-бульон молниеносно рассеялся, воздух стал идеально прозрачным. Тронный зал на глазах увеличился и сменил форму — теперь он больше напоминал зал для татами. Шарифы увлеченно загомонили, сгрудившись у стен. Разумеется, все они по-прежнему стояли навытяжку — ни один подданный Великого Хана не смеет присесть в присутствии властелина.

— Я готов, дитя глины, — усмехнулся Великий Хан, расправляя могучие плечи. — Барахия, мой добрый куттаб, брось жребий, реши, чей удар станет первым.

Престарелый джинн вытянул руку, и в ней материализовался глиняный кувшин. Барахия встряхнул его, перевернул вверх дном и вытянул оттуда черепок с портретом Креола.

— Человек чарует первым! — дрожащим голосом выкрикнул старик.

— Очень хорошо, — кивнул Креол, растирая запястья. — Я требую в случае моей победы вернуть моего раба и заплатить дийа[25].

— Еще и дийа?! — поднял брови аль-Шугеддим. — Однако ты нагл, порождение глины! Я прожил на этом свете шесть тысяч лет, но до сей поры не встречал… впрочем, пусть будет так. Я дарую тебе право на любую дийа по твоему выбору. Если, конечно, тебе удастся победить. Если же нет… хм… тогда ты пожалеешь, что вообще осмелился явиться в Каф. Может, лучше просто сыграем в нарды? — насмешливо предложил он.